Сторонницы новой этики оказались зеркалом борцов за этику патриархата. Ведь опыт проживания несвободы и каждодневной борьбы против нее, даже в рамках иммерсивного lifestyle-аттракциона, оказался для противниц «Дау» столь же немыслим, как и опыт открытой сексуальности для консерваторов.
«Травмирующее» левых феминисток и «непристойное» ультраправых консерваторов оказались идентичны друг другу: свобода, обретаемая лишь в столкновении с превосходящей силой, оказалась в равной степени немыслима и невыносима для полицаев мужского и женского толка.
Женщины, дети и даже люди с аутизмом оказались в глазах новых этиков так же лишены права на опыт, как в глазах консерваторов они были лишены права на голос.
Разница, иронично, лишь в одном: за «подчиненных» в патриархате решения принимает глава семьи, который в теории руководствуется интересами процветания рода; тогда как за «освобожденных» нового общества решения принимают самозваные активистки, утверждающие свое право на власть над неизвестными им людьми лишь на основании совпадения формы своих гениталий с таковой у некоторых из их «подзащитных».
Путешествие в «Дау» людей с аутизмом подопечных фонда «Антон тут рядом» было тут же расценено «новыми феминистками» как насилие до боли похоже на катящуюся по миру волну процессов против сексуальных партнеров людей, признанных недееспособными. В итоге нейроотличный человек не имеет никакого права на сексуальность, кроме определенного его опекунами (не имеющими никакого отношения к свободному выбору персоны, лишенной всех базовых прав во имя защиты ее биологического существования). Позиция новых этиков оказывается де-факто идентичной репрессивной психиатрической практике, согласно которой многие тысячи людей оказываются заперты в психоневрологических интернатах и лишены абсолютно любых гражданских и индивидуальных прав[89].
Евгенические практики насильственной стерилизации душевнобольных, женщин коренных народов, а также трансгендерных людей, желающих добиться права на смену документов, стоят где-то рядом
Карантин против активной жизни и бытия-вместе
Новая безопасность торжествует опыт и аффект вне закона: пора двигаться дальше. Надо учиться бояться других, да и повод имеется. Пандемия SARS-CoV-2 самый удобный метод для тестирования новых принципов.
Отныне человек человеку не друг и не враг, человек человеку теперь биологическое оружие, направленное прямо в легкие.
Впрочем, почему же только человек дерево в лесу и пакет еды в магазине, бокал пива и даже свободные, не стесненные маской вдох и выдох становятся источниками потенциальной опасности. Навязчивый страх перед болезнью и смертью нашими естественными спутниками погружает миллиарды в коллективный бэд трип. Мы словно забываем о привычных, подстерегающих нас каждый день болезнях и опасностях, запираемся в тревоге по своим квартирам и ненавидим тех, кто смеет нарушать режим самоизоляции и позволяет себе практиковать активное действие, бытие-вместе, бытие-с-городом и единство с природой в новом, самоочистившемся от людей в футлярах, физическом пространстве планеты.
Запрет на любовь универсализирован: маска и очки запрещают нам понимать невербальные жесты другой, самоизоляция и социальная дистанция исключают тактильность, а страх и тревога до предела сужают пространство свободной мысли.
На месте остается разве что экономическая эксплуатация: множество бизнесов благополучно переживают переход на удаленку, сам факт удаленности воспринимается зачастую как повод усилить менеджерский контроль продуктивности сотрудников, эффективно разобщить коллег и использовать все возможности отслеживания рабочих коммуникаций.
Отказ от встреч становится естественным шагом по пути конвейеризации интеллектуального труда, а также все большего отчуждения труда физического чего стоит одна лишь замена продавцов-консультантов и официантов на курьеров бесконтактной доставки!
Вытесняя смерть из нашей жизни, мы закономерным образом оказываемся заперты в собственных гробах из кирпича, стекла, бетона, страха и повторяющейся роботизированной активности капитализм не устает гальванизировать даже наши живые трупы.
Таков новый и абсолютно закономерный этап секуритарной антропологической революции, стремительно разворачивающейся на наших глазах. Есть ли альтернатива?
Вытесняя смерть из нашей жизни, мы закономерным образом оказываемся заперты в собственных гробах из кирпича, стекла, бетона, страха и повторяющейся роботизированной активности капитализм не устает гальванизировать даже наши живые трупы.
Таков новый и абсолютно закономерный этап секуритарной антропологической революции, стремительно разворачивающейся на наших глазах. Есть ли альтернатива?
Набросок к иному повороту
Мы пришли в мир, в котором сила и власть патриархата как иерархического общества немногих господ сменилась универсальным полицейским режимом, исключающим категорию свободы как таковую. Это естественный итог революции рабов, людей, не умеющих принимать решения и оценивать риски, стремящихся свергнуть господ, но не умеющих принимать мир за пределами собственной зоны комфорта. В мир, где жизнь, ранее тяжелая и болезненная, отныне оказывается попросту невозможной сведенной к голому функционированию биологических организмов, подключенных к внешним системам обеспечения базовых потребностей.
Чтобы снова начать жить, нам, бывшим властителям и угнетенным, придется приложить немало усилий заново сломать собственные границы и обрести новый опыт открытости. Мы должны будем смириться с уязвимостью, болью и страданием не только как c неизменными спутниками воли и силы, но и как со способом взаимодействия с миром и другими, открывающим нам их полноту; смириться с возможностью предельного поражения как с зеркалом нашего стремления к экспансии и трансгрессии. Смириться со своей и близких внезапной смертностью как с неизменным спутником интенсивности жизни. Воля и горе, память о боли и готовность к примирению и переоценке, практика переопределения себя и постоянное преодоление границ должны стать частью нас. Жить так очень тяжело, кажется, почти невозможно, но это единственный способ не умереть еще вчера.
Олег Матфатов
Темная сторона эмпатии: почему сопереживание само по себе не делает лучше ни нас, ни окружающий мир
Мы считаем эмпатию абсолютным добром: если в мире слишком много непонимания, конфликтов и войн, то это из-за нехватки сострадания. Но эмпатия далеко не всегда делает нас лучше, и в пользу такой точки зрения есть вполне весомые аргументы.
После инсульта 49-летний мужчина из Бразилии сильно изменился[90]. Он стал добрым и щедрым даже слишком щедрым. Встретив на улице бездомных детей, он отдавал им все свои деньги. Он оставил работу в офисе и открыл фирму по продаже домашней картошки фри. Бизнес провалился: большую часть еды мужчина раздавал бесплатно. Только благодаря пристальному вниманию жены семья не погрязла в долгах.
Оказалось, что в результате инсульта у мужчины повредилась часть мозга, которая отвечает за контроль над эмоциями и принятие решений. Он чувствовал желание помочь и тут же приступал к делу, не принимая во внимание другие факторы.
Способность к сопереживанию не случайно считается добродетелью. Без эмпатии мы не смогли бы выйти за рамки своего «я», понимать чужие эмоции, создавать доверительные и близкие отношения.
А еще эмпатия выматывает, вводит в заблуждение и подталкивает к несправедливым поступкам. Руководствуясь самыми благородными чувствами, мы часто причиняем зло не только себе, но и другим людям.
Против эмпатии
Когда психолог Пол Блум написал книгу «Против эмпатии» (Against Empathy: The Case for Rational Compassion), некоторые его студенты решили, что он перегнул палку. Если ты выступаешь против эмпатии, для общества это звучит так, будто ты ненавидишь котят. Как утверждает популярный спикер и писательница Брене Браун[91], «эмпатия способна растворять стыд, уничтожать ощущение разобщенности, объединять и даже исцелять». И вы утверждаете, что против эмпатии? Вы, наверное, неудачно пошутили.
Психологи выделяют три основных вида эмпатии:
эмоциональная эмпатия способность переживать те же чувства и эмоции, что и другой человек. Возникает еще в младенческом возрасте: когда плачет один ребенок, начинает плакать другой;
когнитивная эмпатия способность поставить себя на место другого человека и понять, как он думает. Это интеллектуальный процесс, который далек от непроизвольной реакции;
эмпатическая забота способность, которая побуждает заботиться о других людях и оказывать им помощь.
Пола Блума и некоторых его коллег[92] больше всего беспокоит первый вид, эмоциональная эмпатия. Интуитивно кажется, что способность ощущать чужие эмоции должна автоматически подталкивать к добрым поступкам. Неслучайно репутацию жестоких и безжалостных людей имеют психопаты люди, у которых эмоциональная эмпатия атрофирована. Но на практике все гораздо сложнее.
В крупном исследовании ученые из Университета Миннесоты не обнаружили почти никакой взаимосвязи между агрессией и низким уровнем эмпатии[93]. Оказалось, что агрессивными людей делает не отсутствие умения сопереживать, а слабый контроль над импульсами и эмоциями. Среди психопатов далеко не все становятся маньяками и насильниками. А люди с аутизмом и синдромом Аспергера, несмотря на проблемы с эмпатией, часто придерживаются очень строгих моральных правил.
Эмпатия не защищает от агрессии именно с помощью призывов к состраданию людей можно подтолкнуть к чудовищным поступкам. Блум пишет: «Когда люди думают об эмпатии, они думают о доброте. А я думаю о войне. Всевозможные зверства, как правило, мотивируются историями о жертвах белых женщинах, подвергшихся нападению чернокожих, историями о немецких детях, подвергшихся нападению евреевпедофилов».
Мы сочувствуем «своим» и именно поэтому становимся агрессивнее к «чужим»[94]. Можно сколько угодно призывать к христианским добродетелям, но эмпатия так не работает. Попробуйте сопереживать человеку, который убил вашего друга.
Необязательно использовать такой радикальный пример. В одном известном исследовании футбольные фанаты должны были наблюдать, как другим болельщикам причиняют боль с помощью тока[95]. При сканировании мозга было замечено, что болельщики сопереживают только фанатам своего клуба, в других же случаях эмпатическая реакция подавляется. Более того, страдания болельщиков клуба-соперника активировали центры мозга, связанные с удовольствием.