О назначении Витте на место С.Д. Сазонова, министра иностранных дел (19101916), стали говорить именно весной 1912 года. Один из чиновников ведомства передавал в личном послании разговоры публики: «Говорят, у нас в министерстве предстоит перемена шефа: вместо Сазонова прочат Витте, с титулом канцлера»[493]. В интерпретации автора другого перехваченного письма, также датированного мартом 1912 года, сам факт разрастания слухов о скором новом возвышении отставного реформатора служил определенным симптомом перемен в закулисье высших сфер накануне выборов в Государственную думу: «А что-то как будто полевело в сферах Витте ездил в Царское Село, а на днях едет в Ливадию. Кто говорит займет место Сазонова, а кто прочит его министром финансов Были сведения даже, что Витте станет обер-прокурором Синода?! Вот так камуфлет! Но главнее всего, что дался вдруг всем Витте на память. Ведь неспроста же это?»[494] В данном случае важна была не столько возможная новая должность графа, сколько постоянное упоминание его имени в околополитических сплетнях, порой доходивших до абсурда.
Помимо внутренних неурядиц, сильное беспокойство в обществе вызывали и вопросы внешней политики. Предполагалось, что граф, ввиду своего разностороннего опыта, вполне может вернуться в качестве руководителя российской дипломатии.
О назначении Витте на место С.Д. Сазонова, министра иностранных дел (19101916), стали говорить именно весной 1912 года. Один из чиновников ведомства передавал в личном послании разговоры публики: «Говорят, у нас в министерстве предстоит перемена шефа: вместо Сазонова прочат Витте, с титулом канцлера»[493]. В интерпретации автора другого перехваченного письма, также датированного мартом 1912 года, сам факт разрастания слухов о скором новом возвышении отставного реформатора служил определенным симптомом перемен в закулисье высших сфер накануне выборов в Государственную думу: «А что-то как будто полевело в сферах Витте ездил в Царское Село, а на днях едет в Ливадию. Кто говорит займет место Сазонова, а кто прочит его министром финансов Были сведения даже, что Витте станет обер-прокурором Синода?! Вот так камуфлет! Но главнее всего, что дался вдруг всем Витте на память. Ведь неспроста же это?»[494] В данном случае важна была не столько возможная новая должность графа, сколько постоянное упоминание его имени в околополитических сплетнях, порой доходивших до абсурда.
Наконец, интерес представляет и более позднее письмо (от мая 1912 года) из Одессы, адресованное лично графу Витте. Оно позволяет утверждать, что сплетни комментировались и приверженцами крайних политических течений:
На днях член Государственной думы А.К. Демьянович, будучи в Одессе, в одном обществе, где говорили, как о слухе, о предстоящем назначении Вас министром иностранных дел, дал очень плохую оценку почти всем министрам, и, по его мнению, единственный умный и способный человек, который знает все и вертеть умеет колесом, это граф Витте, будто такого же мнения держится большинство депутатов. Демьянович крайний правый[495]. Цель моего письма заключается в том, что если бы Вам понадобились какие-нибудь сведения от правой организации, то я надеюсь, что Демьянович мне их даст[496]
Отношение к Сазонову в русском обществе не было однозначным: его жестко критиковали за отступление перед австро-германским блоком на Лондонской мирной конференции 19121913 годов, где российская дипломатия согласилась с требованием стран Тройственного союза создать отдельное албанское государство и таким образом отрезать Сербию от Адриатического моря. Интересно, что подобный же список «претензий» был к Сазонову и у Витте. Так, И.И. Толстой 13 декабря 1912 года записал содержание беседы с графом, посетившим его с дружеским визитом. В ходе доверительного разговора бывший министр финансов назвал внешнюю политику Сазонова «бездарной», также нелестно отозвавшись о его роли на Лондонской конференции[497]. На рубеже 19121913 годов антисазоновские настроения в обществе усилились, и дело было не просто в симпатиях и антипатиях: «в сферах» шла жесткая закулисная борьба за смещение Коковцова с должности премьер-министра, и атака на Сазонова являлась частью этой кампании. В прессе велась травля министра иностранных дел, в ходе которой высказывалась мысль, что министерство нуждается в притоке новых, «энергичных» людей[498]. Вероятно, именно такие тенденции в общественных настроениях следует считать импульсом, порождавшим толки о скорой отставке Сазонова. В этом смысле кандидатура Витте как его возможного преемника была не случайной.
Любопытно письмо некоего М. Леоновича из Женевы, принадлежавшего к числу постоянных корреспондентов графа. В марте 1912 года Леонович передавал Сергею Юльевичу мнение одного из американских дипломатов, высказанное в момент отзыва из Турции Н.В. Чарыкова[499]:
Ваша дипломатия переживает серьезный момент. Еще на Берлинском конгрессе старая школа салонных дипломатов оказалась совершенно не удовлетворяющей требованиям времени Россия крепнет и возрождается, но нужны руководители с гениальным умом и богатым опытом. В дипломатических русских кругах постоянно слышатся жалобы на то, что нет людей и что потому на виднейших местах приходится держать старцев, перешедших «все пределы возраста». У вас есть человек, который мог бы взять на себя колоссальную задачу научной постановки русской политики. Это граф С.Ю. Витте. Его финансовая система вынесла все испытания. А в наше время политика неразрывно связана с экономикой. Компетентность Витте как финансиста вне сомнений, и этого достаточно, чтобы считать его человеком, без которого России не обойтись, если [бы] даже у него и не было блестящего дипломатического дебюта у нас в Америке. Но пойдет ли Витте на вторую и даже на первую роль при настоящих условиях? Разрешение славянского вопроса величайшая проблема XX века найдется ли в России свой Бисмарк и Меттерних покажет будущее[500].
Это письмо представляется показательным по нескольким причинам. Очевидно, что в условиях обострения обстановки на Балканском полуострове и европейской неурядицы на повестке дня в обществе был вопрос о том, что нужен некий посредник, обладающий достаточным опытом в разрешении международных конфликтов, компетентностью и определенным политическим весом. Для сравнения сопоставлю процитированный выше документ с материалами прессы.
Примечательны в этом отношении статьи выдающегося еврейского писателя Шолом-Алейхема. В 1913 году крупная варшавская газета «Гайнт» («Сегодня») предложила ему писать политические фельетоны, в первую очередь о международной политике, под маской одного из придуманных им героев простоватого Менахем-Мендла[501]. В основе сюжета лежит переписка между Менахем-Мендлом, типичным «человеком воздуха», который путешествует по свету в поисках легких заработков, и его женой, Шейной-Шейндл, мир и кругозор которой ограничен пределами местечка. Эти фельетоны выходили в течение почти всего года. Основной международной проблемой 1913 года, о которой в них шла речь, были Балканские войны. Так, в очередном «письме», от 27 апреля, обсуждая нарастание противоречий между «великими державами» по вопросу Дарданелл, Менахем-Мендл определил суть проблемы не хватает посредника: «Настоящий маклер, когда он вмешается в нужное время, совершенно меняет все дело. Так, например, вышло у дяди Пини с тетей Рейзей[502]. Если бы тогда не вмешались два маклера, Витя[503] с одной стороны, и Рузенвельт[504] с другой, кто знает, чем бы дело кончилось»[505]
Имя Витте упоминалось как пример образцового посредника. В фельетоне от 30 мая Шолом-Алейхем продолжил обсуждать международные проблемы в выбранной им манере, выразив догадку, что вскоре Россия перейдет к более решительным действиям в связи с переменой главы Министерства иностранных дел: «Поговаривают, что Сезонов[506] подает в отставку, а на его место приходит Витя, наш Витя. Видишь, это уж совсем другая политика и другие дела. Витя, понимаешь ли, мишелону[507]. Он уж точно знает, что такое гос[508], бес и столаж[509]. Он, между прочим, был министром финансов! Он им всем может дать фору и заткнуть их [великие державы. Э.С.] за пояс!»[510]
В этой статье надо заметить, как и в письме М. Леоновича, имеется отсылка к осведомленности графа в финансовых и биржевых операциях. Качества, присущие ему как многоопытному министру финансов и обычно расцениваемые современниками скорее в негативном ключе, хитрость, изворотливость, смелость, ловкость в данном случае превращались в его преимущества, делая графа потенциальным медиатором в разрешении острейшего и запутанного общеевропейского конфликта.
В следующем фельетоне, от 6 июня, написанном также от лица Менахем-Мендла, Шолом-Алейхем заявлял об этом еще более откровенно:
Я завидую Вите, в котором купеческий азарт сочетается с хитростью настоящего биржевика, прирожденного шпегелянта. Поговаривают, дал бы Бог, чтобы это оказалось правдой, что вскоре он снова возвысится. Я бы тогда, говорю я, тоже возвысился. У меня для него, говорю я, есть особая комбинация, и с ним мне не понадобится никакой посредник. С ним я сам смогу, говорю я, обо всем договориться. Он когда-то жил в Одессе, так, говорят, он хорошо понимает по-еврейски, в крайнем случае у него жена мишелону, ее зовут Матильда Это не секрет, с ней знакомы гомельские маклеры[511]
Разумеется, следует иметь в виду, что в этих фельетонах изложена точка зрения не самого Шолом-Алейхема, а вымышленного героя, маски, которая транслирует вкусы и мнения «простых людей», мещанских еврейских кругов. Этот источник прекрасно иллюстрирует и сложившуюся юдофильскую репутацию Витте. Снова актуализируется сюжет с его супругой как связующим звеном между графом и евреями. Важно подчеркнуть, что мнимое юдофильство сановника расценивается в данном случае, безусловно, положительно.
Иными словами, можно утверждать, что слухи о назначении Витте министром иностранных дел имели хождение не только среди «высшего общества», но и в мещанских (в частности еврейских) кругах. Кроме того, можно говорить об их широкой распространенности. Также можно утверждать, что Витте не был главным распространителем этих сплетен. Невозможно представить, чтобы у публициста еврейской газеты существовала договоренность с отставным министром. Скорее, эта тема была у всех на устах, а потому и стала предметом обсуждения.
Разумеется, следует иметь в виду, что в этих фельетонах изложена точка зрения не самого Шолом-Алейхема, а вымышленного героя, маски, которая транслирует вкусы и мнения «простых людей», мещанских еврейских кругов. Этот источник прекрасно иллюстрирует и сложившуюся юдофильскую репутацию Витте. Снова актуализируется сюжет с его супругой как связующим звеном между графом и евреями. Важно подчеркнуть, что мнимое юдофильство сановника расценивается в данном случае, безусловно, положительно.
Иными словами, можно утверждать, что слухи о назначении Витте министром иностранных дел имели хождение не только среди «высшего общества», но и в мещанских (в частности еврейских) кругах. Кроме того, можно говорить об их широкой распространенности. Также можно утверждать, что Витте не был главным распространителем этих сплетен. Невозможно представить, чтобы у публициста еврейской газеты существовала договоренность с отставным министром. Скорее, эта тема была у всех на устах, а потому и стала предметом обсуждения.