За гвоздями в Европу - Ярослав Полуэктов 7 стр.


Старик Рабле9 удавился бы собственным жабо10, если бы ему удалось прочесть это произведение, в котором так буднично, таким наплевательским мимоходом втоптали в грязь целый жанр, взлелеянный и отточенный гениальными сатириками, подъюбочными шалопутами, серунами, живописными убийцами11, плутами и извращенцами средневековья.


В третьей редакции к русским сорнякам и свежему навозу добавился иностранный канабис12, порнуха, сексуальные фантазии любвеобильных мачо13  кабыгероев, фонтанирующих перезрелым семенем. Проявился вовсю дешёвый и неполноценный, если говорить о чистоте жанра, хоррор14. Обнаружились слабо аргументированные политические демарши, в которых любовь к человечеству пересекается с исторической неприязнью к отдельным народам, уж не говоря о великих чинах мира сего.

Затеялось общение с усопшими из потустороннего, жуткого, хоть и весьма любопытного, мира.

Засиял, обласканный писателем, прочий бытовой мусор, характеризующий стиль всякой низкопробной современной литературы.

Уважаемый господин Еевин  упомянём его мимоходом  тёмный император всех модных литератур, словесный эквилибр и ловкий факириспытатель читательского долготерпения, с такой позицией издателя непременно бы согласился.


В четвёртой редакции с неба свалилась не обеспеченная дотошными алиби, прерывистая и посказочному правдоподобная детективная линия.


***


В пятой редакции на границе с Польшей из багажника Рено Колеос вылезло на свет божий полусонное крокодилье туловище в непромокаемом пальто с нарисованными в районе брюха кубиками И о трёх непресмыкающихся головах. Одна  от незапамятного малорусского писателя  почти что классического ведьмака, с угольно-сальными волосами до плеч, другая  от слегка постаревшего киноактёра-красавчика.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

С первым всё понятно: Гоголь! Второй, это статистический герой, продукт Страны Грёз, он на десяток лет прописался в каждом телевизоре.

Он побеждал в звёздных, модных рейтингах, одинаково любимых как городскими тётеньками и их дочурками, так и районными доярками.

Кажется, то был Бред Пит, может, Шон Пен.

Сам Кирьян Егорович Туземский не силён в кинематографии, и, тем паче, не помнит фамилий. К чему ему эти запоминалки? Если приспичит для спора с кемлибо, то он может позвонить лучшей своей подружке Даше Футуриной, прославившейся энциклопедическими познаниями в истории кино. У неё прекрасная память на всё блестящее.

Пуще всего Даша отметилась в «Живых Украшениях Интерьера»15. А здесь она пребывает мимолётом.

Имя актёра прекрасно известно незамужним девушкам. Об этом можно легко догадаться, заходя на экскурсии в их спальни и глядя на вырезки из журнала «Звёздный путь», окроплённые девичьими слезами. Журналы покупаются на последние, выданные мамкой семейные деньги. Все эти божественные образа в розовых поцелуях. Сам Иисус Христос позавидовал бы такой искренней популярности. А ещё более удивился бы он экстатической готовности русских мадемуазелей к совокуплению с бумажкой  оживи её хоть на секунду.

Пришпилены Питы и Пены также к иконостасному изголовью тех деревенских и пригородных девчонок, что прибывают в города, те, что шумят и веселят жителей по ночам. Живут они кто где, но только не в пятизвёздочных отелях. Там они бывают, конечно, но изредка и не каждая: чисто для снятия пробы со сладенького иностранного хрена,  и то после того, как освоятся и вдоволь наедятся отечественного уличного порно.

Объявленная цель их прибытия в Большие Города  повышение любой квалификации,  лишь бы предложил кто. А фактически: для улучшения финансовой перспективы средствами заму$ства.

Последний вариант привлекателен содержанием в термине «заму$ство» долларов, евро, их рублёвых эквивалентов, и потому очевидно предпочтительней.

Ища счастья на бытовых качелях, часть девочек пытается надёргать ростков интеллекта в университетских оранжереях. Авось, когданибудь, да пригодится. Будущему мужу. Детям. Себе после развода.

Исконно городские девчонки с богатыми мамочками и папочками дешёвыми вырезками брезгуют. Они покупают толстые журналы, набитые истинным гламуром, или, разобравшись в реалиях жизни, предпочитают брать реальных пацанов.

Жаль, в литературе не слышно интонаций!


«**» Писатель, поставив две звезды на этом самом месте и, набив трубку дешёвым табаком, попытался было поставить звезду третью. А потом собирался ни к чему не обязывающую главу свинтить и перейти к следующей.

Но тут послышались негодующие крики читателей. Пришлось тормознуть, вникнуть. И что же он услышал и увидел?


1.

Гражданин Нектор Озабоченный сидел на кончике его пера и побухгалтерски волновался за расход чужих чернил. А особенно за соответствие их расхода реально правдивому выхлопу. Рентабельность проверяемого писателя, по его мнению, находилась в отрицательном проценте.

2.

 Всех бы этих писателишек определить в налоговую инспекцию!  несправедливо и ровно наоборот считал один, совершенно незнакомый, зато чрезвычайно важный пенсионер республиканского значения, сколачивающий капитал для своих пышных похорон на карточке VISA GOLD.

3.

 Вот бы учредить приз от Президента за внимательность, за экономию, и, особенно, за участие в искоренении писательского терроризма!  думал другой. Этот усат, горбат, нечистоплотен,  и он был крайним справа.

4.

Контролирующий слева,  злобствующий, сутяжный философ В. Бесчиннов,  или С. Бесчестнов?  ровно так же, как и наш графоман,  пищущий человек. Но, не зарабатывающий ни грамма на теме любви среди слонов. «При таких выгодных условиях конкурса, а не поучаствовать ли в дальнейшей ловле писателя на слове? Силён ещё, и, ах, как полезен для россиян жанр сексотства!  думает он.

5.

 А если повезёт, то и на глубокоуважаемую мозоль наступить!  решает завистница и конкурентша на писательской ниве.

Её НИК  к чёрту её НИК. Много чести! Эта НИК считает себя самым главным критиком Интернета, не написав ровно ничего. Её любимый форматный герой и образ, с которым она слилась навсегда  Старуха Шапокляк. Она ближайшая подруга некоего графомана сутяжного, который, так же как и Кирьян Егорович, писал про слонов. Но, сутяжный графоман писал про слонов  производителей фантастического интеллекта, а Кирьян Егорович про калечащие судьбы людей статуэтки, и о слоне  воспитателе юношества, производителе сексуальных мачо. И, хотя НИК с сутяжным графоманом (по всей видимости) спят в разных постелях, но брызжут интерактивной слюной одновременно, ровно сиамские девственницы.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

6.

 Хватит нам таких псевдографоманистов  реформаторов. Бумаги в стране не хватает. Засоряют, понимаешь, Лазурные берега Интернета.

7.

 Довольно!  необдуманно бубнят следующие, нежась на отреставрированных Мартиниках и на искусственных, идеально круглых Канарах.

Натуральных Канар, как известно, на всех бездельников уже не хватает. Эти мечтают о других, неиспытанных ещё, местах отдыха. Они ностальгически листают кляссеры с марками бывших колоний. Они покачиваются в экологических, соломенных креслахкачалках мадамбоварских будуаров. Они топчут заросшие мусором, тёмные и непонятные им до конца прозрачные, искренние Бунинские аллеи. И плюются, и плюются, аж харкаются во все стороны.

8.

 Рано звездить!!!  кричат самые наивнимательнейшие педанты, требующие к себе уважения.  С той стороны двери герой был с только что зажжённой свечой, а с другой  уже с Огарковым Вовой.

9.

 Третьято голова у крокодила чья? Забыл элементарную арифметику, а писать взялся,  орали настоящие инженеры и счетоводыстатистики. Они сумели точнее всех посчитать и сформулировать усреднённо общесамиздатовскую критическую мысль.

На что наиленивейший графоман (а его короткая личная увеличительная приставка «наи», не менее значима, а то и выше, чем другие «самыеприсамые наинаи»), в достаточно невежливой и короткой важной для столь важного обстоятельства, как количество голов у пресмыкающегося героя, ответил нижеследующей фразой:

«А третья кучерявая голова пресмыкающегося напоминала те чугунные памятники, что стоят на каждой площади имени Пушкина».

И добавил недостающую звезду.

«*».

 Шлёп!

И всё стало на свои места. Чего вот шуметь по таким пустякам?


***


Мы же  читательское меньшинство, находящееся в молчаливом, почти масонском альянсе,  аккуратны и вежливы. Мы понимаем суть намёков и недосказок. Мы умеем хранить чужие тайны. Мы читаем и перечитываем не понятное, возвращаемся в середину и в конец. Ища идею, мы следим за истоками рождения букв и смысла. Мы углядели разницу между первым вариантом рукописи, сокращённым и средним, предлагаемым сейчас. Мы удивляемся и сожалеем потерянным возможностям. Мы плачем по выдернутым страницам и почти стёртому с лица земли трёхголовому герою.

Переговариваются между собой взахлёб три французских монашки-читательницы творчества 1/2Эктова, штудировавшие книгу с начала её написания с целью перевода и внутреннего монастырского употребления:

 А вообще-то животное, оказывается, поначалу не было элементарным чудовищем.

 Оно было не просто сказочным, и не просто безобидным. Оно было весьма казаново-сексуально и критическо-литературно подкованным.

 Оно могло запросто, на выбор, высунуть только одну: или самую красивую, или самую умную, или самую поэтическую голову.

 Оно с целью инкогнито ходило в шляпеколпаке полуневидимке, нахлобученной по самые плечи.

 Оно могло молчать, слушать разговорчики и пухнуть возражениями такими же бесцеремонно, как пахнет вяленая рыба, лёжа в багажнике.

 А могло, выбравшись на волю и спрятавшись за дорожный знак, чисто, со знанием сопрано, долго и обворожительно петь на трёх языках одновременно: как яйценоская соловьиха в паре с двумя павлинами.

 Оно могло швыркать ноздрями, уподобляясь простывшему гиппопотаму, вынутому из Лимпопо и интегрированнуму в продуваемый северными ветрами, замерзающий по ночам зоопарк Осло.

 Оно могло подмигнуть зевакам как на шествии ряженых, а потом, незаметно от всех, сжаться, сложить вдесятеро хвост наподобие раскладной книжки, и в таком виде спрятаться в любую щель.

 Неужто в любую? Вот это уже,  натурально,  сказки!  говорят неверующие монашки. Одна из них  излишне замкнутая, лет сорока, открыв чувственный рот, только что в упор пялилась на живой член приглашённого за плату натурщика. Член для лучшей запоминаемости свойств эрегирован третьей смотрительницей женского монастыря. Она лучше всех подкована в этих делах.

 Думаете, так не бывает, что такой большой и в любую щель? В наше-то расчётливое, материалистическое время,  когда не то, чтобы за щель, а даже за нано-любовь нужно платить?

Назад Дальше