В воспоминаниях немецкого анонимного участника боев мы находим следующее описание: «Толпа [из особого полка СС Дирлевангера. Прим. авт.] прибыла, посмотрела и пошла на штурм. Около 50 человек побежали через улицу, и около 30 солдат остались лежать на ней и больше не шелохнулись. Остальные исчезли в доме. На протяжении следующих десяти минут можно было видеть, как из окон четвертого и пятого этажей вылетали мертвые и живые люди, которые здесь жили. Подчиненные Дирлевангера не обращали внимания на их крики. Вот так мы очищали дома в Варшаве»[348].
Приведенный отрывок во многом объясняет, почему солдат Дирлевангера не брали в плен. Немецкие части, продвигавшиеся из района Воля, 6 августа уже достигли Саксонского Сада, Саксонского дворца и дворца Брюлья, где был заблокирован генерал Штагель. Затем часть Дирлевангера, сразу переподчиненная Штагелю, заняла позиции вдоль улицы Сенаторской и Театральной площади. Далее особый полк СС наступал в направлении улиц Беднаpской и Каровой. Одновременно с этим силы, подчиненные Дирлевангеру, ворвались на Банковскую площадь и штурмовали баррикаду на улице Биeланской, в районе Ратуши и дворца Бланка, а также использовали для ведения боевых действий разрушенные стены Королевского замка. Немцы (скорее всего, полицейские, подчиненные ударной группе Дирлевангера) расстреляли на рубеже первой и второй декады августа в павильонах Мировского несколько сотен человек, которые раньше жили на линии улиц Вольская Хлодная Саксонский Сад[349].
Второе пополнение особого полка СС Дирлевангера произошло после 8 августа, когда в часть прибыло около 1000 солдат, имевших дисциплинарные проступки. «Они укрепили I батальон и пополнили II батальон. Так как они прибыли в своей униформе кригсмарине, люфтваффе и сухопутных войск, роты теперь выглядели достаточно пестро. Мотивация в их рядах отсутствовала. По-видимому, в тюрьмах вермахта, откуда их доставили, им жилось относительно неплохо, а здесь (как подозревал я и другие) они стали не более чем пушечным мясом. Командирам было все равно, скольких из них перебьют. Может быть, они даже думали, что так будет лучше Как командиры взводов, мы не посылали данных об их потерях (сколько было раненых и убитых), как это обычно было принято в местах дислокации, где присутствовала типичная бюрократия»[350], вспоминал анонимный унтер-офицер СС.
По словам венгерского фольксдойче Густава Давидхазы, осужденного за дезертирство, он запомнил следующую картину, о которой сообщил майору Владиславу Чеховскому из Польской Военной миссии по расследованию немецких военных преступлений: «Я прибыл к одному офицеру, который незадолго до этого направил меня в 1-ю штурмовую роту I батальона. Ты будешь обслуживать пулемет в 3-й группе сказал мне командир роты. Я направился в группу. Вместе со мною она насчитывала 9 человек. Впечатление, которое они производили, было не из лучших. Некоторые из них лежали на земле, другие играли в карты или курили, рядом с каждым находилась посуда или стакан с вином или водкой Семеро из них являлись уголовными преступниками, наказываемыми один или больше раз, все имели на своем счету 58 лет пребывания в концлагерях. Только один не был преступником. Для того, чтобы убить время, я смотрел по сторонам и занимался своим пулеметом. Однажды утром была поднята тревога. В быстром темпе нас направили в центр города для подкрепления так это называлось. Снятые с передовой позиции роты, уставшие и грязные, они шли нам навстречу. Штурмовая рота X исчерпана, Командир тоже убит!, Убийственное сопротивление, такие и им подобные крики я слышал. Звучали отдельные выстрелы. На одной большой площади нас встретил сильный огонь пулеметов и автоматов. Были раненые. Они были отправлены в тыл. Вперед! Наконец мы достигли ворот дворца Брюля. Несколько [четыре] пикирующих бомбардировщиков [Юнкерс-87] пролетело с грохотом в юго-западном направлении, бросая свои тяжелые бомбы на расстоянии лишь 100 м»[351].
До сих пор трудно сказать, принимали ли участие в массовых убийствах на Вольской некоторые украинцы и русские, служившие под началом Дирлевангера, или это были только немцы. Сама численность особого полка СС Дирлевангера свыше восьмисот человек в начале боевых действий, учитывая при этом пополнение из 1000 осужденных за дисциплинарные нарушения, не позволяла совершать массовые расстрелы. Некоторые из солдат Дирлевангера участвовали в массовых расстрелах, совершенных над гражданским населением района Воля, в котором были убиты 3040 тыс. жителей Варшавы. Однако следует подчеркнуть, что большинство подчиненных Дирлевангера сражались на линии фронта. С высокой вероятностью можно сказать, что инициаторами резни в районе Воля были подразделения охранной полиции, полевой жандармерии, а также подразделения азербайджанцев, подчиненные боевой группе Райнефарта. Немцы старшего возраста, не подходившие для участия в ближнем бою, могли лишь поднимать винтовки Маузера 1898 г. и вести огонь по неподвижным целям, стоящим у стены, как это видно на примере 101-го резервного батальона полиции.
К подобному типу преступлений относится и бесчеловечная гекатомба, о которой упоминает сапер Матиас Шенк из 46-го штурмового саперного батальона (майора Волленберга), поддерживавшего с 14 августа полк СС Дирлевангера: «Мы взорвали дверь, по всей видимости, школы. Дети стояли в вестибюле и на лестнице. Много детей, с руками поднятыми вверх. Мы посмотрели на них, прежде чем появился Дирлевангер. Он приказал их убить. Их расстреляли, а затем им разбили головы прикладами. Кровь потоком потекла вниз по лестнице. В настоящее время есть мемориальная доска, на которой написано, что здесь было убито 350 детей. Я думаю, что их было больше, 500»[352].
По-видимому, речь идет о более раннем убийстве воспитанников православного детского дома на улице Вольской, дом 149, когда погиб приходской священник православной церкви святого преподобного Иоанна Лествичника, архимандрит Феофан (Феодосий Протасевич), другие священники, сотрудники и миряне, искавшие убежища в приходском доме на улице Вольской. Некоторые свидетели помнят, как через девять дней после этого преступления прибыл немецкий сапер. Аналогичным образом Шенк описал преступление и насилие в одной из больниц, о чем рассказал историку Гансу-Петеру Клаушу: «Я стал свидетелем событий, которые так противны и ужасны, что едва ли могу описать их сейчас, спустя 40 лет. Клянусь, каждое мое слово правда!»[353].
Стоит подчеркнуть, что Дирлевангер находился в оперативном подчинении у боевой группы Райнефарта, командир которой после войны, избрав привычную линию защиты, возложил всю ответственность за военные преступления на младших по званию офицеров, которых к тому моменту уже не было в живых: «Я осудил эти казни не сегодня, а еще тогда Я получил сообщения и отменил казни, но только тогда, когда ко мне пришли сообщения То, что были совершены военные преступления, это установлено, но я узнал об этом на суде. Это были люди Дирлевангера и Каминского, которые думали, что пришел час мести Из бригады [полка. Прим. авт.] Дирлевангера: не могу сказать точно, но мне лично известно, что они занимались грабежами, так как людей Дирлевангера видели с материалами для костюмов, с продуктами питания, и т. п., которые нашли в подвалах захваченных домов, в основном разрушенных и в которых никого больше не было. Дирлевангер понес большие потери за это время. Я знаю, что с ним прибыло 700 солдат [более 800 человек. Прим. авт.] и требовал постоянно присылать подкрепление»[354]. Дирлевангер устраивал публичные казни дезертиров, телесные наказания, повешения и расстрелы подчиненных.
Кроме военных преступлений, Дирлевангер и его подчиненные занимались грабежами. Заключенный Дахау, Ганс Брун, подтвердил, что в подавлении восстания принимали участие эсэсовцы из числа профессиональных уголовников, «отрезавшие пальцы девушкам, которые не хотели снимать свои золотые кольца». Другой уголовник, Генрих Вайнанд, вспоминал: «На каждом пальце были золотые кольца Если какая-либо девушка сопротивлялась, ей связывали руки, а под юбку засовывали ручную гранату». Сам Дирлевангер демонстрировал «безмолвную толерантность» к грабежам. Он отправлял награбленное добро в Главное управление СС, не забыв, впрочем, и о собственном доме, в Эсслингине, куда он отправил вагон с вещами, что подтвердили его соседи после войны[355].
Кроме военных преступлений, Дирлевангер и его подчиненные занимались грабежами. Заключенный Дахау, Ганс Брун, подтвердил, что в подавлении восстания принимали участие эсэсовцы из числа профессиональных уголовников, «отрезавшие пальцы девушкам, которые не хотели снимать свои золотые кольца». Другой уголовник, Генрих Вайнанд, вспоминал: «На каждом пальце были золотые кольца Если какая-либо девушка сопротивлялась, ей связывали руки, а под юбку засовывали ручную гранату». Сам Дирлевангер демонстрировал «безмолвную толерантность» к грабежам. Он отправлял награбленное добро в Главное управление СС, не забыв, впрочем, и о собственном доме, в Эсслингине, куда он отправил вагон с вещами, что подтвердили его соседи после войны[355].
10 августа штурмовые орудия атаковали баррикадy на yл. Подвале, которые повстанцы отбили с помощью огнеметов. Также была проведена реорганизация западной группировки подполковника Станиславa Ющакевичa «Кубы» (с 13 августа майорa Густавa Билловичa «Сосны»), подразделения которой, в частности капитана Луциана Гизинского «Гоздавы», держали оборону от улицы Медовой через Cенаторcкyю, Польского банка и Театральной площади. На этом участке они вели бои с подчиненными Дирлевангера. Из резерва боевой группы Райнефарта в боевые действия были введены 302-й танковый батальон, рота самоходных штурмовых минометов 1000 и полицейский батальон Букхардта. Среди сил, принимавших участие в подавлении восстания, также были туркестанские добровольцы, располагавшиеся на улице Бернарской 23, которых варшавяне называли «калмыками». А «подразделения СС, расположенные в домах недалеко от Краковского предместья со стороны ул. Беднарской», это могли быть русские и украинцы, которые в данном случае может быть находились среди солдат II батальона особого полка СС Дирлевангера[356].