Не знаю, призналась бабка, а потом добавила. Оркан говорит, что время подобно дороге. А мне кажется, что оно словно цепь. Состоит из звеньев. Только не одна на всех. У каждого своя цепь. Да, они сплетаются и соединяются друг с другом, но у каждого своя цепь. Даже если кажется, что она гремит подобно кандалам или захлестывает шею, она же по сути и есть жизнь. Цепь! Той длины, что обозначена судьбой. Судьбой! Понимаешь? И что толку гадать о предназначении того или иного звена, если оборвана вся цепь?
Но почему? продолжала канючить Рит. Стрелы случайно на тетиву не ложатся!
Значит, кому-нибудь показалось, что живыми они остаться были не должны, ответила бабка.
Но куда делись убийцы? подняла брови Рит. Я слышала, что даже следов не осталось! Могли они воспользоваться блуждающим менгиром?
Нет, мотнула головой бабка. Из ныне живущих только я или Оркан на это способны.
А что говорит Оркан? спросила Рит.
Горюет, ответила бабка. До сих пор. И оставь это. Не ковыряйся в сердце. Береги себя. Да не покинет тебя удача.
Стала ли Рит удачливее, чем ее родители, она так пока еще и не поняла. Не поняла до сих пор, вновь оказавшись в одиночестве, но не в родной степи, не в чужой Фризе, а посередине вольной страны Берканы. Да, она все еще была жива, но так и до их возраста пока что не добралась. Да и о чем было говорить, если холод смыкался на макушке кольцом, если ветер приносит запах крови, и после гибели Филии она не знала, что ей нужно делать дальше? С другой стороны, она знала, что ей нужно делать прямо сейчас.
Добравшись за два дня до сломанного менгира, оказавшегося неровной черной скалой высотой в сотню локтей, отколовшийся кусок которой лежал тут же, она осмотрелась, приглядываясь к нищим, сидящим на сколотом куске, к острогу, поставленному возле священного камня, к постоялому двору и торжищу и свернула к деревне неподалеку. Спешилась, прошлась по улице, переговорила с селянами, а через час уже вела расседланную лошадь под уздцы к торжищу, но вела не рыжеволосой девчонкой, пусть и с укрытыми платком волосами, а ссутулившейся морщинистой бабкой. И ведь и крохи магии не потратила на это преображение. Черное платье, холщевый мешок и старую прялку выменяла на седло, а морщины на собственное лицо раздобыла в ближайшей ложбине. Не зря та же Лиса ползала на коленях с внучкой по берегу степного ручья и втолковывала ей, что колдовство колдовством, а порой куда важнее знать свойства обычных трав или каких-нибудь солей. Взять хотя бы вот эту неприметную травку если знаючи ее применить, то всякая старушка может на целый день обрести молодую кожу морщины разгладятся, кожа посветлеет, глаза заблестят.
А глаза-то отчего заблестят? не могла понять маленькая Рит.
От того, что кожа молодая, смеялась бабка.
А чего же ты не применяешь эту травку? допытывалась Рит.
А я разве так уж и стара? с искрой в глазах хмурилась бабка. Да и ни к чему это. Главное, не то, что снаружи, а то, что внутри. Хотя, и от того, что снаружи, то, что внутри, расцвести может. В другом дело, один раз попользуешь эту травку, другой, третий, а на четвертый она уже не схватывает. И хочется, и не можется. Понимаешь?
А это что за травка? спрашивала Рит, тыкая пальцем в темно-зеленый куст, напоминающий клевер, но раскинувшийся чуть ли не ладошками соцветий.
А вот это лучше не трогай без нужды, предупредила Рит бабка. Это могильник тенистый. Отравить не отравит, но если попадет сок на ладони, станут ладони на целые три дня как ладони у древней старухи, что сто лет кобылиц доит. А если на лицо то и лицо морщинами покроется.
А вот это лучше не трогай без нужды, предупредила Рит бабка. Это могильник тенистый. Отравить не отравит, но если попадет сок на ладони, станут ладони на целые три дня как ладони у древней старухи, что сто лет кобылиц доит. А если на лицо то и лицо морщинами покроется.
Тоже на три дня? спросила Рит.
Как намажешь, вздохнула бабка. Только оно тебе нужно? Ни боли, ничего не будет. Через три дня кожа будет моложе и ярче, чем была. Но неужели хочешь побыть и три дня древней старушкой?
Нет, испугалась тогда Рит. И одного часа не хочу!
Вот и не трогай, улыбнулась Лиса.
Теперь именно этот могильник тенистый и пригодился. Нет, поначалу Рит просто рассчитывала спуститься к ближайшему ручью и вымазать лицо глиной, разведя ее с водой, но мелькнувшее в овражной тени растение напомнило старый разговор. И вскоре уже Рит ужасалась собственным ладоням и со смутной тревогой ощущала, как начинает провисать кожа на щеках и на скулах. Интересно, что бы сказал принц Хедерлиг, если бы увидел ее такой?
Лошадь на торжище она сторговала быстро. Отдала ее перекупщику за половину цены, набросила на него наговор беспокойства, взвалила прялку, к которой в мешке были примотаны оба меча, на спину, отказалась от помощи довольного, но озирающегося по сторонам торговца и доковыляла до того самого обломка менгира, где и уселась в ряду почти таких же бедолаг. Проследила за тем, как осчастливленный ею торговец, дабы не испытывать судьбу дважды, убрался вместе с выгодной покупкой с торжища. Прислушалась к разговорам соседей по камню. Узнала за полчаса о многом. К примеру о том, что возле этого менгира тоже появлялись эти чудища в белых масках, но их срубили в первую же неделю, хотя и положили в схватке десятерых одалских воинов. И то сказать, у этих белых-то мечи что твои осколки, так вокруг них роем и вились. А под масками-то обычные лица. Узнала о том, что жатва вроде на исход пошла, хотя ни одного жнеца в одалских городах так и не появилось, зато на севере творится непотребство. Целые селения, говорят, в зверье обращаются, и рыщут по окрестностям, подъедая и всякого путника, и тех, кто опять же во всякие ужасы обратиться не спешит. Но принц Яр младший из детей славного короля Хашкера конечно же наведет там порядок. Понятно, что все это зверье однажды вновь очеловечиться может, но уж столько им страшного насотворено, что лучше уж так и сгинуть в зверином обличье
Соседи что-то говорили и об Опакуме, но явно придумывали всякие ужасы едва ли не на ходу, и даже попихивали локтем в бок и саму Рит, может, и ты, старушка, чего расскажешь, но Рит только мычала, тыкая пальцем себя в уши и в рот. Ясное дело, нищая, да еще и болезная, чего с нее взять? Только если ты, бабуля, рассчитываешь исцелиться на этом камне, то зря стараешься. Он хоть и не подвергает смерти как тот, что торчит тут же из земли неподалеку, но и не исцеляет и не исцелял никогда. Да что ты ей в уши заливаешь, показала же, что говорить не может и не слышит ничего. Немая! Да и демон с ней. Немая-немая, а прялку за собой волочет. Подожди, сейчас вытащит ее из мешка, поставить и прясть начнет. Да отцепись ты от нее, репей. Что она тебе сделала? Да ничего не сделала. Еще и пахнет хорошо. Бабка-бабка, а пахнет, как молодая девка. Ты себя нюхай, придурок. Помоешься, и тоже так пахнуть станешь. Молодой девкой, что ли? А вот это уже зависит от того, как мыться будешь
Они все ждали подаяния. И всякий ползущий мимо обоз неизменно отзывался звоном медных монет. Наверное, так было принято, сделать подношение менгиру во исполнение пожеланий о добром пути и всяческой удачи. Нищие чуть ли не поголовно бросались за каждой монетой, порой у обломка менгира возникала потасовка, но Рит сидела неподвижно, стараясь показаться больной или расслабленной. Убогой-то ей показаться удалось точно, поскольку пару раз с проезжающих телег спрыгивал чуть ли не сам возница и совал затертую монету прямо ей в морщинистую руку.
«И то хлеб» думала Рит и как будто улетала куда-то. На запад, к оставленной крепости, где случилось все то, что случилось, и где она впервые увидела Филию, которая показалась ей куда как старше, чем она сама, и которая словно молодела с каждым днем. Интересно, почувствовала ли Гледа, что один из трех сосудов разбился? Сама Рит понять этого не могла. Беда придавила ее так, что какое-то время ей казалось, что она не может дышать. Теперь, кажется, ее слегка отпустило, хотя боль никуда не делась. Однако, стоило подумать, что делать дальше. Перво-наперво следовало продолжать путь и, конечно же, добраться в итоге до райдонского монастыря, чтобы встретить Гледу и мать Филии. Встретить и рассказать им обо всем, что случилось.
Но сначала нужно вновь отвлечь внимание от Гледы на себя. Рит шевельнулась, прижала руку к животу и ощутила уже ставшую привычной бутыль. Не пора ли добавить к этой бутыли еще что-то? Как теперь выглядит Гледа, если учесть ту скорость, с которой начала осваиваться в ее чреве та тварь? На три месяца? На четыре? Какая разница, если Рит отвлекает пригляд умбра от Гледы на себя? О другом надо думать, как показаться Луру и при этом уберечься от Адны. Первое-то понятно, достаточно дать о себе знать Ходе, найти его в той же Исе. Или же рассчитывать, что ее саму найдет этот странный человек по имени Илдер? Или разыскивать Хелта или Лона? Отправляться на встречу с Хедерлигом? А как же эти смерти, что последовали после визита Филии к книжнику? Может быть, сначала следует прийти к тому самому лекарю, о котором упоминала Филия? Убила-то ее и в самом деле Адна. Кто еще, кроме жницы, мог рассеяться в пустоту? Значит, накопила достаточно силы? Однако, облегчения не получила. Вызволение божества ощутить не могла. Что ж, радуйся Рит, что не ты надела это платье, а Филия. Сейчас бы ты была мертвой, а не она. И имей в виду, что теперь именно ты ее цель. Ты и больше никто.
Брет и Варга появились к полудню. Подъехали к менгиру, спешились, показали подорожные старшине дозора, оставили лошадей у коновязи и разошлись. Один пошел к торжищу, второй на постоялый двор. Не прошло и получаса, как оба вернулись к лошадям, сели в седла и отправились дальше. Значит, Хелт и Лон двинулись к Исанской переправе напрямую. Что ж, удачи вам, ребята, хотя о словах Илдера забывать не стоит. Тот, кто дружит по приказу, по другому приказу может и разменять дружбу на все, что угодно. Да и не было никакой дружбы. Никакой Теперь тот, кто убивал. Он должен был появиться от получаса до часа вслед за парочкой знакомцев.
Рит просидела на теплом, нагревшемся от солнца и задов нищей братии, камне еще часа три. За это время мимо проследовали несколько обозов, несколько всадников и полно пеших путников. Она запомнила троих. Молодого красавчика в богатых одеждах, напоминающего выбравшегося из-под родительского крыла изнеженного барчука. Неприметного на первый взгляд седого поджарого ветерана с походным мешком за плечами и с угадывающимися под одеждой легкими доспехами. И широкоплечего здоровяка с кошачьими повадками, который, судя по одежде, числил себя купцом или приказчиком, но вел себя так, словно расположился у мышиной норы в ожидании легкой добычи. Все трое были всадниками. У каждого имелся меч. Каждый, разве что барчук не в полную силу, старался не бросаться в глаза. И каждый из них, поравнявшись со сломанным менгиром, начинал шарить вокруг глазами, выглядывая кого-то.
За час до вечернего сумрака Рит сползла с камня и поволокла мешок с прялкой к дороге. Мимо как раз двигался очередной обоз. Она окликнула первого же возницу, который оказался старшим обоза, и показала ему горсть медяков, нарочито шамкая, что ей нужен угол любой из подвод до переправы через Ису. Возница почесал в затылке, сообщил старухе, что до переправы еще почти два дня пути, полтора так уж точно, и как бы она не померла по дороге, плохая это примета, мертвая старуха в собственной телеге, на что Рит показала ему серебряный, после чего тут же оказалась на краю телеги вместе с прялкой и обещанием кормить ее до самой границы королевства.