Лично для вас, Алексей Максимович, я должен сообщить следующее. Много раз в печати упоминали, что я настолько хитрый, что сумел обмануть нескольких простых, доверчивых людей[449]. Вам я должен сообщить: эти «несколько» равны минимум 12-ти человекам; причем большинство из них старше меня возрастом, старше опытом, некоторые сами уже видные литераторы (во много раз сделавшие больше, чем я)[450]. Рукопись проходила в течение 8-10 месяцев сложный путь, подвергалась несколько раз коренной переделке, переработкам[451] и т. д. Все это совершалось по указаниям редакторов. Иные редактора давали такую высокую оценку моей работе, что я сам удивлялся[452], ибо знал, что по художественным качествам этот.
«Впрок» произведение второстепенное. Теперь я понимаю, что такие редакторы были неквалифицированные люди. Но тогда мне было понять это трудней. Член одной редколлегии сказал мне следующее: «Ты написал классическую вещь, она будет жить долгие годы» и т. д.
Я редко видел радость, особенно в своей литературной работе, естественно, что я обрадовался, тем более что другие редактора тоже высоко оценили мою работу (не в таких, конечно, глупых словах, как упомянутый член редколлегии). Однако я умом понимал: что-то уж слишком!
Жалею теперь, что я поверил тогда и поддался редкому удовольствию успеха. Нужно было больше думать самому.
Теперь же вышло, что я двенадцать человек обманул одного за другим[453]. Я их не обманывал, Алексей Максимович, но вещь все же вышла действительно «обманная» и классово враждебная. Я не хочу сказать, что 12 человек отвечают вместе со мной перед пролетарским обществом за вред «Впрока». И чем они могут ответить? Ведь никакой редактор не станет писать таких произведений, которые поднялись бы идеологически и художественно на такой уровень, что «Впрок» бесследно бы исчез.
Я автор «Впрока», и я один отвечаю за свое сочинение и уничтожу его будущей работой, если мне будет дана к тому возможность. У редакторов же было не одно мое дело, и они могли ошибиться, но только я их не обманывал. Некоторых из них я не перестал уважать и теперь.
Если же допустить хитрый сознательный обман с моей стороны, то напрашивается юмористическая мысль: не сделать ли того, кто сумел последовательно обмануть 12 опытных людей, самого редактором, ибо уж его-то не обманет никто!..
Я хотел бы, чтобы вы поверили мне. Жить с клеймом классового врага невозможно, не только морально невозможно, но и практически нельзя. Хотя жить лишь «практически», сохраняя собственное туловище, в наше время вредно и не нужно.
Если вас заинтересует что-нибудь в связи с моим делом, если я здесь сказал не то, что нужно, то я вам напишу дополнительно.
Глубоко уважающий вас Андрей Платонов.
24/VII 1931.
Адрес: Москва, проезд Художественного театра, д. 2, кв. 14.
Впервые: Вопросы литературы. 1988. 9. С. 179. Публикация Е. Литвин.
Печатается по автографу: АГ. КГ-п-57-10-4.
В автографе письма красным карандашом отмечен текст для перепечатки (от «Мне сейчас никто не верит» до «Если вас заинтересует что-нибудь»); к автографу приложен один экземпляр машинописи; другие очевидно, отправлены в какие-то инстанции.
Письмо осталось без ответа. 14 мая 1931 г. Горький окончательно вернулся из Италии в СССР. Приезд Горького был ознаменован масштабными кампаниями; в сентябре на государственном уровне широко отмечалось сорокалетие литературной деятельности писателя.
Летом 1931 г. Горький много выступает в центральной печати с публицистическими статьями, встречается с молодыми писателямиударниками, пишет всевозможные приветствия рабочим фабрик и заводов, проводит встречи с писателями и критиками; 12 июня принимает участие в работе пленума ЦК ВКП(б) и т. п. Безусловно, Горький был осведомлен о ситуации с публикацией «Впрок» Платонова, по крайней мере, листал «Правду», где в мае-июле постоянно печатаются его публицистические статьи и где 18 июня напечатана статья журналиста В. Дятлова (см. далее прим. 1), выполненная в логике и стилистике горьковских высказываний в знаменитой статье «Если враг не сдается его уничтожают» (1930). В статьях мая-июля 1931 г., опубликованных в «Правде» и «Известиях» (часто одновременно), Горький не раз выскажется в поддержку проводимой партией коллективизации и в целом идеологии реконструктивного периода («Ответ интеллигенту», «12 миллионов 838 тысяч хозяйств в колхозах», «О литературе и прочем», «Об антисемитах», «О трудколониях ОГПУ» и др.).
{158} М. А. и П. А. Платоновым.
26 августа 1931 г. Около Пензы.
Дорогая Муся и киноспец Тотик! Пишу вам в поезде где-то около Пензы, сильно трясет. Здесь хорошие места мелкие леса, степи, колхозы. В вагоне я прочитал справочник. От Нижнего до Самары ехать на пароходе немного больше 2-х суток. Стоимость проезда на жестком парох[одном] месте тебя и Тотки (двоих) не более.
30 р[ублей] (по справочн[ику] руб[ля] 22). Из Нижнего пароход (ускор[енный]) уходит в 11 ч[асов].
30 м[инут] утра, а поезда из Москвы приходят: скор[ый] 8 в 9 ч[асов] 20 м[инут] утра (но он не кажд[ый] день, справься), почт[овый] 76 (кажд[ый] день) в 8 ч[асов] 45 м[инут] утра, т[ак] что можно с поезда успеть на пароход. Билеты на пароход постарайся взять в Москве, если можно. В Самаре буду сегодня 26/VIII в 12 ночи. Привет. Напишу еще. Ваш Андрей.
[Запись на правом поле] Стоимость проезда М[осква] Нижний вас обоих 2528 р[ублей].
Печатается по первой публикации: Архив. С. 501. Почтовая карточка. Публикация Н. Корниенко.
Первое сохранившееся письмо из командировки Платонова в совхозы Средней Волги и Северного Кавказа. Поездка осуществлялась в рамках договора о сотрудничестве между правлением Всероссийского союза советских писателей и Всесоюзным государственным объединением мясных советских хозяйств «Скотовод»; сохранилось командировочное удостоверение Платонова, выполненное на бланке «Скотовода», в котором отмечается, что «тов. Платонов, занимающий должность члена О[бщест]ва Советских писателейкраеведов, командируется в Средневолжский край по совхозам» (РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 16, л. 6). Командировка должна была начаться 15 августа; судя по отметке в командировочном удостоверении, Платонов выехал из Москвы 16 августа.
{159} М. А. и П. А. Платоновым.
27 августа 1931 г. Самара.
Самара, 27/VIII. Дорогие Муся и Тотик!
Приехал в Самару. Сейчас 7 ч[асов] утра. Пишу на почте. Ходил на Волгу, мне она не понравилась здесь. Дон под Воронежем лучше. Город тоже средний, хуже Воронежа. Пароходы, как я узнал, ходят не очень регулярно по расписанию. Обо всем этом я напишу потом, когда устроюсь оседло и узнаю подробней. На станциях ночью верещат сверчки, сейчас с утра уже жарко, крупные мухи жужжат над нечистотами, встает в памяти почему-то детство, летние долгие дни, прошедшее утро жизни, прошедшее навсегда. Если возможно будет, вы приедете. Я сейчас не уверен, что здесь хорошо, что вы не намучаетесь с поездкой. Если же я выясню, что поездка будет трудна, мучительна (я напр[имер], ехал мучительно), то ехать не стоит. Об этом напишу завтра. Сейчас напишу в ГИХЛ, попробую, чтобы тебе оттуда передали деньжонок[454].
Как там Тот? Твой Андрей.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 501. Почтовая карточка. Публикация Н. Корниенко.
{160} М. А. Платоновой.
27 августа 1931 г. Самара.
[455] уехать (писал открытку потому, что нигде здесь и на почте нет конвертов, сейчас, исписав открытку, достал у товарища из ОД радио[456]). Вообще на пароходы здесь, как говорят, можно достать билеты с обеспечением только на палубу, а жесткие трудно, мягкие еще трудней.
М[ожет] б[ыть], от Нижнего будет легче, поскольку пароходы, кажется, начинают свои рейсы оттуда. Все это надо иметь в виду заранее, чтобы потом не было огорчений. А лучше всего узнать нельзя ли пароходные билеты от Нижнего купить в Москве.
Завтра к вечеру я буду в совхозе. Завтра же постараюсь узнать можно приехать тебе или нет, и сообщу телеграммой или спешным.
Меня уполномоченный «Скотовода» просил поехать в Орск (за Оренбургом)[457] часов 20 езды на восток от Самары, в глушь южноуральских степей, но я пока отложил это дело. Я устал, далеко, вам, если придется, надо ехать по ж. д. от Москвы 3-е суток, а Ставрополь пристань на Волге, и сам совхоз всего 7 килом[етров] от реки.
Значит, если я тебе сообщу, чтоб выезжала, тебе придется ехать:
1) Москва Нижний по ж. д.
2) Нижний Ставрополь на пароходе.
Ты не удивляйся, что я пишу тебе на разных листках, чернилами и карандашом[458]. У меня же нет нигде пристанища, всё время на ногах, очень утомился. Вчера вечером проезжал место крушения товарного поезда мучительное впечатление.
Самара мне окончательно не нравится. Завтра утром выеду, ночую в клубе ОДР один в жуткой, громадной, гулкой комнате.
Работаю по командировкам. Для ОДР кое-что уже сделал. Сейчас отправляю корреспонденцию[459], организовал ударную бригаду из двух корреспондентов.
Муся, завтра я буду в совхозе, туда нет железной дороги, пароходы идут медленно, долго, протелеграфируй кратко, как Тотка, итак, здоровы, мол, все благополучно или наоборот. Я беспокоюсь. Вдалеке хуже, острее чувствуешь. Муся, если б ты знала, как тяжело живут люди, но единственное спасение социализм, и наш путь путь строительства, путь темпов, правильный.
Мой адрес тебе известен. Завтра напишу или протелеграфирую.
Обнимаю тебя, целую Тотика. Андрей.
27/VIII, Самара, 5 ч[асов] вечера.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 502. Публикация Н. Корниенко.
1 Отсутствует 1-й лист письма.
2
3
4
5
{161} В. П. Полонскому.
8 декабря 1931 г. Москва.
Вяч[еслав] Павлович.
Убедительно прошу решить 9-го вопрос с моей пьесой[460]. Я больше едва ли что принесу, т[ак] к[ак] вы не хотите решать (редакция в целом[461]. Нужно решать. Если будет спор о мелочах, то я исправлю и улучшу спорные или сомнительные фразы.
С приветом Андр. Платонов. 8/XII.
Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 1328, оп. 1, ед. хр. 276, л. 4. Датируется условно по содержанию письма.
1932
{162} Вс. Э. Мейерхольду.
21 июля 1932 г. Москва.
Глубокоуважаемый тов. Мейерхольд.
По просьбе Д. Л. Тальникова[462] посылаю Вам рукопись пьесы «Высокое напряжение». Эта рукопись один из 4-х вариантов.
Желательно, чтобы Вы ознакомились с пьесой[463] и возвратили ее мне в течение 3-х дней, т[ак] к[ак] после этого срока я уезжаю в командировку[464].
С глуб[оким] уважением Андр. Платонов.
21/VII-32.