Ты столько интересного пропустила! сообщила девушка, когда я подошла и, будучи не в силах держаться на ногах, упала на диван.
«Слава Богу!» подумала я, а вслух сказала:
Какая жалость!
По-моему, неплохо! заявил Олег, укладываясь между нами.
Неплохо, подтвердила я, поворачиваясь к нему. Что планируем на следующий год? Зоофилию?
Олег неуверенно засмеялся, девушка взглянула на меня удивлённо. С величайшим трудом удерживая равновесие, я встала и начала одеваться.
Я уже достаточно расхрабрилась вискарём, чтобы спросить Олега:
Как её звали-то?
Кого?
Ну, девушку ту! до меня не сразу доходит, что он не понимает, о ком я говорю. Ну, с которой мы в твоём номере ночевали.
Ааа! ухмыляется он. Понятия не имею.
Чудно А куда девался твой сосед? Чей это был диван?
Не знаю. У женщины, наверное, ночевал.
Тааак А если бы
Я не успеваю закончить фразу.
Он бы с радостью присоединился! хохочет Олег.
Меня бесит его довольная физиономия:
Ты-то чего припёрся? Кто тебя звал?
Ну как Я услышал, что у вас там весело, пришёл, спросил: «Девчонки, а можно посмотреть?», вы не отреагировали, я и подумал, что вряд ли помешаю. Лежал себе тихонечко в сторонке, наблюдал.
Вот и неправда, восклицаю я. Прекрасно помню, как ты скидывал с нас одеяло!
Так под одеялом же ничего не видно, доверительно сообщает он.
Ты бы ещё поп-корн принёс, бурчу я.
А чем ты недовольна? Было весело. Мы с тобой помирились. Скажем спасибо неизвестному герою.
Олег невозмутим как удав, и мне хочется его стукнуть. Вдруг он начинает беспокойно оглядываться.
Тут случайно нет кабинок? В туалет дико хочется.
А у тебя-то в чём проблема? фыркаю я. Иди за дерево, вон их сколько на любой вкус.
Думаешь? сомневается он. Некультурно как-то.
Уверена! Культура не оскудеет.
Минуту он борется с желанием, потом, не глядя по сторонам, отправляется в тень.
Я гляжу ему вслед и сокрушённо качаю головой:
Ай-яй-яй! Интеллигентный человек, Пушкина в оригинале читает. А ссыт за деревьями
Я гляжу ему вслед и сокрушённо качаю головой:
Ай-яй-яй! Интеллигентный человек, Пушкина в оригинале читает. А ссыт за деревьями
Мне неуютно в одиночестве, и я медленно иду вперёд. Мы совсем немного не дошли до скульптурной группы «Шолохов и тонущие лошадки». Фонтан уже отключили и тёмные конские головы выглядят куда более устрашающе, чем летом, когда вокруг них доброжелательно журчит вода. Людей на бульваре мало, навстречу мне движется парочка. Они молоды, красивы и так влюблены друг в друга, что хочется дать им пинка. Следом за ними идёт мужчина в тюбетейке. Он приближается, недоумевающе смотрит на меня, и внезапно я узнаю в нём Черныха. Того самого Черныха, с которым я целовалась возле бронзового Гоголя прошлой зимой.
На секунду мы застываем, потом бросаемся обниматься. Он приехал в командировку на несколько дней, а сейчас встречается с друзьями. Черных красив, обаятелен, и, что приятнее всего, не женат. Правда, алкаш, но талантливый. Он рассматривает меня с откровенной радостью и долго держит руки на моей талии, и приходится чуть ли не силой вырываться из его объятий.
Гуляешь? Почему одна?
«Чёрт!» вспоминаю я про Олега. Сейчас он придёт, и новой волны сплетен не миновать, а мне этого совершенно не хочется. Сбежать бы
Пойдём со мной? предлагает Черных, бросает взгляд мне за спину и говорит: О!
Я обречённо поворачиваюсь и развожу руками:
О!
Олег улыбается и протягивает Черныху руку. Я стараюсь подавить истеричный смех. Это неприятно: находить связи между своими связями. Вспоминаю рассказ подруги о том, как в подобной ситуации она убегала на шпильках, и завидую её непосредственности. Черных внимательно оглядывает нас и усмехается:
Помешал?
Мы с Олегом наперебой возражаем: нет, не помешал, наткнулись друг на друга в начале бульвара, просто была с собой выпивка, и мы случайно наклюкались. Вдобавок я делаю такой благообразный вид, что поверить мне может только круглый дурак.
Умный человек Черных предпочитает не углубляться в ситуацию.
Ну, за встречу? спрашивает он и ловко выуживает фляжку из внутреннего кармана куртки.
Было бы странно ожидать от него чего-то другого. В день, когда мы познакомились, до дома его несли. Вообще невероятно сложно найти трезвенников среди поэтов. Разве что если деньги закончатся. И странно встречаться с кем-то из них обоюдно трезвыми и без малейшей перспективы наклюкаться. Прошлой зимой мы столкнулись с Черныхом в Музее изящных искусств это была одна из самых неловких минут в моей жизни. Я любовалась мускулатурой Давида Микеланджело и раздумывала, зачем из его необъятного тела там и сям торчат железные штырьки. Отошла подальше, чтобы лучше разглядеть. За спиной гиганта располагалась лестница на второй этаж, на ней стояли люди, и над правым плечом Давида торчала тюбетейка. Надежды на заплутавшего таджика рассеялись, стоило мне подойти к подножию лестницы навстречу спускался Черных. Даже во сне я не могу представить, что мои собратья по перу иногда посещают музеи, сейчас же я видела наяву испуганный взгляд и робкую просящую улыбку. Как будто застала его за вышиванием крестиком. Я тоже растерялась, и когда Черных спросил, откуда я здесь взялась, ответила, что зашла погреться.
Да, сказал он. А мне надо время скоротать до вечера. У меня поезд.
Я понимающе закивала, и мы пошли по музею вместе. Чувство неловкости исчезло, мы рассматривали скульптуры и даже делились мнениями.
Смотри, какая шумная! он указал на копию Ники Самофракийской.
Я посмотрела на него с любопытством:
Никогда бы не подумала, что ты такой ценитель прекрасного.
Он смутился, улыбнулся и ответил:
Почему? Тебя же я ценю!
Потом мы наткнулись на зал с черепками, потом на мумий.
А вот эти ворота, по преданию, ведут в рай. Пойдём в рай?
Ворота украшали проход в другой зал. Черных держал меня за обе руки, глядел мне в лицо и, пятясь, тянул за собой. Я шла и следила, чтоб он никого не сбил. Про ворота он бесстыже наврал никакого рая за ними не было.
Когда мы вышли из музея, уже стемнело. Нам обоим надо было попасть на серую ветку метро, но ноги понесли в противоположную сторону к бульвару. Было странное ощущение вдохновения и радости, мы мололи чушь и громко хохотали. Возле памятника Шолохову он попытался меня поцеловать, но я вывернулась. Возле Гоголя выворачиваться уже не стала.
Потом мы целовались на улице через каждые пять метров, в метро, на платформе вокзала. А потом он сел в поезд и уехал.
Мои кавалеры меж тем выпивают и принимаются обсуждать меня.
Ты не понимаешь, заявляет Олег Черныху Она это Есенин наших дней. Всю тусовку оттрахает!
Это высказывание льстит мне как поэту и оскорбляет как женщину непонятно, как реагировать. Я выпучиваю глаза, возмущённо поворачиваюсь к Олегу, и тогда он добавляет:
В литературном смысле, конечно!
Вискарь уже шибанул ему по мозгам, глаза покраснели, правый косит больше обычного, кажется, что он вот-вот провернётся. Я перевожу взгляд на Черныха тот даже не думает возражать против скабрезного заявления.
Раз уж мы тут встретились, то предлагаю напиться до скотского состояния. Ты ведь любишь животных? подмигивает он мне.
Нет-нет! восклицает Олег. Она только меня любит.
Беседа теряет логику, но это никого не смущает. У Олега, видимо, накипело на душе. Он делает глубокомысленный вид и сообщает:
Вообще, если бы кто-нибудь попросил меня охарактеризовать тебя одной фразой, я бы сформулировал так: «блядь в высшем смысле этого слова»!
Черных, говорю я. Ты куда-то направлялся? Можно я с тобой пойду?
Черных соглашается, и тогда Олег подходит ко мне вплотную, крепко сжимает и целует взасос. Я отбрыкиваюсь, но не решаюсь дать ему оплеуху. Территория помечена.
Ого! изумляется Черных. Ну, мне, пожалуй, пора.
Засовывает фляжку в карман и откланивается. Мой жалобный взгляд он игнорирует.
Мы продолжаем путь. Я спрашиваю:
Зачем тебе понадобилось оскорблять меня при Черныхе?
Ты обиделась? удивляется Олег. На невинную метафору!
На жестокую правду, вздыхаю я. Ты ведь сказал, что думаешь.
Пока он подбирает слова, я начинаю говорить:
У меня был знакомый как напьётся, так звонит кому ни попадя и предлагает жениться. И всё бы ничего, но наутро забывает. Одного не учитывает: что как-то приходится жить после этого. И ему, и тем, кому он звонит. А потом они ждут его, ждут. А он молчит. И так это жестоко, аж дух захватывает.
Бедная глупая девочка, говорит он и целует меня. Мы стоим посреди бульвара, Олег нетрезво покачивается, а у меня кружится голова, и кажется, что сейчас мы шмякнемся прямо на мокрый песок. Потом мы долго стоим в обнимку. Он отстраняется первым, мы идём дальше, держась за руки. Уже не хочется обсуждать ни прошлого, ни будущего, всё ясно: жить без этого балбеса я не смогу. И он без меня не сможет.
А потом звонит телефон.
Постой, говорит он и отходит в сторону. Это значит жена. Я послушно стою на месте. Я несколько раз видела его жену, она очень красивая. Мне с самого начала было непонятно, как можно изменять такой красивой женщине. Разговор о ней зашёл у нас только однажды при первом московском свидании. Я прилетела к условленному месту за полчаса до срока, а Олег опоздал на час. Накрапывал дождь, у меня промокли ноги, но это ничего не значило я была готова ночевать на улице, лишь бы повидаться с ним. Потом мы гуляли и пили коньяк. На пути попался фруктовый ларёк, и Олег купил мне винограда. Я на ходу размахивала кульком и была абсолютно счастлива. В небольшом скверике мы выбрали самый затемнённый угол над лавкой нависало дерево с ещё не облетевшими листьями, мы надёжно спрятались от дождя и света фонарей. Не было воды, чтобы вымыть виноград, и я обтирала каждую ягоду платком.
С фруктами у меня однажды смешная история вышла. Я в девяносто первом был в отпуске. Как раз в августе, когда тут Ельцин бедокурил. Поехали с друзьями на дачу бухать, неделю там просидели, сил уже нет пить. Я им говорю: «Мужики, меня жена поколотит, давайте возвращаться!» Тогда же мобильников не было. Вернулись, и запили уже в Москве. И водка, как обычно, закончилась незаметно. А тогда по ночам только таксисты водку продавали. И мы ночью! пошли искать таксиста. Вышли на улицу пусто. Прошли квартал пусто! Представляешь, чтобы в Москве людей не было?! Дошли до перекрёстка, а там овощная палатка: фрукты-овощи лежат без присмотра, арбузы-дыни. И ни одного человека вокруг! Помнишь, у Брэдбери рассказ был похожий?