Вы прорицательница? спросила Рит.
Нет, прихлопнула сотворенный светильник старушка. Я проницательница. В будущее не заглядываю, в прошлом не копаюсь. А вот нынешнее проницаю до пяточной кости. Хотя местным женушкам о похождениях их мужей не докладываю, пусть даже и могу озолотиться на этом. Хорошо, что ты камни из груди вырезала. Они, конечно, однажды тебя спасли, но силу твою умалили. Это как стальное кольцо на тонкое деревце надеть, чтобы укрепить его возле надежной стены. Рано или поздно врежется оно в древесную плоть и остановит движение соков. Или лопнет. Но насчет Хедерлига не беспокойся. Он по другой части. Его достоинства эти камни не умалят.
Вот бы ваше умение Луру, улыбнулась Рит. Он бы тогда точно без разговора обошелся, посмотрел бы на меня, и все вызнал сразу же.
А не должен? прищурилась старушка.
Нет, твердо сказала Рит. Вы ведь что-то знаете о нем?
Только то, что вижу, прошептала старушка. То, о чем никому не говорю. Даже сыну.
Лур ведь не тот, кем хочет казаться? спросила Рит.
Не тот, кивнула старушка.
Я должна его бояться? спросила Рит.
Должна, кивнула старушка.
Есть ли кто-то страшнее него? спросила Рит.
Есть, снова кивнула старушка.
Кто? поинтересовалась Рит. Коронзон?
Нет, засмеялась старушка. Тот пожиже будет, хотя сдуру тоже дел может натворить. Они все здесь бывали. Для того, чтобы погрузиться в потоки силы. Подремать, глядя на море. Дом Лура на три улице ниже. Почти у воды. Там где бастионы защитные начинаются от паллийцев. Хотя он сам и не появлялся здесь уже пару лет. Коронзона я видела. Напыщенный и недалекий. Хотя покалечить может. Словно глыба на высокой скале. Если на голову кто столкнет. Среди них ведь есть кто-то и пострашнее и Коронзона и Лура. Ты его имя должна знать. Но не говори мне его. Этот кто-то единственный, кого я не смогла проглядеть.
Это страшно? спросила Рит.
Страшно то, что он-то меня точно узрел, вздохнула старушка. Но не раздавил и то славно. Да и кто я для него? Тля
Как он выглядел? спросила Рит.
Не знаю, пожала плечами старушка. У него нет лица. Он был здесь не в человеческом облике.
В виде мертвеца? предположила Рит.
Коронзона ты уже видела, выходит, засмеялась старушка. Рожа-то у него есть, пусть и противная. Нет. Я говорю же, у него не было лица. Совсем. Как увидишь кого без лица, так и имей в виду, страшнее его в Беркане никого нет.
Терминум больше Берканы, заметила Рит.
Я помню, сказала старушка.
Когда появится Лур? спросила Рит.
Скоро, вздохнула старушка, кивнула Рит и пошла к лестнице, обернувшись лишь уже на первой ее ступени. В полночью, думаю. Готовься. В полночь это обычно бывает. Поток становится сильнее всего.
Лон сказал, что вы меня защитите, сказала Рит. Это возможно?
Надеюсь, ответила старушка. Тебя что-то гнетет?
Да, кивнула Рит. Особенно сегодня. С раннего утра. Ощущение надвигающейся опасности не дает покоя.
Созерцай, ответила старушка. Растворяться умеешь?
Да, кивнула Рит.
Отлично, улыбнулась старушка. Мало кто может. Так вот эта ворожба тебе не пригодится. Но самый ее первый оборот то, что надо. Холод и покой. Возьми его и удержись. Останься сама собой. В себя не впускай, но созерцай. Глаз не отводи, но взглядом смотри насквозь, как будто тот, с кем столкнулась, прозрачен, как вымытое стекло. Холод, покой и прозрачность. Не нужно притворяться кем-то, делать вид это верный способ выдать себя. Просто не впускай. Хочешь убедить кого-то, что в ларце самоцветы не открывай его. Не нужно набивать его стеклом, трясти им, показывать его тяжесть ничего не нужно. Просто не открывай. И не бойся. Все опасности впереди. То, что тебе предстоит этой ночью это пока не опасность, это грязь.
Филии не хватало. Рит думала об этом и когда обливалась водой из ведра, и когда надела чистое исподнее, задумавшись, что смены белья больше нет, а постираться негде, не спускаться же по улицам незнакомого города к ночному морю, да и что будет с ее одеждой после соленой воды? Филии не хватало. Все, что от нее осталось браслеты на руках и ожерелье на шее, да твердое ощущение, что спрятаться не за кого, все придется решать самой. Хотя, разве она пряталась за Филию хотя бы единожды? Да и пережила уже столько, что бояться разговора с Луром как-то было странно. Все же не на эшафоте висеть в ожидании казни.
Натягивая котто, Рит посмотрела на звездное небо, которое не только сияло серебристыми точками, не укрываясь ни единым облаком, но и отражалось в успокоившемся к полуночи море. Затем подошла к краю крыши, посмотрела на лошадей и на ее спутников, все еще сидевших за столом в крохотном саду. Лона за столом уже не было, зато появился Хелт и как раз он тихо спорил о чем-то с Бретом, который почувствовал взгляд Рит, поднял голову и кивнул ей. Варга сидел молча и уж точно никакого колдовства не сплетал. Наверное, плыл в том же потоке, что вместе с ночной прохладой омывал Рит на крыше. Она развернулась к морю, посмотрела на ложе, на котором однажды ночевал Хедерлиг, мотнула головой, отгоняя воспоминания об его исцелении, и села на все еще теплую после дневного солнца крышу. На голый камень. Положила руки на колени и закрыла глаза.
Очередной день пути уже четвертый после того, как она покинула вместе со вновь обретенными спутниками Ису подошел к концу. За спиной осталось половина солнечного, усыпанного садами и тучными нивами королевства, жители которого, при всей их зажиточности, жили последние месяцы в страхе. На улицах которого гарцевали дозоры, а на столбах на окраинах едва ли не каждого селения висели казненные чудовища, в которых кто-то мог угадать бывших соседей. И все-таки Исана пока что цепляла страшное время всего лишь краем. Как сказал тот же Брет, ни одного явления жнеца в эту жатву она так и не пережила. Так же, как и Перта, и как Райдона. Да и Одалу с Йераной эта напасть зацепила тем же самым краем, хотя земля была отравлена и там, и там. Отравлена тем, что язвы, опоясывающие шеи королевских подданных, язвы, которые храмовники научились лечить, сменились обращением некоторых несчастных в ужасных чудовищ. А что если чем-то подобным станет и сама Рит? Или той закалки, что передалась ей от погибших родителей, от бабки, от пережитого ею самой достаточно, чтобы устоять? Почему же она до сих пор не разобралась сама в себе? Почему не расспросила у той же бабки все, что только могла о ее прошлом, о собственных родителях, почему не отправилась к Оркану, не вызнала кем был ее отец? Почему Оркан отдал его бабке, а не воспитывал сам? И что же, демон ее раздери, случилось, что двое, как говорила и ее бабка, воинов оказались с чужими стрелами в телах в Долине Милости, в которой правил сам Оркан?
Что там сказала мать Лона? Грязь?
Точнее и представить было нельзя.
Грязь села сразу на все. Легла ровным слоем на крышу. На приготовленное, но не опробованное ложе. На плечи, на голову, на руки Рит. На ее скулы. На ее закрытые глаза. Стала забиваться в ноздри и прилипать к губам. Только не это. Не задерживать дыхание, не отплевываться, не пытаться стряхнуть с себя сальное и липкое, даже если начинает казаться, что оно сучит многочисленными лапками и ощупывает ее скользкими усиками. Оставаться самой собой. Как говорила Лиса, если ты погружаешься в сущее, то даже саранча не заметит тебя. Пролетит на тобой тучей, и когда ты возвратишься, то обнаружишь, что вокруг не осталась ни лепестка, ни травинки, а у тебя ни единой царапины, твоя одежда неприкосновенна, и лишь шелест сброшенных хитиновых покровов ужасной напасти напоминает о себе.
Куда ты идешь? прозвучало в ушах Рит.
Да, голос был знакомым. Именно им были произнесены те самые слова в круглом зале урсусского дворца «Покидаю я вас, но мои упования остаются с вами. А я буду сопровождать вас молитвами. Хотя, возможно, и совпадут наши дорожки». Тогда почему вместо улыбчивого полноватого лица перед ней всплывает нечто ужасное с клыками и искаженными звериными чертами? В тысячу раз более ужасное, чем то, что истлевает на рубежных столбах поселений? Или это чудовище не может и предположить, что она его видит? Так вот ты какой, Эней? Предполагаешь, что доносишься до своей собеседницы лишь голосом?
На восток, ваше святейшество, ответила Рит, не открывая глаз.
Как ты узнала меня? отступило на шаг чудовище, закуталось в тьму.
По голосу, ответила Рит.
И что же на востоке? спросило чудовище.
Свет ежеутренне и отсвет ежевечерне, ответила Рит.
С кем я говорю? спросило чудовище. С тобой ли или не с тобой?
С тем, кто отвечает вам, ваше святейшество, произнесла Рит.
Ты была в Опакуме?
Ей показалось, или его голос дрогнул? Созерцать. Не впускать в себя. Не притворяться. Была ли она в Опакуме? Была и осталась там навсегда, где бы она ни оказалась.
Как ты узнала меня? отступило на шаг чудовище, закуталось в тьму.
По голосу, ответила Рит.
И что же на востоке? спросило чудовище.
Свет ежеутренне и отсвет ежевечерне, ответила Рит.
С кем я говорю? спросило чудовище. С тобой ли или не с тобой?
С тем, кто отвечает вам, ваше святейшество, произнесла Рит.
Ты была в Опакуме?
Ей показалось, или его голос дрогнул? Созерцать. Не впускать в себя. Не притворяться. Была ли она в Опакуме? Была и осталась там навсегда, где бы она ни оказалась.
Была и есть, ваше святейшество.
Что там произошло?
Разрушение одного из священных камней, ваше святейшество.
Только это?
Все прочее неспособен обозреть смертный, как не может бескрылое насекомое обозреть гору, по склону которой ползет.
Что ты ощущаешь?
Полноту.
К чему ты стремишься?
К обретению.
Что ты хочешь сказать?
Ничего.
Что я должен знать?
Ничего сверх того, что уже знаешь.
Могу ли я уповать?
Могу ли я запретить?
Могу ли я ждать знака?
Могу ли я запретить?
Могу ли я осязать?
Могу ли я запретить?
Она повторяла один и тот же ответ, поскольку чувствовала, что не должна говорить ни да, ни нет, поскольку должна пребывать в неопределенности, поскольку она сама должна была быть в представлении Лура оболочкой, чешуей, облетающим пухом, шелушащейся корой чего-то огромного и непостижимого. Но оно притаившееся в темноте чудовище с ужасными клыками, что воспользовалось потоком сущего для того, чтобы явиться голосом и обликом к Рит, не обрекая весь Фьел на невыносимый столбняк жатвы, мучилось от жажды. И не от той жажды, которую можно было утолить длинным глотком, а от жажды, которой был надобен голос. Как влага, как живительный бальзам, как воздух. И желая услышать его, оно потянулось к Рит липкими щупальцами, пластами тумана, порывом ветра, желая проникнуть под все еще мерцающий на ее лбу знак и слиться в единое с обожаемой им сущностью. И в одно мгновение Рит поняла, что как только чудовище поймет, что перед ним пустышка, оно уничтожит ее.