Теперь настал черед ему самому воспользоваться своими советами.
Но это означало, что кто-то должен занять его место и позаботиться о ней и кому это было делать, как не мне? Я не мог подвести Келлана, когда он так нуждался во мне.
Входная дверь была не заперта, и это обеспокоило меня настолько, что внутри все сжалось. Квартира была сплошь завалена пивными банками, водочными бутылками, пустыми флакончиками из-под таблеток и грязной одеждой.
Господи, мам пробормотал я про себя, изрядно потрясенный.
Тот же самый продавленный диванчик стоял перед тем же самым отвратительным кофейным столиком. Я солгал бы, если бы сказал, что не заметил на столике пакет с дурью.
Я щелкнул браслетом. «Просто дыши».
Прочь! услышал я крик с кухни, голос мамы был громок и полон страха. Мое сердце ухнуло в желудок, и я снова очутился в аду. Я бросился на кухню, готовый отшвырнуть отца прочь от матери я знал, что так она кричала тогда, когда его кулаки оставляли синяки на ее теле, на ее душе.
Но когда я оказался там, она была одна, однако в полной панике. Она яростно чесалась, оставляя на своей коже алые полосы.
Прочь! Прочь! вопила она все громче и громче.
Я вскинул руки и медленно пошел к ней.
Мама, что ты делаешь?
Они ползают по мне! взвизгнула она.
Кто по тебе ползает?
Тараканы! Они везде! Тараканы ползают по мне! Помоги мне, Келлан! Убери их с меня.
Мам, это я, Логан.
Взгляд ее тусклых глаз устремился на меня, и на долю секунды она напомнила мне Трезвую Маму.
Потом она снова начала чесаться.
Ладно, ладно, пойдем, я помогу тебе принять душ. Хорошо?
С некоторым трудом я уговорил ее залезть в ванну и включил душ. Она продолжала чесаться. Я сел на закрытую крышку унитаза.
Келлан сказал мне, что ты собираешься бросить наркотики, мама.
Да. Она часто закивала. Конечно, обязательно. Келлан предложил отправить меня на реабилитацию, но я не знаю. Я могу сделать это сама. И к тому же такое лечение стоит много денег. Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась, протягивая ко мне руки. Ты вернулся домой. Я знала, что ты вернешься. Твой отец говорил, что ты не вернешься, но я знала Он все еще иногда появляется здесь.
Она наклонилась и стала мыть ступни. При виде синяков на ее спине и ногах я едва не задохнулся. Я знал, что это дело рук моего папаши. И то, что я не был здесь, чтобы заступиться за нее, вызвало у меня чувство, будто я почти такой же плохой человек, как он.
Как ты думаешь, я красивая? спросила она. По ее щекам текли слезы, но мне казалось она даже не замечает, что плачет.
Ты прекрасна, мама.
Твой отец назвал меня уродкой.
Мои пальцы сжались в кулаки, и я сделал несколько глубоких вдохов.
Да пошел он! Тебе лучше будет без него.
Да, конечно, конечно. Она снова часто закивала. Я просто хотела бы, чтобы он меня любил, вот и все.
Почему мы, люди, всегда так хотим любви от тех людей, которые не способны на подобные чувства?
Ты можешь помыть мне голову? попросила она.
Я согласился. Я осторожно касался ее покрытой синяками кожи, а она, похоже, совершенно на это не реагировала. Некоторое время мы сидели и слушали звук льющейся воды. Я не знал, как общаться с ней. Я даже не был уверен, что хочу этого, но спустя некоторое время молчание стало невыносимым.
Я согласился. Я осторожно касался ее покрытой синяками кожи, а она, похоже, совершенно на это не реагировала. Некоторое время мы сидели и слушали звук льющейся воды. Я не знал, как общаться с ней. Я даже не был уверен, что хочу этого, но спустя некоторое время молчание стало невыносимым.
Завтра я собираюсь сходить в магазин и принести тебе какой-нибудь еды, мам. Ты можешь дать мне свою продовольственную карточку?
Она закрыла глаза и сжала ладони.
О черт, я, кажется, вчера забыла ее у подруги. Она живет чуть дальше по улице. Я могу сходить за карточкой, сказала она, пытаясь встать, но я остановил ее.
У тебя все еще мыло в волосах. Смой его, вытри голову и выходи в гостиную. Завтра мы что-нибудь решим с продуктами.
Я встал и вышел. Когда я оказался в гостиной, то мой взгляд снова упал на пакетик с дурью на столе.
Черт прошептал я, щелкая браслетом.
«Сосредоточься. Это не твоя жизнь. Это не твоя история».
Доктор Хан говорила, что после того, как я покину клинику, будут такие моменты, когда я снова буду готов оказаться в колесе прошлого, но в такие моменты я должен вспоминать, что это уже не моя история.
Ладони у меня вспотели. Я присел на диванчик. Не знаю, как это получилось, но в какой-то момент пакетик с дурью оказался у меня в руках. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. В груди у меня жгло, мысли путались. Быть в этом городе было для меня невыносимо, но я не мог покинуть Келлана.
Как мне предполагалось выжить во всем этом?
Послушай, мы опаздываем начала Эрика, входя в квартиру, и умолкла, увидев пакетик с наркотой у меня в руках Я быстро переводил взгляд с наркоты на Эрику и обратно. Она вздохнула. Все ясно.
Повернувшись на каблуках, она выскочила из комнаты. «Черт!» Я поспешил за нею, окликая ее, но она за всю дорогу до машины так и не оглянулась. Едва мы оказались в салоне, она врубила мотор и на скорости отъехала от бордюра. Прошло несколько минут, но мы не сказали друг другу ни слова.
Послушай, то, что ты видела начал я, но она покачала головой.
Лучше молчи.
Эрика, это не то, что ты подумала.
Хватит. Логан. Я больше не буду этого делать. Я не стану возить тебя туда, где ты можешь накидаться. Я не могу смотреть, как ты разочаровываешь своего брата.
Я не употребляю наркотики.
Врешь.
Я вскинул руки в знак поражения и тяжело вздохнул.
Я даже не знаю, как с тобой нормально разговаривать.
Вот и не разговаривай.
Отлично. И не буду.
Эрика крепче стиснула рулевое колесо. Я смотрел, как на зеркале заднего вида раскачивается туда-сюда освежитель воздуха.
Он болен, он пытается не показывать, как сильно он беспокоится за тебя и твою мать, но он в ужасе. Я считаю, что нужно смотреть в лицо реальности, а реальность такова я только что видела тебя с наркотиками в руках. И менее всего Келлану нужно об этом знать это только усилит его стресс.
Что у тебя происходит в голове? Ты придумываешь какие-то дикие истории и осуждаешь людей за то, чего они не делали. Тебе не кажется, что ты слишком похожа на свою чокнутую мать?
Она притормозила у ресторана и свернула на парковку. Повернувшись ко мне, она резким тоном ответила:
А ты точная копия своей.
Глава 24
Я не похож на свою мать! шепотом выкрикнул я, спеша за Эрикой ко входу в «Бро-Бистро».
Я тебя видела! прошипела она в ответ, с силой ткнув меня в грудь. Я видела тебя, Логан!
Тебе кажется, будто ты что-то видела, но ты ошибаешься. Я не собирался употреблять!
Не лги мне, сволочь! Как ты мог?! Ты обещал! Ты обещал!
Прежде, чем я успел ответить, к нам подошел Келлан.
Вы что так долго? спросил он. Мрачное выражение словно приклеилось к лицу Эрики, но она заставила себя улыбнуться, когда увидела тревогу в глазах жениха.
Просто мне пришлось по пути кое-куда заехать, ответила она, целуя его в щеку. Но мы же здесь! И я очень жду твоего выступления.
Взгляд Келлана сместился на меня, и в этом взгляде по-прежнему читалась тревога. Я слегка пожал плечами я не мог солгать брату.
Он понимающе нахмурился и кивнул в сторону дверей.
Не хочешь подышать воздухом вместе со мной, Ло? Мне выходить на сцену только через пятнадцать минут.
Конечно, ответил я. Мои руки, засунутые в карманы джинсов, все еще были сжаты в кулаки после разговора с Эрикой в машине. Но я не мог даже по-настоящему злиться на нее. В ее глазах я был наркозависимым негодяем, который портил ей и Келлану жизнь и разбил сердце ее сестры, годами не давая о себе знать. В глазах Эрики я был подонком, который едва не убил Келлана и Алиссу в ту ночь, когда накачался дурью и схватился за руль машины. Я был человеком, по вине которого Алисса потеряла ребенка. В глазах Эрики я был для Келлана и Алиссы бременем, которое обоим следовало давным-давно сбросить они не заслуживали такой тяжести. В ее глазах я был тем собой, которым изо всех сил старался больше никогда не стать.
Мы с Келланом вышли наружу, и в лица нам ударил прохладный вечерний воздух. Брат прислонился к кирпичной стене бара, уперся левой ногой в фундамент и закрыл глаза, подняв голову к небу. Я полез в карман за сигаретой, но остановился.
«Черт!»
Не курить.
Я прислонился к стене рядом с ним.
Ты как, держишься? спросил я, доставая зажигалку и начиная щелкать ею.
Честно?
Да.
Он открыл глаза, и я заметил, с каким усилием он пытается сдержать слезы.
Я играл на гитаре для разминки, и моя рука начала дрожать. Вчера это тоже случилось, и мои руки не переставали трястись. Думаю, это все из-за нервов, потому что я боюсь химиотерапии. Я много читал о воздействии химии на психику, на мозг. В какой-то момент человек отчасти теряет когнитивные способности. Так что я, возможно, больше никогда не смогу играть на гитаре. Или писать песни. Я имею в виду Он прикусил губу и сделал глубокий вдох. Мой стойкий, неизменно сильный брат постепенно сдавал позиции. И я ничего не мог с этим сделать. Я имею в виду музыка это я. Это моя жизнь. Я так много времени убегал от нее, и теперь, если я не могу играть на гитаре
Я буду играть вместо тебя, совершенно серьезно сказал я. Он фыркнул.
В тебе нет ни одной музыкальной косточки, даже самой мелкой, Логан.
Я могу научиться. И к тому же, черт побери, помнишь, как ты учился готовить после того, как мой папаша сломал мне руку?
Это когда я как-то раз готовил индейку на День благодарения?
Я хихикнул.
Да, и ты орал: «Кто же знал, что чертову индейку надо размораживать больше четырех часов?!» когда пытался ее разрезать.
Нет, серьезно, кто же знал?
Ну любой, у кого есть мозги. Я хочу сказать, что надо отдать тебе должное: я никогда не видел индейку, полностью сгоревшую снаружи и совершенно сырую внутри. Для этого нужен талант. Что сказала мама на этот счет? спросил я, возвращаясь к немногим хорошим воспоминаниям, которые были общими для нас.
Мы заговорили в один голос:
«Что это за ерунда?! Если ты хотел меня убить, нужно было взять нож. Это было бы не так больно, как эта клятая индейка!»
Мы с Келланом рассмеялись. Это было не так уж забавно, но мы хохотали так сильно, что у нас заныли ребра. Слезы, вызванные воспоминанием, струились по моему лицу.
Когда наш смех прекратился, в холодном воздухе повисло молчание, но теперь оно, по крайней мере, не было одиноким, потому что мой брат был со мной.