И еще одно. Георгий замялся. Про часовенку ты помнишь
Помню, как не помнить
По зиме стройку затеем, уже с Яковом обговорил все. Сарай, где отец твой работал Без дела ведь стоит?
Поняла я тебя, Георгий. Бревна, тес тебе нужны. Будут твои. Какой разговор да на богоугодное дело.
Вот и сладили. Нютка, позови этих
Тошка поменялся в лице, услышав решение отца:
Да как? На этой бабище! Не хочу!
Кто ж тебя спрашивать будет!
Почему я? Матвей с ней
Мы обсуждать ваши игрища непотребные будем?!
Я от сраму родился, к сраму меня и тянет. Тошка выскочил, не испросив разрешения у отца.
Георгий смотрел вслед непокорному сыну. Вот она, дурная кровь матери и Гришки Ветра. Окаянная, безмозглая, в аду обитающая Ульянка.
Аксинья и Матвейка попрощались с хозяевами. Марфа, не дожидаясь их ухода, обняла мужа, прижала его крупную голову к своему животу.
Успокоится он, угомонится, не мучай себя, Гошенька.
Аксинья за бесконечными разговорами забыла о своем бездумном поступке. И только когда голова коснулась соломенного тюфяка, нахлынули воспоминания о мужских губах, руках, наглых поцелуях, о своем неистовом отклике на дьявольские ласки.
Пропасть.
И она летит туда.
А Матвейка на краю остановился.
5. Не убежать
Жених сбежал. Крик поднялся где-то вдалеке и разнесся по Еловой.
Парни гоготали, пихая друг друга локтями. Девки и бабы тревожно вытягивали шеи. Мужики матерились: зря, что ль, время теряют посреди самого жаркого времени сенокоса, когда каждый денек на вес золота.
Почти вся Еловая собралась. Яков с женой. Прасковья со всей семьей, Спиридон с женой и Глебкой, Семен с Катериной, Игнат с Зоей и Агафьей Повытаскивали телеги, запрягли коней, обрядились в жаркие нарядные одежды.
Матвейка, найди его. Аксинья вытолкнула из толпы племянника.
Где ж найти его? В лес, поди, убег.
А ты подумай, поищи.
Матвеюшка, на тебя только надежа, сложила руки Марфа. Позор ведь будет.
Ты, Марфа, с Семеном к церкви езжай. Чтобы не заподозрили чего А ты Матвей, схватил за плечи парня Георгий. Ему пришлось чуть приподняться на носках красных, чуть облупившихся сапог. Не подведи, Богом прошу.
Постараюсь.
Знаю я, где его искать, по дороге встрепенулась Аксинья. И оказалась права.
В сараюшке Вороновых, прямо у зева печи, в пыли валялся Тошка. Ревел, словно малое дитя, размазывая злые слезы по загорелому лицу.
Родненький, да ты что? Аксинья, не заботясь о юбке, опустилась на колени перед Гришиным сыном.
Не хочуууу, трясся Тошка.
Да ты что ж Баба она хорошая, заживете ладно.
А ты откуда знаешь?
Как не знать? Все у вас ладком станет. Мало ли тех, кто без охоты в брак вступает.
А у тебя охота была на Таську? Матвейка вступил в разговор.
Не было! Не хочу я жениться на старухе мерзкой старухе
Все равно придется, Тошка, нельзя иначе
За Камень хочу. Из пищали стрелять В Соли Камской видал. Большой, горластый, плюется порохом. Инородцев гонять, соболей воевать
Куда замахнулся! «Да, кровь не водица», вспомнила Аксинья горящие тем же огнем мужнины глаза. Тоже за Урал стремился
Так это Она тут останется детей нянчить. А ты туда, в ватагу подвяжешься. Матвейка нашел те слова, которые друг услышал.
А? И правда
Должна жена дома ждать, так и возвращаться слаще, уговаривала Аксинья.
И пусть ждет Не вернусь.
Пошли, Антош. Переодеться тебе надобно. Не пристало венчаться в грязных портах.
Парень больше не сопротивлялся, смирившись с судьбой-злодейкой.
Гости без малого сорок человек столпились у церкви. Марфа нервно всматривалась вдаль, постукивая каблуком сапога. Рядом кусала губы сестра невесты, которая выглядела еще толще в нарядном летнике из светлого сукна, с ожерельем и нарукавниками из пестрой яшмы. Невеста же воплощала собой полную безмятежность. Она шепталась о чем-то с подругами-молодухами, заливисто хохотала, нарочно звеня жемчужными шнурами на подвенечном убрусе.
Безголовая, вышептывала Марфа и косилась на будущую невестку.
Едут! закричал кто-то из мальчишек.
Тошка сидел, зажатый с обеих сторон Аксиньей и Матвеем. «Чтобы не сбежал, охламон», погрозил кнутом Георгий.
Таська оторвалась от шуток и веселья, повернулась к жениху. Румянец внезапно окрасил ее щеки, она потупила глаза.
Ишь невеста как радуется! загоготали парни. А Тошка шел к церкви с видом первохристианина, обреченного на растерзание зверем.
Второй день гуляли александровские и еловчане на свадьбе Тошки и Таськи. Много пива влито в пересохшие глотки, много пирогов исчезло в голодной утробе. Солнце уже готовилось к встрече с землей, нежный ветерок обдувал разгоряченных гуляньем гостей. Новоиспеченный муж утащил Матвейку подальше от глаз, за угол сараюшки и делился сокровенным:
Эт не баба! Я сказать не могу Она меня как зажала, будто цыпленка. Ручищами гладит, сиськи свои в руки кладет, языком шарит. Матвей! Я то ль в рай, то ль в ад попал. Сам не разберу.
Вишь как А ты со свадьбы сбежать хотел!
Одного я теперь боюсь.
Чего?
Если ты иль кто-то имел жену мою, мне ребенка растить чужого. Вымесок мне на что?
Не было ничего у меня с Таськой твоей!
Точно? Ты ж не помнишь
Вспомнил. Матвей научился кривить душой. Он убеждал, заверял друга в том, во что сам не верил.
Ну ладысь А ты чего смурной ходишь?
Лукерья, Лукаша и не смотрит на меня, я к ней она подальше отходит. Раньше глянет теплом обдаст, а теперь льдинками будто. Почему, ума не приложу
Да кто их, девок, знает. А мож Тошка почесал скудные волоски на подбородке.
Ну?
Прознала про историю с Таськой Что оба мы с ней валялись
Тогда мне конец! застонал Матвей.
Подуется отойдет. Вон сестра моя Нюрка только что ревела, глянь уже скачет.
Лукаша не то. Она серьезная девка.
Пошли к столу. Пива хочу, погладил себя по туго набитому животу Тошка. Да и невеста ох, жена моя заскучала, поди.
Невеста не скучала. Она, склонившись ниже, чем следовало, хохотала, слушая свекра Георгия Зайца, и белые зубы, открытые в бесстыжей улыбке, зазывно блестели. Тошка ощутил какой-то неприятный холодок меж ребер, уколовший его, подобно костяной игле. Если бы кто-то сказал ему, что он ревнует свою толстуху-жену, Антон с большим возмущением отверг такое предположение. Но видеть отца, любезничавшего с Таисией, было пакостно.
Аксинья грустила. Долгое венчание, гнусавый голос попа, запах благовоний, толпа родичей, пышный пир, пьяные крики, проводы молодых Она бы давно ушла домой, увела сонную дочь, но обычай не разрешал уходить со свадебного пира до наступления ночи. Лишь тьма спустится на деревню, Аксинья свободна будет вернуться домой и предаваться тоскливым мыслям.
Дочь сомкнула глаза, лишь ощутив под собой упругость соломенного тюфяка. Закрыть ворота. Задвинуть засов Матвейка обещался пойти ночевать на сенник, чтобы не разбудить тетку. Проверить печь. Помолиться Богородице, с отвращением глядевшей на непутевую Аксинью.
Какой-то стук смущал покой Аксиньи. Звук шел откуда-то со двора.
Мыши?
Не утерпела, взяла лучину. Густая тьма сковывала движения, хлипкий огонек с трудом разгонял ее, плясал на лавках, бревнах, печальных ликах икон.
Стук повторился. Так громко, что Аксинья вздрогнула.
Ступала тихо, словно кошка в мягких чоботах.
Аксинья, отчетливый шепот под оконцем, что выходило во двор и почти всегда закрывалось ставнями.
Голос узнала сразу. Как его не узнать? Совсем недавно низкий голос шептал ей что-то в ухо, рокотал у груди, заставляя сердце биться, словно пойманную в силки куницу.
Аксинья, открой.
Настырный.
Аксинья.
Задула лучину, замерла, бездвижная и будто бездыханная.
Никак Семену к желанной цели не попасть. Засов прочный. Ставни отцом сработаны на славу. Не прорваться медведю к сладкой добыче.
Ухмыляющееся лицо, лохматая, дурно пахнущая шкура лесного зверя, мутные глаза, оскаленная морда, пьяные крики «Медведь в углу!», минутный испуг невесты С ней это было или уже не с ней? Исчезла та девица, чистая, наивная, милая, ушла под землю, затаилась навсегда, а вместо нее из доброго корня выросла дурная, развратная и бездумная.
Раздался глухой стук видно, Семен ударил кулаком по стене. Неразборчивый шепот проклятие.
Тишина.
Аксинья могла поздравить себя с победой. Да только муторная ночь, наполненная смутными снами, шептала ей совсем о другом.
6. Сенокос
Палящее солнце кусало плечи и нос. Даже мошкара, казалось, спряталась от неистовой любви светила. Аксинья и Матвей, скудно отобедав окрошкой с огурцами да яйцами, расположились в густой тени трех огромных сосен, сплетенных корнями так тесно, будто были они лучшими подругами.
Еще пару стожков да хватит? Матвей лег прямо на игольчатую подстилку, раскинул босые ноги, распустил пояс на рубахе.
Еще пару стожков да хватит? Матвей лег прямо на игольчатую подстилку, раскинул босые ноги, распустил пояс на рубахе.
Еще неделю косить будем, не меньше.
Э-э-эх, то ли зевнул, то ли вздохнул парень.
Зима долгая, Веснушку да телка кормить надо.
Да я что, против говорю? Надо так надо.
Матвей после свадьбы Тошки закис окончательно. Аксинья пыталась развеять его печаль, но парень уворачивался от ее расспросов. Он закрыл глаза, но по еле заметному движению темных ресниц Аксинья видела: притворяется, негодник.
Ты ленты ей купи Или плат красивый. Деньгу, так уж и быть, дам.
Возненавидела она меня.
Хорошая она девка, ничего плохого сказать не могу Да с плеча рубит. Прасковья
А она, мать ее, что говорит? Матвей приподнялся на локтях. Тьфу, окаянный! смахнул муравья, ползшего по голой ноге. Раздавлю
Не убивай божью тварь. Что говорит Она Лукерье сказала, что свадьба будет, что капризы дочкины она во внимание не принимает
А Лукаша?
Лукаша молчит. А что ей возразить? Как мать решила, так и будет.
Аксинья, Матвей подвинулся к тетке, с мольбой заглядывая ей в глаза, может, ты объяснишь Не хочу я так Чтобы она подневольно за меня шла Я
Не слушает и меня Лукерья. Упрямая девка. Вбила себе в голову Я ей про природу мужскую говорила, а она
Да что? Что она?
С непотребной, мол, был, осквернил себя блудом, и ее, значит, осквернил. Откуда у дочки Прасковьиной мысли такие Аксинья продолжила не вслух, про себя: «Будто святая Лукерья. Не в мать пошла девка».
Да не было там ничего! Не было! Матвейка так старательно убеждал Тошку, что и сам поверил.
Было не было Ты сам должен у Лукаши прощения добиться Если тебе важно ее согласие
Добьюсь, в лепешку расшибусь, а добьюсь.