Знаешь, заметил Фрэнк позже, задумчиво глядя в свой бокал, ты ведь пока что не ответила нет.
Возмущаться у меня не было сил.
Неужели я сказала что-то, хоть отдаленно похожее на да?
Фрэнк щелкнул пальцами.
Слушай, я кое-что придумал. Завтра вечером у нас оперативное совещание. Приходи и ты, хорошо? Так скорей определишься, согласна или нет.
Вот он, крючок, скрытый приманками, вот что кроется за всеми новостями, шоколадным печеньем и заботой о моем душевном покое.
Господи, Фрэнк, вздохнула я, ты хоть сам понимаешь, до чего ты предсказуем?
Фрэнк ухмыльнулся как ни в чем не бывало.
Ну попытаться следовало. Правда, приходи. До понедельника никто этим делом, кроме нас с Сэмом, не занимается, вот мы с ним и обсудим то, что удалось накопать. Разве тебе не интересно?
Интересно, конечно. Фрэнк хоть и много чего рассказал, но упустил главное: что она была за человек. Я уселась поудобнее на матрасе, зажгла очередную сигарету.
Так ты всерьез думаешь, что у нас получится?
Фрэнк помолчал, плеснул себе еще вина, помахал бутылкой у меня перед носом; я мотнула головой.
В обычных обстоятельствах, ответил он наконец, откинувшись на спинку дивана, я бы не очень-то рассчитывал на успех. Но обстоятельства не совсем обычные, и кое-что играет нам на руку, помимо самых очевидных вещей. Для начала, девушка эта существовала всего три года. Тебе не придется вникать в целую историю жизни. Не придется встречаться с ее родителями, братьями-сестрами, ты не рискуешь столкнуться с подругой детства, никто не спросит, помнишь ли ты первый школьный бал. А во-вторых, жизнь ее в эти три года была ограничена узкими рамками: она общалась с небольшой компанией, училась на не самом людном факультете, работу не меняла. У тебя нет задачи вписаться в широкий круг родных, друзей, коллег.
Она писала диссертацию по английской литературе, заметила я. А я в литературе ни бум-бум. В школьном аттестате отлично ну и что из этого? А жаргоном я вообще не владею.
Фрэнк пожал плечами:
Лекси, насколько мы понимаем, тоже не была специалистом, но у нее получилось. Она смогла, ну а ты чем хуже? Опять же, и здесь нам повезло, это не фармацевтика и не инженерное дело. И если у тебя диссертация ни на шаг не продвинется а чего они хотели? Как ни странно, ножевое ранение нам тут тоже на пользу, можем тебя наградить посттравматическим стрессом, амнезией чем угодно.
А парень у нее есть? Ради работы я готова на многое, но не на все.
Нет, так что за свою честь можешь не опасаться. И вот что еще нам на руку: помнишь те фотографии? Они распечатаны из видео, найденного в телефоне нашей девочки. Похоже, Великолепная пятерка снимала ролики на память. Качество не супер, зато карта памяти большая, и видео там полно она с ребятами на вечеринках, на пикниках, и новоселье, и ремонт, и много чего еще. Вот тебе и готовое наглядное пособие: тут и голос ее, и жесты, и все повадки, и отношения с ребятами как на ладони чего еще желать? А главное, ты отличный агент, Кэсси. Профи! И если все это учесть, то у нас неплохие шансы.
Он допил остатки вина и полез в карман пиджака.
Славно поболтали, крошка! Телефон мой знаешь. Позвони насчет завтрашнего вечера.
И ушел. Лишь когда за ним закрылась дверь, я поймала себя на том, что спрашивала у него про колледж, про парня, можно подумать, я почти согласна, выискиваю в его плане слабые места.
Фрэнк всегда умел вовремя остановиться. Проводив его, я долго еще сидела на подоконнике, невидяще смотрела на соседние крыши. И лишь когда встала плеснуть себе еще вина, то заметила Фрэнк что-то оставил на кофейном столике.
Это оказалась фотография Лекси с друзьями на крыльце Боярышника. Я застыла с бутылкой в одной руке и бокалом в другой; перевернуть бы ее лицом вниз и оставить, пока Фрэнк не заберет, а то и вовсе в пепельнице сжечь. И все-таки я взяла снимок, устроилась с ним у окна.
Неизвестно, сколько ей лет. По документам двадцать шесть, а на самом деле могло быть и девятнадцать, и тридцать. Лицо безупречное ни морщинок, ни шрамов, ни следов ветрянки. Что бы ни преподносила ей жизнь, пока не представился случай побыть Лекси Мэдисон, все с нее скатывалось как с гуся вода, таяло как дымка, оставляя ее чистой, нетронутой, все ее раны затягивались. Я выглядела старше, операция Весталка подарила мне первые морщинки и круги под глазами, против которых бессилен даже крепкий сон. И моим мыслям будто отвечал голос Фрэнка: Ты же прорву крови потеряла, несколько дней пролежала в коме, мешки под глазами самое то, на ночь кремом не мажься.
С фотографии на меня смотрели ее друзья величавые, на лицах улыбки, длинные темные плащи развеваются по ветру, малиновый шарф Рафа как яркая вспышка. Горизонт чуть завален наверное, поставили на что-то камеру и включили таймер. И не было перед ними фотографа, никто их не просил улыбнуться. Улыбки вышли настоящие, предназначенные лишь друг другу, ну и мне заодно.
А позади, почти во весь кадр, возвышался Боярышник. На вид без изысков: длинный серый георгианский особняк, трехэтажный, створчатые окна, сужаясь с каждым этажом, будто прибавляют ему высоты. Облезлая темно-синяя дверь, слева и справа к ней ведут каменные ступени. Трубы в три ряда, стены увиты плющом почти до самой крыши. Рифленые колонны, над дверью окошко в форме веера, а больше никаких украшений просто дом.
Чувство дома у нас, ирландцев, в крови неодолимое, первобытное, чуть ли не звериное. Жизнь в вечном страхе, что хозяин вышвырнет тебя на улицу, учит, что главное для человека свой дом. Потому у нас такие цены на жилье: застройщики знают, что могут заломить полмиллиона за двухкомнатный клоповник, если объединятся и не оставят людям выбора ирландец хоть почку продаст, хоть сто часов в неделю работать будет, но деньги достанет. Мне эти гены почему-то не передались может, виной всему французская кровь. Ипотека для меня как петля на шее. Мне нравится, что квартира у меня съемная, сообщу хозяину за месяц, соберу вещи в пару мусорных пакетов, и только меня здесь и видели.
Впрочем, если когда-нибудь мне и захочется обзавестись домом, пусть он будет похож на этот. А не на те, что покупают мои друзья, не дома, а одно название, безликие коробки где-то на отшибе, а к ним прилагается целый ряд приторных эпитетов (роскошная авторская резиденция в новом элитном жилом комплексе); стоят они двадцать твоих зарплат и развалятся, как только застройщик сбудет их с рук. А это настоящий дом, серьезный, построен на века, есть в нем и надежность, и величие, и изящество, и переживет он всякого, кто на него смотрит. А на фото кружится хоровод снежинок, подсвечивая и плющ, и темные окна, и тишина кажется такой бездонной, будто просунешь руку сквозь поверхность снимка и погрузишься в прохладные глубины.
Я могла бы узнать, кто эта девушка и что с ней случилось, не ввязываясь в дело. Сэм мне расскажет, как только выяснят ее личность или появится подозреваемый, а может, даже при допросе разрешит присутствовать. Да только не узнает он ничего, кроме ее имени и имени убийцы, а об остальном мне до конца дней придется гадать. Дом сверкал передо мной, как сказочный замок, возникший на один день из небытия, таинственный, манящий; четверо стражников охраняют его, а внутри прячутся тайны столь зыбкие, что не передать словами. Лицо мое ключ, что откроет мне двери. Боярышник ждет, готовый вновь погрузиться во тьму, если я скажу нет.
Вдруг оказалось, что я просидела очень долго, чуть ли не уткнувшись носом в фотографию, уже темнело, наверху под крышей просыпались совы, делали вечернюю разминку. Прикончив остатки вина, я стала смотреть, как небо наливается лиловым, точно перед грозой, а далеко на горизонте мигает маяк. Когда вино ударило в голову и стало уже все равно, что подумает Фрэнк, я отправила ему сообщение: Во сколько?
Спустя десять секунд телефон пискнул: В 7 ровно, встретимся там.
Значит, Фрэнк держал мобильник под рукой, ждал моего согласия.
В тот вечер у нас с Сэмом случилась первая серьезная ссора. Хоть она и запоздала как-никак мы встречались уже три месяца и ни разу не спорили, даже по мелочам, но время было самое неудачное.
Сблизились мы с Сэмом спустя несколько месяцев после моего ухода из Убийств. Сама не знаю, как меня угораздило. Я о том времени вообще мало что помню; кажется, купила тогда несколько унылых свитеров в таких только под кровать забиться и впасть в спячку на несколько лет и к знакомствам, что завязались в то время, всерьез не относилась. Сэм и я сдружились во время операции Весталка и не отдалились, когда в моей жизни все пошло прахом; самые жуткие дела это проверка на прочность для отношений, и я задолго до конца расследования поняла, что Сэм золотой человек, но мне было в то время не до любви.
Сэм зашел вечером, часов в девять.
Привет! Поцеловал меня, заключил в медвежьи объятия. Щека у него была прохладная от ветра. Вкусно у тебя пахнет!
В квартире пахло помидорами, чесноком и пряностями. На плите тушился замысловатый соус, рядом закипала вода, тут же лежал наготове огромный пакет равиоли я следовала тому же принципу, что и многие поколения женщин испокон веков: если тебе предстоит трудный разговор с мужчиной, для начала накорми его.
Сэм зашел вечером, часов в девять.
Привет! Поцеловал меня, заключил в медвежьи объятия. Щека у него была прохладная от ветра. Вкусно у тебя пахнет!
В квартире пахло помидорами, чесноком и пряностями. На плите тушился замысловатый соус, рядом закипала вода, тут же лежал наготове огромный пакет равиоли я следовала тому же принципу, что и многие поколения женщин испокон веков: если тебе предстоит трудный разговор с мужчиной, для начала накорми его.
Как видишь, одомашниваюсь, сказала я. Уборку сделала и все такое прочее. Как у тебя день прошел?
Ну, рассеянно ответил Сэм, расскажу еще, успеется. Когда он снимал куртку, взгляд его упал на кофейный столик: пустые бутылки, пробки, бокалы. Встречаешься втихаря от меня с каким-нибудь красавчиком?
Фрэнк заходил, ответила я. Далеко не красавчик.
Улыбка слиняла с лица Сэма.
А-а, отозвался он. Чего он от тебя хотел?
Этот разговор я надеялась отложить, накормить сначала Сэма ужином. Следы заметать я совсем не умею горе-детектив!
Зазывал меня на ваше завтрашнее совещание, ответила я словно мимоходом и заглянула на кухню посмотреть, как там чесночные гренки. Намекал осторожно, но именно этого добивался.
Сэм не спеша сложил куртку, набросил на спинку дивана.