Она стянула мою футболку через голову, ее пальцы пробежали по моей груди.
О боже, какие у тебя мышцы! взвизгнула она. Потом хихикнула. «Твою мать!» Действительно ли мне так уж хотелось остаться на ночь?
Ничего не ответив, я стянул джинсы с нее, потом с себя. Когда она улеглась, я навис над ней. Мои губы скользнули вниз по ее шее, по груди, через живот и задержались у края трусиков. Когда я провел пальцем у нее между ног, поверх тонкой ткани, Сади застонала:
Да пожалуйста
В эту ночь она была моим наркотиком. Я чувствовал себя чуть менее одиноким. Я даже прикинул: не позвонить ли ей завтра, чтобы снова встретиться в этом отеле и снова трахнуть ее на скрипучей кровати.
Быстрым движением я избавился от своих трусов и оказался поверх нее. Я уже натянул презерватив, но как раз в тот момент, когда я собирался войти в нее, она вскрикнула:
Нет, подожди! В ее селадоновых глазах промелькнул страх. Она прижала обе ладони ко рту, на глаза ей навернулись слезы. Я не могу Я не могу.
Я замер, нависнув над ней. Приступ виноватости был резким, как удар в живот. Она не хотела секса со мной.
О господи, извини. Я думал
Я не должна была этого делать, сказала она. У меня есть другой.
«Погодите».
Что? спросил я.
У меня есть мужчина.
Мужчина? «Черт бы тебя побрал!»
Она была лгуньей. Она была обманщицей. У нее был мужчина.
Я слез с нее и сел на край постели. Обеими руками вцепившись в край матраса, я слушал, как она шевелится у меня за спиной. С каждым ее движением простыня сминалась.
Сади негромко произнесла:
Извини, я думала, что смогу сделать это. Я думала, что смогу пройти через это, но я не могу. Я думала, что с тобой будет легче, понимаешь? Легче забыться и отпустить. Я просто подумала, что смогу на некоторое время забыть.
Не оборачиваясь к ней, я пожал плечами.
Неважно. Встав с кровати, я направился в ванную. Сейчас вернусь.
Закрыв за собой дверь, я провел руками по лицу, потом снял презерватив и швырнул его в мусорное ведро, прислонился к закрытой двери и стал мастурбировать.
Это, вероятно, выглядело жалко. Я был жалким.
Передергивая, я думал о наркоте и о том мощном приливе тепла. Об ощущении полного покоя и блаженства. Я заработал рукой быстрее, желая, чтобы ушли прочь все проблемы, все страхи, все трудности. Я хотел почувствовать себя так, словно был на вершине мира, и ничто не могло меня удержать. Эйфория. Радость. Любовь. Эйфория. Радость. Любовь. Эйфория. Радость. Любовь.
Ненависть. Ненависть. Ненависть.
Глубокий вдох.
Я кончил. Я чувствовал себя пустым во всех возможных смыслах.
Повернувшись к раковине, я вымыл руки и уставился в зеркало. Глубоко заглянул себе в глаза. Карие глаза, в которых не было ничего особенного. Карие глаза, выражавшие печаль. Карие глаза, в которых плавала тень депрессии.
Я стряхнул с себя это ощущение, вытер руки и вернулся к Сади.
Она одевалась, вытирая глаза.
Ты уходишь? спросил я.
Она кивнула.
Ты Я откашлялся. Ты можешь остаться на ночь. Я не настолько тварь, чтобы вышвырнуть тебя отсюда в три часа ночи, заверил я. И к тому же это твоя комната. Лучше я сам уйду.
Вернувшись в город, я сказала своему мужчине, что буду дома, сообщила она мне с принужденной улыбкой на губах. Одетая только в трусики и лифчик, она направилась к балкону, открыла дверь, но не вышла наружу. Шел проливной дождь, капли барабанили по металлической раме. Дождь всегда напоминал мне об Алиссе и о том, как она ненавидела засыпать во время грозы. Я гадал, как она чувствовала себя сегодня ночью. Я гадал, как она справляется с этим стуком дождя по оконному стеклу.
«Я не могу спать, Ло. Ты можешь прийти?»
Голос Алиссы звучал в моей памяти, словно закольцованная запись, снова и снова, ее слова проносились в моей голове, пока я не вышвырнул их прочь.
Сади попробовала причесать пальцами свои длинные волосы. Натянутая улыбка на ее лице сменилась хмуростью.
Скорее всего, его еще нет дома. Даже когда у меня никого не было, я терпеть не могла спать одна. А теперь у меня есть отношения, но я все равно чувствую себя одинокой.
И я должен пожалеть тебя, потому что ты обманщица? спросил я.
И я должен пожалеть тебя, потому что ты обманщица? спросил я.
Он меня не любит.
Зато я могу сказать, как сильно ты любишь его, ухмыльнулся я.
Ты не понимаешь, ощетинилась она. Он меня контролирует. Он оттолкнул от меня всех, кто был мне хоть немного дорог. Когда-то я была чиста, как ты сейчас. Я даже не прикасалась к наркотикам, пока не связалась с ним. Он впутал меня во все это, и теперь, когда он приходит домой, от него пахнет духами но не моими духами. Он ложится в постель и даже не притрагивается ко мне.
В моей голове пронеслась мысль, которую я сразу счел неправильной.
«Останься со мной сегодня ночью. Останься со мной утром. Останься со мной».
Одиночество это голос у тебя в голове, который заставляет тебя принимать неправильные решения, основанные только на душевной боли.
У тебя нет странного ощущения от того, что ты снова оказался здесь? спросила она, меняя тему. Умный ход. Она медленно повернулась ко мне, и мы снова посмотрели в глаза друг другу. На ее щеках горели красные пятна, и, честное слово, я почувствовал боль при одной мысли о ее одиночестве.
Есть немного.
Ты уже виделся с Келланом?
Ты знаешь моего брата?
Он играет в клубах, где есть свободный доступ на сцену, по всему городу. У него это хорошо получается.
Я и не знал, что он снова занялся музыкой.
Сади с интересом приподняла брови.
Вы что, не настолько тесно общаетесь?
Я провел в Айове пять лет, а он оставался здесь, в Висконсине.
Она понимающе кивнула. Я снова откашлялся.
Мы общаемся достаточно тесно.
Он твой лучший друг?
Единственный друг.
Я была просто в шоке, когда ваша дружба с Алиссой закончилась. Я думала, что рано или поздно она от тебя залетит или что-нибудь в этом духе.
Когда-то я тоже так думал.
«Перестань говорить об Алиссе. Перестань говорить об Алиссе».
Может быть, если бы я остался сегодня ночью с Сади, то не позволил бы Алиссе заполнить мои мысли. Может быть, если бы я уснул обнимая Сади, то не возвращался бы мысленно в то место, где обитала единственная девушка, которую я когда-либо любил. Я потер подбородок и шагнул ближе к Сади.
Послушай, ты можешь
Я не должна, вздохнула она обрывая меня. Прервав наш обмен взглядами, она уставилась в пол. Он никогда не обманывал меня. Он Он любит меня.
Ее неожиданное признание заставило меня окончательно запутаться.
Она была лгуньей. Она была обманщицей. Она собиралась уйти.
Просто останься, попросил я, и в моем голосе вопреки намерениям прозвучало отчаяние. Я могу поспать на кушетке.
Это было не совсем кушетка, скорее брошенный на пол матрас, продавленный и весь в пятнах. Честно говоря мне, наверное, было бы удобнее спать на полу, застеленном грязным ковром. Или я мог позвонить Келлану и переночевать у него.
Но к этому я не был готов.
Я знал, что, как только увижу кого-то из своего прошлого кого-то, кого я действительно помню, я рухну обратно в прежний свой мир. В мир, от которого я бежал. В мир, который едва не убил меня. Я не был к этому готов. Как может быть кто-то готов к тому, чтобы посмотреть в глаза своему прошлому и притвориться, что вся боль и вся ненависть ушли?
Сади натянула свою тунику и оглянулась на меня через левое плечо. Глаза ее были полны сочувствия и скорби.
Застегнешь?
Сделав три шага, я встал у нее за спиной и застегнул «молнию» на тунике, плотно облегавшей все изгибы ее тела. Мои ладони легли на талию Сади, и она откинулась назад, прислонившись к мне.
Ты можешь вызвать мне такси?
Я мог, и я вызвал. Уходя, она поблагодарила меня и сказала, что я могу остаться в отеле на всю ночь она уже оплатила номер и не хотела, чтобы эти деньги пропали зря. Я принял ее предложение, однако не мог понять, за что она меня благодарит. Я не сделал для нее ничего. Ну разве что сделал ее изменницей.
Нет. Тот, кто изменяет в первый раз, вероятно, чувствует некоторую вину.
Она лишь чувствовала себя пустой.
Я надеялся, что больше никогда ее не увижу, потому что присутствие других опустошенных людей вытягивало из меня душу.
После того как она ушла, я в течение часа расхаживал по номеру. Были ли где-то другие люди, такие же, как я? Другие люди, чувствовавшие себя настолько одинокими, что предпочитали проводить бессмысленные ночи с бессмысленными людьми, лишь бы несколько часов просто смотреть кому-то в глаза?
Я ненавидел одиночество, потому что, когда я был один, я вспоминал все то, что ненавидел в себе. Я вспоминал все свои прошлые ошибки, которые привели меня к тому, что вместо того, чтобы жить, я просто существовал. А если я пытался жить по-настоящему, то в конечном итоге причинял боль тем, кто был рядом, и я больше не мог этого вынести. Это означало, что я должен быть один.
Я ненавидел одиночество, потому что, когда я был один, я вспоминал все то, что ненавидел в себе. Я вспоминал все свои прошлые ошибки, которые привели меня к тому, что вместо того, чтобы жить, я просто существовал. А если я пытался жить по-настоящему, то в конечном итоге причинял боль тем, кто был рядом, и я больше не мог этого вынести. Это означало, что я должен быть один.
В прошлом я никогда не бывал один, если у меня были наркотики безмолвные, смертоносные, разрушительные. Я никогда не бывал один, пока у меня был мой самый сильный наркотик.
Алисса
«Черт!»
Мой разум играл со мной дурные шутки, ладони зудели. Я пытался смотреть телевизор, но по нему показывали только дурацкие реалити-шоу. Я пытался что-нибудь нарисовать, но в ручке, которая нашлась в номере, не было чернил. Я пытался отключить свой мозг, но продолжал думать о самом лучшем наркотике, который у меня когда-либо был.
Когда я увижу ее?
Увижу ли я ее вообще?
«Конечно, ведь ее сестра выходит замуж за моего брата».
Хочу ли я видеть ее?
«Нет».
Я этого не хотел.
«Боже».
Я этого хотел.
Я хотел обнять ее, но в то же время хотел никогда больше не прикасаться к ней.
Я хотел поцеловать ее, но в то же время хотел больше никогда не вспоминать, каково это.
Я хотел
«Мозг, заткнись!»
Взяв свой мобильник, я зажал кнопку с цифрой 2. На этот раз голос был другой, но приветствие то же самое. Меня поблагодарили за то, что я позвонил на горячую линию для зависимых от алкоголя и наркотиков. Меня попросили рассказать о моих нынешних затруднениях и желаниях, пообещав, что разговор будет конфиденциальным.