И все же есть это чувство вроде бы ты ничего и не должен, не обязан но все равно кажется, словно ты отказываешься, отворачиваешься, проходишь мимо.
Чарльз стряхнул печальные мысли, припомнил все встречи с Кэрол, письма, которые писал, и ее ответы: «А с чего ты взял, что из величия архитектуры следует величие людей? Может они гробили людей тысячами во имя этих строек, может, их жгли на кострах? С чего ты вообще взял, что хоть когда-то было иначе? Быть может, и было, конечно, только более кроваво. Все-таки вряд ли милые и добрые люди устроили такую резню, что нам даже знать запретили, что там точно происходило?». Не то чтобы Чарльзу такое совсем не приходило в голову, но Кэрол умела сказать как-то так, что сразу кажется, что иначе и быть не могло. Если так проанализировать, Кэрол никогда не говорила, что любит Чарльза, хотя он ей признавался. Нет, она к нему определенно хорошо относится, но как понять как именно? Как к другу? Как к несерьезным отношениям? Одно ясно даже невооруженному взгляду уж точно не так, как он к ней. Впрочем, отношения как раз и строятся, чтобы отдавать, а не чтобы ждать для себя. Так что пусть будет что будет, даже если искренней взаимности он не увидит и не дождется. Что насчет работы после убийства Шапелье Чарльз, как ни странно, получал лишь вежливые отказы. То ли все ударились в суеверия, то ли, что вероятнее, его считали слишком связанным с определенными группировками.
В общем, заняться было толком нечем, и Чарльз сортировал старые записи, протоколы заседаний и прочий бюрократический мусор. В какой-то момент его тераном издал звук, и Чарльз посмотрел писал Этьен. Тот после падения Тревиньона получил место своего бывшего начальника, став следователем правда, пока не по особо важным делам, но это было бы слишком. Этьен тоже, насколько Чарльз знал, погрузился в работу с головой. Собственно, они не общались как-то близко, и тон Этьена был почти что официальный. Он писал, что обнаружил в бумагах бывшего начальника кое-что интересное, но, возможно, опасное и потому хочет, чтобы не он один был носителем этой информации, строго предупредив, что говорить о встрече нельзя никому и ни в коем случае. Чарльз стер сообщение, и, оставив в своих комнатах заклинание на всякий случай, отправился на встречу. Кажется, даже для него риск понемногу становился вполне обычным делом.
Антуан
Сидеть в теневом мире, находясь при этом в доме почтенной дамы, одной из руководителей совета темных магов в их неофициальной европейской столице не самое приятное дело. В данном же случае нас предупредили, что надо ждать визита Отто Ауттенберга, молодого и очень перспективного мага, знатока каких-то древних рун или наподобие того.
Теперь он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и пил кофе вместе с Александриной, несколько снисходящим тоном объясняя собеседнице: невозможно даже для развлечения читать. Надо понимать, культура всегда создавалась и будет создаваться ради массы, толпы, плебеев. Для них же мы, Темные, всегда были и будем порождениями зла, которые режут кошек, насилуют девственниц, хаотически совокупляются и так далее. В их нелепых представлениях Тьма и Тень злобные сущности, которые непременно стремятся обмануть и напакостить как и сами Темные. И им даже в голову не приходит, насколько нелепы их завывания со стороны. Взять хоть самое очевидное если какой-нибудь моралист, поняв, что от Света никакой помощи нет и не будет, что сам этот Свет бесконечная стагнация в неподвижности, а пресловутого источника в виде их боженьки нет и быть не может он приходит просить помощи у реальной силы, у Тьмы, дьявола, как хотите но делает это с мерзкими кривляниями, всячески выказывая презрение так чего они хотят от всеведущей Тьмы? Чего-чего, а тупой морали от нее ждать невозможно. Более того, разум, бесконечное изменение, познание, безграничные возможности, которые и есть Тьма прямо противоречат каким бы то ни было нелепым ограничениям, выгодным только стаду. Индивид незаурядный, сильный одиночка, жаждущий только свободы от всего и для бесконечного познания и развития вот настоящий Темный. А то, что нам приписывают всякие дурацкие пороки, властолюбие, садизм это лишь их собственные подавленные комплексы, от которых настоящий темный так же свободен, как от эмоций, морали и, одним словом, всего человеческого. Настоящий маг не человек, он должен искоренить в себе любую принадлежность к этому нелепому виду, порождению низших, тупых, неумелых сил, чтобы слиться с истинным, чистым разумом в бесконечном развитии и при этом остаться бесконечно растущей, расширяющей свое его индивидуальностью, расчищающей свой путь исключительно разумным и наименее затратным путем. Как-то так. Отлично, Отто, вы настоящий гений! Александрина с непритворным восторгом отложила пергамент, по которому мгновение назад летало автоматическое перо еще одна дань старомодным устройствам, да, на это нашим тупоголовым критикам будет нечего возразить, кроме своего бесконечного нытья. «Ой, как жи это плёхо, так жи низзя», передразнил кого-то Отто, и Темные рассмеялись, конечно, что можно возразить против очевидной истины? Только мычать и давить на эмоции.
Но на тупиц это, конечно, действует так уж устроено стадо. И шут с ними. Они в итоге и останутся тем, чем были всегда мусором и удобрением. Ну, в их-то понимании, они героически сражаются Ага, сами не зная даже, с чем. В их понимании, очевидно, Повелитель, пуская слюни, рвется занять место этого чурбана Эври, чтобы заставить всех ежеутренне нарушать священные принципы гуманности. Да, и это при том, что сам Старый Дурак, любитель защищать биомусор, сам оказывается не умнее этих идиотов. С кем поведешься Да, тут или или. Либо познание и жертва всем человеческим ради бесконечного развития, и так уж выходит спасения мира, не от альтруизма, конечно, а просто где-то надо жить, либо отупение и скатывание в кретинские проповеди перед плюющей в тебя же чернью. Даже жаль какой великий некогда разум мы теряем!
Ну, Тьму не обеднить, она-то знает все. Так что если старый дурак встал на пути прогресса его проблема. Сметут, вместе с мусором масс, который ему важнее действительно ценных единиц.
Именно. Мы, по сути, сами защищаемся. Кто дал бы Повелителю вести его работу, его великие исследования открыто? Сразу бы начались вопли о негуманности, опасности Ну, вот и жили бы до сих пор в каменном веке, если бы это кого-то останавливало.
И самое возмутительное это они нас считают ретрогадами, потому что нам мерзко скрещиваться с низшим видом. Что они тогда сами с обезьянами в связи не вступают? А между человеком и Темным Магом пропасть выше, чем между обезьяной и человеком и в интеллекте, и в кругозоре, и в интересах, и, собственно, эволюционно. Разделение скоро завершится, и те, кто не успел вымрут, будут отобраны Тьмой в гумус. И правильно если не заслужил, то и не надейся. Все мы уйдем во Тьму только одни чистым духом, перерожденным в вечном развитии, а другие навозом, пищей, кирпичами и цементом.
Смею думать, мы от этого недалеко, Отто.
Я тоже, хотя спешить пока некуда. Включайте, если хотите, в статью. А мне пора надо еще подготовиться к заседанию. Кстати, что думаете насчет этих самых предателей? Я думаю, Кадмус решит эту проблему и без нашего вмешательства. С его-то опытом и знаниями Вот и я того же мнения. Ну, всего вам. Тьма в помощь. Тьма в помощь!
Слышать все это было мерзко и этот презрительный тон, почему-то смутно знакомый, и общее ощущение Но опять предательский голос шепнул: «Что, если он прав? Как опровергнуть его логически? Ведь все безнадежно, если не удастся доказать, что он заблуждается но у кого спросить? Грандмейстера? Да, только его Но сначала дело. А оно требовало, чтобы мы вернулись в это жуткое место, на их шабаш.
Александрина и не скрывала ехидной насмешки.
Я вижу, господа, вам не по вкусу наши разговоры? Непривычный уровень? Скорее, другие убеждения, возразил я спокойно. Ну, зерно сомнений посеяно и однажды взойдет, пожала плечами фрау Заубер, готовьтесь, нам скоро собираться.
Мы были готовы, естественно.
Конечно, хотелось обсудить все увиденное и услышанное но ни мне, ни Кэрол, ни Давиду пока не удалось выяснить ничего важного, а наблюдение пришлось прервать личности им попались весьма опасные.
На этот раз план был таков пронаблюдать за очередным сборищем и, если возможно, обыскать сам зал после отбытия Темных. Дерзкий план, конечно, как и все, что предлагал когда-либо Давид. Впрочем, в одном в отношении его можно быть уверенным он знает, что такое риск и что такое решительность. К тому же, идей получше все равно ни у кого не было.
Второй раз оказаться в том же месте было, почему-то, не легче, а даже труднее как замерзаешь, второй раз заходя в море во время купания.
Слушали внимательно, но Темные ничего интересного не сказали о политике прозвучало буквально два слова, потом говорили о каких-то заклинаниях латынь, санскрит, ритуалы, погружение в глубинные состояния Действительно, ничего такого уж злодейского на первый взгляд. И все же меня не отпускало неприятное, давящее ощущение чужого взгляда, присутствия, и оно не исходило ни от кого из присутствующих, но внимательный и недобрый взгляд, колющий затылок, изматывал и не давал полностью сосредоточиться. Время тянулось невыносимо долго, разговоры растягивались, монотонные мантры сливались в бесконечную какофонию, и меня постепенно охватывала паника, дурное предчувствие, мне казалось, что я стою голый на заснеженной горной вершине, обнаружив это только что, вдруг, разом, словно в безумии, не помня себя, забрался туда, и только теперь очнулся от наваждения. Вся эта страна наваждение, дурной зацикленный сон. Совершенно утонув в мыслях, я выскочил из них резко, едва карлик хлопнул в ладоши и весь совет Темных поднялся с мест. Давид приготовился. Медленно, один за другим, Темные покидали зал. Едва дверь закрылась за последним, карликом, Давид сорвался с места, движение его было стремительным даже для теневого мира. Он углубился, ведомый, очевидно, интуитивной догадкой, в кабинет, что находился справа сзади от общего зала. Мы с Кэрол последовали за ним. Кабинет оказался библиотекой или чем-то наподобие стеллажи были заставлены фолиантами, свитками, амулетами. Давид схватил со стола лежавший там амулет в виде вырезанного из черного дерева диска. Судя по характерному пульсирующему сиянию, это был телепортатор, настроенный на определенные координаты.