Как конвой?
Три судна сильно отстали от остальных. Ближайшее на пеленге один-шесть-ноль, дистанция две мили.
Удивительная, очень хорошая новость, что всего три судна, не считая «Кадены», находятся вне позиций, учитывая, что через конвой прошли эсминец и подводная лодка, а внутри него торпедировали судно.
Крик со стороны моря вопль; отчаянный голос, зовущий на помощь. То, что доносился он издалека, слабый и в то же время вполне отчетливый, придавало мольбе особую пронзительность.
Предмет близко слева по носу! доложил впередсмотрящий левого борта.
Это было что-то темное на темной поверхности воды, и оттуда снова донесся дикий вопль. Уцелевшие по меньшей мере один уцелевший дрейфуют на обломках судна или на спасательном плоту; счастливцы, которые успели спрыгнуть за борт до взрыва и нашли спасательный плот, возможно, сами и сбросили его заранее. Им повезло, что судно продолжало идти по инерции, так что их не убило взрывом. Повезло? Через несколько минут они замерзнут до смерти. Сообщить о них на «Кадену»? Она в миле отсюда, и сообщить можно единственным образом подойти близко и кричать в мегафон. Возможно, она и не отыщет крохотный плот, а оправданно ли отзывать ее на милю, когда на расстоянии дальности торпед рыщет немецкая подлодка? Нет, «Кадена» стоит больше одной, двух, пяти жизней, даже если бы их можно было спасти наверняка. Спасти их самому? Во имя христианского милосердия? В Северной Атлантике нет христианского милосердия. Это значило бы рисковать кораблем. «Килинг» и его команда ценнее тысячи моряков торгового флота, быть может ценнее двух тысяч. И все же насколько велик риск? Даже одна или две жизни что-то да стоят. И если пройти мимо, об этом скоро узнает вся команда. Как это на нее подействует? Плохо. А международная дружба? Спасение этих жизней укрепит солидарность между союзниками. Если он спасет потерпевших, новость мало-помалу достигнет тех кругов, для которых важна союзная солидарность.
Право на борт, скомандовал он, потом в переговорную трубу: Дайте мне курс, чтобы туда вернуться.
Приказ был отдан быстро: так острие рапиры выписывает круги, готовое встретить выпад. А благодаря сотне учений «человек за бортом» в мирное время Краузе, по крайней мере, усвоил накрепко и нужную последовательность действий, и то, с какими сложностями это связано.
Обе машины вперед треть хода. Обороты на шесть узлов.
Есть шесть узлов, сэр. Машинное отделение докладывает: «Есть шесть узлов».
Кто младший вахтенный офицер?
Я, сэр, донеслось из темноты. Уоллес, сэр.
Быстро к левому борту. Приготовьте тросы. Обвяжите двух добровольцев булинями и спустите их за борт, как будет пора.
Есть, сэр.
Крикните мне сразу, как всех поднимете.
Есть, сэр.
Теперь дело за мастерством судовождения. С положенным на борт рулем скорость «Килинга» быстро уменьшалась. Чарли Коул по переговорной трубе довел их до места, но даже когда темный предмет снова увидели, пришлось поворачивать дальше, чтобы плот оказался с подветренной стороны левого борта; следующий приказ Краузе отдал ровно в тот момент, когда дующий с траверза ветер, давя на высокий полубак, начал разворачивать «Килинг»; и это тоже требовалось учесть. На учениях «человек за бортом» у них были бы прожекторы, готовые к спуску шлюпки, светящийся буй, чтобы отметить место.
Обе машины назад две трети хода.
Есть обе машины назад две трети хода. Машинное отделение отвечает: «Есть обе машины назад две трети хода», сэр.
Обе машины стоп.
Есть обе машины стоп. Машинное отделение отвечает: «Есть обе машины стоп», сэр.
Теперь несколько опасных секунд, пока «Килинг» дрейфовал без хода; локатор по-прежнему пикал, вода плескала о правый борт, шум ветра почти заглушал звуки с левого борта. Молчание в рубке. Затем крик Уоллеса снизу:
Все на борту, сэр! Мы их подняли!
За бортом все чисто?
Все чисто, сэр!
Обе машины вперед средний.
Есть обе машины вперед средний. Машинное отделение отвечает: «Есть обе машины вперед средний», сэр.
Лево руля. Одерживай.
Это было необходимо, чтобы отвести корму корабля от брошенного позади спасательного плота.
«Килинг» снова ожил, противоестественная ветренная тишина сменилась шумом двигателей. В переговорную трубу:
Где «Кадена»?
Пеленг один-восемь-семь, дистанция две тысячи.
Право руля. Курс один-девять-ноль.
«Кадена», очевидно, все еще ищет потерпевших: судя по дистанции и пеленгу, она ко времени поворота «Килинга» не начала догонять конвой.
Предметы слева по курсу!
Предметы справа по курсу!
Обломки досок, решетки и крышки люков, раскиданные взрывом. Никаких голосов. Из темноты возник Уоллес.
Подняли четверых, сэр. Отправили к врачу. У двоих ожоги, сэр, но не знаю, насколько сильные. Я их не видел.
Очень хорошо.
К лучшему, наверное, что молодой Уоллес не видел обожженных. Краузе на своем веку видел одного или двух и не хотел бы увидеть снова. Надо не забыть, что Уоллес сработал быстро и точно.
В полумиле справа по курсу вырисовывалась «Кадена». Тщательные наблюдения, чтобы понять, каким курсом она идет, тщательно просчитанный приказ рулевому, чтобы подойти на расстояние окрика. Краузе шагнул к мегафону:
«Кадена»!
Слабый, едва различимый отклик; судя по качеству звука, кричали в рупор.
Комэскорта. «Килинг». Мы подобрали четверых уцелевших.
Мы ни одного, ответил рупор.
Догоняйте конвой. Курс восемь-семь. Ищите отставших по курсу.
Окей.
Лево руля. Курс ноль-ноль-ноль.
Курс точно на север не хуже любого другого. Где-то в той стороне может находиться подлодка, которую он преследовал и обстрелял глубинными бомбами, скорее там, чем где-либо еще, хотя это не особенно много значит. Можно прочесать это направление по пути к левому флангу конвоя. За это время он успеет решить, патрулировать ли тыл или вернуться во фронт.
Артчасть докладывает, сэр, произнес из темноты телефонист, затем в микрофон: Повторите, пожалуйста.
Несколько секунд задержки, потом телефонист сказал:
Артчасть считает, у них было одно-два попадания при последнем обстреле, сэр.
Одно или два попадания. Они не помешали подлодке пройти через конвой, выпустить по меньшей мере одну торпеду и погрузиться, когда он собрался вновь ее атаковать. Или она не погрузилась, а затонула? Нет, это слишком хорошо для правды. Пятидюймовый снаряд может пробить надстройку субмарины насквозь, не взорвавшись и не повредив ее способности к погружению и всплытию.
Артчасть докладывает, сэр, произнес из темноты телефонист, затем в микрофон: Повторите, пожалуйста.
Несколько секунд задержки, потом телефонист сказал:
Артчасть считает, у них было одно-два попадания при последнем обстреле, сэр.
Одно или два попадания. Они не помешали подлодке пройти через конвой, выпустить по меньшей мере одну торпеду и погрузиться, когда он собрался вновь ее атаковать. Или она не погрузилась, а затонула? Нет, это слишком хорошо для правды. Пятидюймовый снаряд может пробить надстройку субмарины насквозь, не взорвавшись и не повредив ее способности к погружению и всплытию.
Кто докладывал?
Мистер Кан, сэр.
Очень хорошо. Подтвердите сообщение.
Кан мог быть прав. Мог честно заблуждаться или набивать себе цену. Он молодец, что дождался передышки, прежде чем сообщить маловажные сейчас сведения. Краузе с сожалением заключил, что плохо знает молодого Кана и не может судить о надежности его предположений.
Каков пеленг конвоя? спросил он штурманскую.
Последнее судно левой колонны у нас на правом траверзе, пеленг ноль-восемь-пять, дистанция три мили, сэр. Пять-пять-ноль-ноль.
Очень хорошо.
Он еще раз пройдет в тылу конвоя, прочесывая эту область локатором.
Право руля. Курс один-семь-ноль.
Темная фигура, которая сейчас появилась в рубке и смотрит на репитер, должно быть, Уотсон. Вот он нагнулся над прокладочным столом. Теперь что-то задел ногой что-то, издавшее металлический звон. Ну конечно же, это позабытый на палубе поднос с кофе и сэндвичем! Краузе тут же ощутил зверский голод и жажду, сперва голод, потом жажду, но жажда была сильнее, хоть он и вспомнил про нее во вторую очередь.
Это мой поднос, сказал Краузе. Давайте сюда.
Уотсон поднял его и поставил на священный стол.
Уверен, все остыло, сэр, сказал Уотсон. Давайте пошлю за новым.
Рассыльный. Принесите мне еще кофейник. Сами принесите, буфетчику не поручайте.
Есть, сэр.
Однако теперь, вспомнив про голод и жажду, Краузе был не в силах дождаться нового подноса. Он нащупал кофейник, все еще наполовину полный. Чашка куда-то задевалась, но это не имело значения. Краузе поднес ледяной кофейник к губам. Он пил и пил, а когда почувствовал во рту гущу, то проглотил и ее. Есть хотелось зверски. Рука в перчатке наткнулась на сэндвич. Краузе поднял его обеими руками и жадно в него вгрызся. Сэндвич был как из холодильника, черствый и кляклый одновременно, но Краузе все равно откусил большой кусок и с наслаждением прожевал. Между кусками хлеба лежал большой ломоть солонины, щедро приправленный майонезом, а на солонине толстые кольца сырого лука. Только один лук и сохранял еще какую-то жизнь; майонез впитался в хлеб, со второго укуса стало ясно, что нижний ломоть промок в расплескавшихся сливках, а с третьего что на верхний кусок попала морская вода, вероятно брызги, залетавшие в выбитое окно. Однако все это не имело значения. Луковые кольца хрустели на зубах, пусть даже хлеб раскисшей массой прилипал к нёбу. Краузе кусал, жевал и проглатывал в темноте. На четвертом укусе губы подстерегало крайне неприятное ощущение прикосновение к меховой перчатке, которой он держал сэндвич, а на пятом к вкусу хлеба добавился вкус перчатки.
Эхосигналы позади корабля! раздалось из переговорной трубы. Пеленг ноль-ноль-пять, дистанция две тысячи.
Руль лево на борт. Курс ноль-ноль-пять, скомандовал Краузе, по-прежнему держа в левой руке остаток сэндвича.
Это должна быть та же лодка, которую они раньше вынудили погрузиться. Вот же настырный немец! Его дважды обстреляли, потом закидали глубинными бомбами, а теперь он всплыл и, надо думать, спешит снова догнать караван.
На румбе ноль-ноль-пять, доложил рулевой.
Цель смещается на восток, сказала переговорная труба. Курс ноль-восемь-пять, насколько я пока могу судить. Пеленг ноль-ноль-шесть. Ноль-ноль-семь.
Право помалу. Курс ноль-один-ноль, скомандовал Краузе.