И он был похож на меня?
Очень.
Парень на секунду задумался, затем взял с бардачка телефон и начал листать в нём фотографии.
Не Андрей Иванцев случайно? У меня перехватило дыхание.
Ты знал его?
Смотри.
Молодой человек протянул мне телефон. На фотографии были двое парней. Они сидели за деревянным столом в какой-то избушке, одетые в горные ветрозащитные куртки, и, судя по стаканам и фляжкам в руках, согревались спиртным после непогоды.
Это с Эльбруса, сказал Воронцов. Два года назад.
Южный подъём?
Андрей кивнул.
Несколько минут мы просто сидели в машине, не в силах произнести ни слова. Что-то невероятное, что-то роковое витало в воздухе, и каждый из нас чувствовал, как в этот самый момент переплетались две судьбы, связанные дружбой с одним удивительным человеком.
Я не знал его также близко, как ты, нарушил тишину Воронцов. Мы познакомились там, на восхождении попали в группу. Для меня это была первая вылазка. Андрюха же, как я понял, поднимался регулярно. Я удивился ещё, когда он успел? На два года младше меня был. Восемнадцатилетний паренёк, а по опыту и сноровке уже бывалый Нас постоянно путали. Говорили, мы очень похожи. Мы и сдружились-то с ним на этой почве.
Воронцов отложил телефон. Он помолчал немного, а затем посмотрел на меня и произнёс:
Кстати, теперь я вспоминаю, он рассказывал Да, точно. Помнится, на одном из привалов у нас зашёл разговор о всякой эзотерике, в общем. Он сказал, не сильно разбирается в этой теме, но, мол, в Красноярске у него живёт друг специалист по таким вопросам. Юрой зовут. «Приезжай, говорил, к нам в Сибирь, я вас двоих познакомлю». Это ведь ты, верно?
Верно.
Офигеть, если честно. Не верится
Да. Мне тоже.
Я тогда пообещал, что приеду. Но за два года так и не вырвался. То одно, то другое А весной я узнал Про Пальмиру Какое-то время мы сидели молча. Не потому, что нас оставил дар речи или сковала неловкость. Просто в одну секунду все разговоры стали ненужными, и наши мысли, попавшие в резонанс, были ясны друг другу без слов.
Иногда людям, чтобы общаться, достаточно просто быть рядом. Это был именно такой случай.
Так он был твой лучший друг? спросил Воронцов.
Он до сих пор остаётся им.
Андрей посмотрел на меня. Затем протянул ладонь. И мы пожали руки так крепко, словно были знакомы всю жизнь.
На заднем сидении, высунув язык, сидела Джесси. Она часто дышала и смотрела то на своего хозяина, то на парня с копной светлых волос, что недавно прятался от неё на дереве. Джесси не понимала, почему эти двое вдруг остановились и стали такими задумчивыми.
Людям было грустно. Она чувствовала это. Не выдержав, Джесси заскулила и опустила голову на передние лапы.
В следующую секунду рядом с Джесси появилась черноволосая девушка. Та самая, необычная, что была на поляне. Девушка была заботливой. Она нравилась Джесси. Она заботливо гладила Джесси по спинке и шептала на ухо успокаивающие слова.
Но Джесси не могла понять, почему руки девушки были так холодны. Почему они светились этим странным бледно-голубым светом? И самое главное, почему эта добрая и молчаливая девушка, которую не замечал хозяин, не имела даже собственного запаха?
Трёх часов, проведенных в дороге, оказалось достаточно, чтобы составить примерный портрет нового знакомого.
Признаюсь честно, в первые минуты общения мне было трудно не сравнивать Воронцова с тем другим Андреем. Слишком сильно он напоминал его внешне. Те же длинные русые волосы, расчёсанные на две стороны, те же острые скулы и подборок, та же трехдневная щетина на лице. А самое главное золотые глаза, вечно улыбающиеся из-за лёгкого хитрого прищура. Как и старый друг, Воронцов был чуть ниже меня ростом, но заметно шире в плечах.
Впрочем, на этом сходство заканчивалось, и уже через пару минут я полностью осознал, что рядом со мной сидит не погибший товарищ, а совершенно другой, не менее интересный человек.
Из рассказа Воронцова следовало, что он родился в Питере, вырос в обеспеченной интеллигентной семье, и после окончания школы переехал в Москву, где сейчас заканчивал предпоследний курс лечебного факультета. Однако что-то в его характере упорно не вязалось с образом чопорного петербуржца, каким Андрей пытался себя представить. У него была необычная манера общения открытая, искренняя и даже немножко дерзкая. Для человека, выросшего в семье, где ценились манеры и холодный академизм, Воронцов был слишком прям и порой груб в выражениях. Его раскованность, непоколебимая уверенность в собственных словах и готовность ответить за них, выдавали в Андрее человека, получившего уличное воспитание.
Несмотря на это мне почему-то казалось, что, будучи подростком, Воронцов не слишком-то стремился к уличному авторитету. Он больше напоминал тех людей, что всегда могут дать сдачи, но стараются не лезть лишний раз в драку. Внутренняя доброта и мягкосердечность в этом парне поразительным образом сочетались со смелостью, острым умом и разоружающей прямотой. Андрей напоминал мне странствующего рыцаря, который успел повидать многое, но сохранил при этом истинное понимание человечности.
Была ещё одна деталь в его образе, которая не давала мне покоя. Пожалуй, именно она и заинтересовала больше всего. Складывалось ощущение, что в сердце у этого парня поселилась какая-то навязчивая идея. Великая цель, известная лишь ему одному, ради которой Воронцов шёл по жизни с твёрдым упрямством и, несмотря на внешнее сопротивление, продолжал гнуть свою линию. Ни семейные традиции, ни осуждающие взгляды товарищей не могли заставить его свернуть с намеченного пути. Какова была эта цель? К сожалению или к счастью, на тот момент она оставалась для меня загадкой.
Не знаю, догадывался ли Воронцов о том, что пламя великой идеи горело не только в его груди. Заметил ли он, как мы были с ним в этом похожи? Два человека, идущие на зов путеводной звезды. Два странника, чья встреча была предначертана судьбой.
Два друга, чьи жизни вскоре должны были полностью измениться
Два друга, чьи жизни вскоре должны были полностью измениться
Стоило Андрею открыть дверь, как Джесси тут же забежала внутрь и принялась обнюхивать каждый угол. Виляя хвостом, она забавно фыркала и чихала от поднятой пыли.
Судя по всему, в квартире давно не бывало людей.
Располагайся, сказал Воронцов. Чувствуй себя как дома.
Он кинул сумки в коридоре. Я последовал его примеру и сбросил с плеч тяжёлый рюкзак. Мы прошли в гостиную.
Уютная у тебя берлога, признался я, оглядевшись.
Досталась от родителей.
А они?
Уехали жить в Германию.
Неплохой выбор. Покурить можно где-нибудь? спросил я.
На крыше.
Э-э-э Где?
На крыше, повторил Воронцов, к окну подойди, поймёшь.
Я отодвинул шторы и восхищённо присвистнул. За старой деревянной рамой начиналась не улица, как можно было ожидать, а крутой жестяной скат, обрывавшийся над двором-колодцем. По надломанному подоконнику можно было догадаться, что Андрей и сам частенько лазал наружу.
Будь осторожнее, предупредил Воронцов, легко упасть.
Окей. Принял к сведению.
Там лестница есть, сказал Андрей, лучше поднимись по ней чуть выше. Там пологий скат. Да и вид на город открывается неплохой.
Хорошо.
Открыв окно, я вылез из квартиры, осторожно ступил на ржавый жестяной лист, затем забрался вверх по металлической лестнице и оказался на самой высокой точке здания. Сигарета, которую я держал в зубах, выпала и покатилась по крыше.
И это ты называешь «неплохой вид»? тихо сказал я. Это же Это просто Сказка!
До самого горизонта раскинулся Петербург. Калейдоскоп бледноцветных построек напоминал архитектурное море, что пенилось волнами крыш и играло высокими шпилями, словно мачтами кораблей. Над ним, подобно рифовым скалам, возвышались купола храмов, и солнце, отраженное в их позолоте, падало на стены домов тёплой мозаикой бликов, отчего город был охвачен пожаром.
Я достал новую сигарету и закурил, наслаждаясь закатом.
Через какое-то время позади меня появился Андрей. В руках он держал чёрный пакет. Внутри оказались два стеклянных стакана и бутылка спиртного. Парень сел на крышу и ловко распечатал тару.
Добро пожаловать в Санкт-Петербург, произнёс Воронцов, город особо окультуренных людей. Только представь, дружище, но за триста лет здесь ни разу не помочились в подъезде! Как тебе такое достижение, а? Европа, мать её! Одна беда в парадных ссут всё так же.
Я покачал головой. Присев рядом, я произнёс:
Андрей.
Парень не ответил.
Андрей, повторил я.
А? очнулся он. Извини, задумался.
А ты знаешь, что Пётр любил европейскую моду? Хотел, чтобы всё у нас как на западе было.
Слышал такое.
И однажды издал указ, которым вводился налог на бороды.
Да, об этом, кажется, в школе рассказывают.
Так вот тебе пришлось продать бы свою квартиру, чтобы расплатиться за последнюю шутку.
Андрей засмеялся и дружески хлопнул меня по спине.
Что поделать? пожал он плечами. Такой уж мы народ. Для нас хорошая вещь та, что проверена временем. Поэтому и в парадных ссым. Привыкли так.
Не изжить влиянию запада наших бородатых традиций.
Слава отечеству. Выпьем за это.
Андрей разлил ром по стаканам, и мы выпили. Напиток обжёг нёбо и заструился по телу жидким огнём. Я зажмурился, чтобы сдержать выступившие слёзы, и до боли сжал кулаки.
Мать твою, что за дерьмо!
Особый «Бакарди», ответил Андрей. Адская штука прямиком с Карибских островов. В ней семьдесят пять оборотов, улавливаешь масштаб? Этот ром на семьдесят пять процентов состоит из пиратского счастья.
Как будто сам дьявол помочился мне в глотку, сказал я. Наверное, принял её за парадную.
А ты думал, хмыкнул Андрей. Напиток для настоящих мужиков. Налить ещё?
Наливай.
Воронцов плеснул. Я глубоко выдохнул и выпил залпом.
Как ощущения?
А-а-а!!!
Чувствуешь, как тепло струится по венам?
Чувствую, как в желудке взорвался атомный реактор.
Точнее и не скажешь, Андрей засмеялся и тут же налил по новой. Твоё здоровье!
Я выпил в третий раз.
Весь мир вокруг неожиданно переменился и заиграл новыми красками. В голове зашумел спирт. Через полчаса до меня вдруг дошло, что я уже не сижу, а танцую. Если это, конечно, можно было назвать танцем. Вместе с Андреем мы прыгали на жестяной крыше, как прыгают подростки на рок-концерте, предварительно убив себя смесью кислоты и таблеток. В голове играла громкая музыка, и я не понимал, откуда звучат эти скребущие гитарные рифы, откуда кричит хриплый голос Курта Кобейна.