Если хотите, можете милицию вызвать.
Может, в больницу их?
Михаила аж передернуло. Он отвернулся и сплюнул: «Эх, святая простота!»
Ну, это уже без меня. Только чего их жалеть, дамочка? Немцы наших убивают, так они враги. А эти своих. Стало быть, они хуже фашистов. И лучшее место для них в камере тюрьмы или на кладбище.
Не по-людски как-то
Не пойму я вас, женщин. То кричите, на помощь зовете. Помог опять плохо. Если вам их жалко отдайте им свои продуктовые карточки, а сами умирайте с голоду.
По-моему, то, что вы сейчас сказали, уже крайность, надула губы женщина.
Они вместе вышли со двора, повернули направо Михаилу нужно было как раз именно туда. У второго дома, недалеко от арки, где произошла драка, женщина остановилась.
Я здесь живу. Меня зовут Людмила, а вас?
Извините, я не представился, Сергей!
Глаза женщины затуманились.
Так моего мужа звали.
Почему «звали»?
Его в августе прошлого года призвали. И вот уже девять месяцев ни слуху ни духу. Ни одной весточки. Жив ли он или убит? Если жив, почему не пишет? Может, в плен попал?
На фронте все бывает, уклончиво сказал Михаил.
Хотите, я вас чаем угощу? вдруг совершенно неожиданно предложила Людмила.
Хочу, сказал Михаил, я еще не ел сегодня.
Тогда идемте же со мной!
Женщина вошла в подъезд дома, Михаил последовал за ней.
Квартира оказалась огромной, коммунальной в коридор выходило множество дверей. Но жила здесь одна Людмила.
Хочу, сказал Михаил, я еще не ел сегодня.
Тогда идемте же со мной!
Женщина вошла в подъезд дома, Михаил последовал за ней.
Квартира оказалась огромной, коммунальной в коридор выходило множество дверей. Но жила здесь одна Людмила.
А остальные где? удивленно спросил Михаил.
Кто на фронте, а кто в эвакуации. Так вот и осталась одна.
На керосинке женщина вскипятила чайник, поставила на стол чайные чашки с блюдцами. Михаил вытащил из «сидора» буханку хлеба и банку тушенки.
Ой, да зачем вы? всплеснула руками Людмила.
Поесть-то надо, не голодными же нам ходить. А я уже к вечеру в полку буду, думаю накормят.
Людмила аккуратно нарезала хлеб, Михаил вскрыл ножом банку с тушенкой. Они подогрели тушенку на сковороде, бросив туда несколько вареных картофелин, и поздний обед или ранний ужин получился по военным временам вполне достойный.
Поев, они попили чаю без сахара, и завязался разговор.
Вы в каком звании, Сергей?
Младший лейтенант.
А в каких войсках воюете?
Летчик я.
Людмила удивленно всплеснула руками.
Я представляла себе летчиков иначе в кожаном реглане, в шлеме с очками.
Я из госпиталя, форма чужая. Моя вся осколками изодрана оказалась и в крови была.
Так вы были ранены? Бедненький, это ужасно!
На войне всякое случается.
А немцев живых видели?
И не раз вот как вас.
И убивать приходилось?
Я же на войне, а немцы враги. Конечно же приходилось.
Да, я как-то не подумавши сказала.
Они проговорили долго. Людмила все расспрашивала: как оно на войне? Михаил рассказывал, избегая оценок бестолковость руководства, примитивная работа политотделов.
Потанцуем? спросил Михаил Людмилу.
Так ведь музыки нет, пожала плечами та.
Тогда на такты, сказал он и, сделав шаг вперед, смело взял ее за талию.
Оба оказались неплохими танцорами. Натанцевавшись и немного подустав, они присели на кровать отдохнуть. Сам не ожидая от себя нахлынувшего порыва нежности, Михаил вдруг обеими руками взял Людмилу за лицо, повернул к себе и впился в губы
Женщина отдавалась самозабвенно, даже как-то яростно. То ли соскучилась по мужской ласке, то ли отблагодарить хотела за спасение.
Сытый и ублаженный, Михаил после даже вздремнул немного. И сквозь дрему слышал, как Людмила встала, оделась и вышла из комнаты.
Вернулась она быстро, снова разделась и юркнула в постель.
Горячее молодое тело женщины вновь пробудило желание. Второе соитие прошло уже не спеша, не так бурно, с ласками.
Они полежали еще немного все-таки не так часто, даже можно сказать очень редко выпадают на войне такие минуты.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Надо и в запасной авиаполк отправляться согласно предписанию, ведь дело уже к вечеру идет. Михаил знал, что с вечера до утра в Москве действует комендантский час и хождение по городу запрещено. Передвигаться могут только те, у кого есть специальные пропуска.
Михаил начал споро одеваться и услышал, как в наружную дверь раздался настойчивый стук.
Ну вот, как в анекдоте. Муж вернулся, а у жены любовник, пошутил Михаил. Настроение у него было лучше некуда.
Людмила накинула халат:
Пойду, открою. Кто бы это мог быть?
Она вышла в коридор.
Михаил присел на стул. Как только уйдет незваный гость, надо и самому прощаться. Может быть, почтовый адрес взять, письмецо написать как-нибудь? Можно и из ЗАПа заглянуть, если увольнительная будет.
Дверь неожиданно открылась, и вошли двое милиционеров в шинелях и с пистолетами в кобурах. Один из них обратился к Михаилу:
Сдайте оружие!
У меня нет оружия! опешил Михаил. Я из госпиталя. А в чем дело?
Здесь вопросы задаем мы. Пройдемте в отделение! И вы, гражданочка, тоже собирайтесь.
Людмила взяла свои вещи и вышла из комнаты. Вернулась она уже одетая в пальто и с сумочкой.
В сопровождении милиционеров они вышли из дома. Один милиционер шел впереди, за ним Михаил с Людмилой, сзади замыкал шествие второй милиционер. Все это было очень похоже на конвоирование преступников.
Отделение милиции находилось на соседней улице через квартал. Михаила обыскали, усадили на привинченный к полу табурет и начали задавать ему простые вопросы, записывая ответы в протокол.
Фамилия, имя, отчество? Год рождения?
Чего вы спрашиваете? слегка обозлился Михаил. Мои документы у вас в руках!
После формальностей милиционер задал Михаилу странный вопрос:
Зачем вы убили двоих незнакомых вам граждан?
Я никого не убивал, недоуменно пожал плечами Михаил. Я пять часов тому назад сошел с поезда после госпиталя меня направили в запасной авиаполк.
А два трупа во дворе, под аркой? А показания гражданки, которая была с вами?
Я проходил мимо, слышу женщина кричит, на помощь зовет. Подбежал и вижу двое бандитов сумочку у нее отбирают. Ну, я их и побил.
Не побил, а убил. А насчет бандитов это вы зря. Бандиты они или нет, может решить только суд. Оба убитых грузчиками работали на железной дороге. Пролетариат! Милиционер назидательно поднял палец. И то, что вы воевали и ранения имеете, не дает вам права граждан до смерти бить. На фронте свои умения проявлять надо.
Так они на женщину напали, ножами ей угрожали! Я только оборонялся и женщину защищал, совсем растерялся Михаил. Он не ожидал, что вооруженный грабеж в подворотне будет иметь такую защиту у милиции.
Не нашли ножей у трупов ни в одежде, ни рядом, возразил ему милиционер.
Не может быть, я же не слепой.
Гражданочка Вяземская утверждает
Это кто? перебил милиционера Михаил.
Которая Людмила ну, у которой вы в гостях были.
А
Она тоже говорит, что нож у одного видела. Это свидетельствует в вашу пользу.
Михаила допрашивали долго, выясняя подробности. Потом пилот расписался в протоколе допроса. К слову сказать, всерьез ситуацию он пока не воспринимал.
Милиционер вызвал конвойного.
В камеру его.
Как в камеру? в который уже раз за вечер растерялся Михаил. Мне в полк надо, у меня же предписание
Какой тебе полк? Ты убийца! Мы созвонимся с особым отделом твоего полка, а там уж пусть они сами решают под трибунал тебя или как!
Руки за спину, иди вперед! скомандовал конвойный.
Михаил был оглушен событиями. Как же так? Выручил женщину, защитил от преступников, а оказалось сам преступник, более того убийца! Что же теперь будет?
Дальнейшие события он воспринимал смутно как в тумане. Загремели замки на двери, и он вошел в камеру, тускло освещенную лампочкой. Ни табуретки, ни нар не было.
Михаил уселся в углу на корточки и долго сидел в прострации. Сколько, он даже не знал. Часы отобрали вместе с ремнем и документами, а за крохотным оконцем, забранным частой решеткой, было темно.
Как сквозь сон услышал загремели засовы, конвойный буркнул:
Выходи.
Михаил с трудом поднялся занемевшие от неудобной позы ноги слушались плохо. Вышел, покачиваясь, и тут же услышал в спину осуждающую реплику часового:
Эк тебя развезло! Конвоир потянул носом.
Я не пил, понял его Михаил. Ты скажи лучше, как вы меня так быстро нашли?
Конвоир воровато оглянулся.
Баба тебя твоя сдала по телефону позвонила.
И тут же гаркнул:
Шагай вперед, руки за спину!
В кабинете, куда завели Михаила, кроме милиционера был еще один в военной форме, но околыш на фуражке васильковый. Видел уже Михаил таких особист из НКВД.
Вот он, красавчик. Борисов Сергей Иванович, принимайте.
Милиционер передал особисту документы Михаила, протокол допроса и еще какие-то листки.
Что же ты, Борисов? Боевой офицер, летчик, воевал, ранен был, кровь за Родину проливал, а дров наломал? Под трибунал теперь тебя! Иди вперед! И не вздумай бежать застрелю!
Они вышли из отделения милиции. Прямо перед входом стояла крытая полуторка.
Лезь в кузов! скомандовал особист. Охрана, принимайте!
Михаил ухватился руками за борт, его тут же подхватили две пары рук и втянули в кузов.
Садись на пол! сказал невидимый летчику человек в кузове машины после света в отделении милиции здесь было совсем темно.
Михаил сел на дно кузова. Хлопнула дверца машины это особист уселся в кабину.
Машина тронулась. Она долго петляла по улицам и наконец остановилась.
Выходи!
Михаил, опершись рукой о борт, спрыгнул.
Летчика провели в здание, обыскали, хотя в милиции его уже тщательно досматривали, и завели в камеру.
В небольшом помещении на нарах лежали несколько человек все в военной форме. Михаил выбрал пустой лежак и улегся, положив руку под голову. Понемногу пришел сон.
В небольшом помещении на нарах лежали несколько человек все в военной форме. Михаил выбрал пустой лежак и улегся, положив руку под голову. Понемногу пришел сон.
Утром громыхнул замок двери.
Подъем!
Узники вставали с нар, умывались у единственного крана в углу.
На завтрак дали по куску черного хлеба и чуть теплый, едва заваренный чай. А потом стали вызывать по списку.
В трибунал! разнеслось среди сокамерников Михаила.
Дошла очередь и до Михаила. Его завели в небольшую комнату, где за столом восседали три человека общеизвестная «тройка». Все в военной форме, у одного на рукаве красная звезда. «Из политорганов», догадался Михаил.