Пашутин знал, как их командир бережёт личный состав. Если адъютант потребует немедленной атаки, то может услышать о себе много нелицеприятного.
Затарахтели беспорядочные выстрелы.
Ротмистр высунулся из-за угла, вскинул винтовку к плечу. Пять раз подряд нажал на спусковой крючок, целясь в окно, изрыгающее пулемётные очереди. Поднявшийся рядом Чистяков добавил свои пять пуль. Кто из них оказался удачливее, сказать трудно, но «льюис» заглох, захлебнулся, выпустив последнюю очередь в истоптанный снег перед правлением.
За мной! Вперёд! гаркнул Петров.
Офицеры рванулись на штурм. Первые, кто взбежал на крыльцо, забарабанили прикладами в запертую дверь. Штаб-капитан Розен сунулся было к окну, но получил пулю в упор и крестом распластался в палисаднике. Корнет Задорожний, низко пригибаясь, подбежал к подоконнику и, подняв «браунинг» над головой, семь раз выстрелил в темноту. Наугад, и, скорее всего, не попал.
Бомбой бы их прошипел Чистяков, привалившийся спиной к стене в шаге от Николая Андреевича.
Ротмистр молча перезаряжал винтовку. Несмотря на метель и пронизывающий до костей холод, он с наслаждением вытянул ноги, сидя на снегу, и положил шашку на колени. Хорошее оружие добрая сталь, да и заточка отличная. Пашутин не считал себя великим мастером-фехтовальщиком, но удар ему правильно поставили ещё в прошлом веке. Сегодня старые и, казалось бы, давно забытые навыки пригодились. Самое малое троих красных он отправил в гости к Богу Или к кому они там уходили после смерти? Может, к Карлу Марксу? «Нет бога, кроме Маркса, и Ленин пророк его» промелькнула внезапная мысль, которая в другое время и в ином месте могла бы вызвать улыбку. Сейчас вместо веселья сам собой возник звериный оскал. Оборотень-универсал, входивший в высшие круги сообщества Детей Протея и потративший большую часть жизни на борьбу с теми из собратьев, кто по той или иной причине нарушают старинный Закон о неубиении человека, даже слегка испугался себя такого
В этот миг на площадь перед станичным правлением выехала кавалькада генерал Корнилов со штабом. Пашутин разглядел усищи Эльснера, хмурого Романовского и горбатящегося в седле, куда он пересел из повозки перед началом боя, Деникина.
Рядом с главнокомандующим рысил озирающийся по сторонам Долинский.
Куда ж они выперлись крякнул Петров. Бросился навстречу. Господа! Господа! Рано ещё
Очередь из «льюиса», грянувшая прямо над ухом у Пашутина, перерезала подполковника пополам. Пули разбросали снег в аршине от копыт мышастого генеральского жеребца.
Николай Андреевич снизу, без замаха ударил шашкой по толстому, похожему на самоварную трубу, кожуху. Следующая очередь пошла над головами штабных. Деникин прижался к гриве коня. Романовский рванул повод так, что его дончак ударил крупом ширококостного гнедого под Эльснером. Один лишь Корнилов не пошевелился. Ни единый мускул не дрогнул на лице Лавра Георгиевича. Всё это ротмистр успел заметить, поскольку время, казалось, остановилось для него. И лишь когда, схватившись за край подоконника, в черноту окна размазанной тенью влетел Чистяков, события продолжили разворачиваться с привычной скоростью.
Пулемёт заглох. Теперь уже навсегда.
Долинский справился с артачащимся конём и выскочил вперёд, прикрывая собой главнокомандующего.
Выбитая дверь упала внутрь дома и в правление ворвались «добровольцы».
Крики, выстрелы, топот ног.
Словно какая-то сила толкнула Пашутина выскочить на крыльцо:
Первый взвод! Обходи справа! Второй взвод в дом! Пленных не брать! Третий взвод! Беглый огонь по окнам!
В считанные минуты кипевшие яростью офицеры очистили здание. Кое-как отстреливаясь, красные выкатились через чёрный ход, попали под удар первого взвода, оставляя на снегу тела убитых и раненых, побежали к северной околице.
Ваше превосходительство! отрапортовал Николай Андреевич, прикладывая ладонь к козырьку. Станичное правление свободно!
Корнилов, сохраняя прежнюю невозмутимость, спешился.
Где офицер, ворвавшийся первым?
Пашутин оглянулся.
Его ученик как раз сходил с крыльца, поправляя полуоторванный рукав шинели.
Прапорщик Чистяков.
Взгляните, господа, генерал обернулся к штабным, которые передавали поводья ординарцам. Вот на таких людях и держится Россия! Что бы мы делали без них?
В четыре шага он поравнялся с Чистяковым, порывисто обнял его.
Благодарю вас, прапорщик, за службу! Россия-мать не забудет вас! повернулся к Пашутину. Вы приняли командование ротой? Почему?
Подполковник Петров убит.
С сего момента вы командир роты. Так и доложите Маркову.
Есть! козырнул Пашутин, совершенно не понимая, зачем ему этот ворох забот?
Кроме того, ему не давало покоя обострившееся, как всегда в мгновения опасности, обоняние. Если от Лавра Георгиевича исходил твёрдый аромат решимости и спокойствия, то смрад ненависти, окружавший прапорщика, едва не сбивал с ног Однако новое назначение совершенно не оставляло времени для неторопливых размышлений и попыток разгадать головоломку. Проводив взглядом скрывшийся в правлении штаб, Пашутин побежал тяжёлой рысцой вокруг здания собирать роту. Нравится тебе или не нравится, а приказ есть приказ.
6Захватив Ново-Дмитриевскую, добровольцы не обрели долгожданного покоя. Два дня прошли в постоянных стычках и под артиллерийским огнём. Большевики контратаковали, пытаясь отбить обратно важный стратегический пункт. Николай Андреевич командовал измученной ротой, в которой полудню шестнадцатого марта на ногах осталось не больше сорока человек, да из тех десяток легкораненых, не пожелавших покинуть позиции.
Горячей пищи не было, поспать или хотя бы просто отдохнуть в тепле не представлялось возможным. Резервов практически не осталось. Слава Богу, офицеры не испытывали недостатка в патронах, обнаружив несколько брошенных красными ящиков.
Днём по полку прокатилось известие, что они брали станицу без поддержки. Покровский пожалел свой отряд, решил подождать улучшения погоды, а потом уж начать наступление, а конница, отправленная Корниловым в обход, не нашла брода и вернулась к общей переправе. Офицеры матерились так, что с неба падали оглушённые вороны. Марков кусал усы и бил себя нагайкой по голенищу, но запретил кому бы то ни было высказывать недовольство за пределами общества однополчан. Именно в этот день офицеры всё чаще и чаще стали называть друг друга «марковцами», осознав в полной мере боевое братство.
К вечеру того же дня красные принялись обстреливать Ново-Дмитриевскую из всех имеющихся пушек. Целили по большей части в площадь, где в станичном правлении заседал штаб Корнилова. Прицелиться не составлял никакого труда крест на церковной колокольне был виден за несколько вёрст. Но, то ли по счастливой случайности, то ли из-за недостатка обучения у большевистских пушкарей, ни один снаряд в цель не попал. Слегка досталось и позициям пехоты, но вполне терпимо на взгляд тех, кто ещё ночью прорывался под ураганным винтовочным и пулемётным огнём по колено в мокром снегу.
Семнадцатого марта «марковцев» сменил Партизанский полк генерала Богаевского. Николаю Андреевичу удалось занять путём получасового спора с командиром третьей роты просторную избу, где его офицеры получили возможность обсушиться, обогреться, отоспаться и поесть горячего. Печь натопили, как в бане. Огнём горели оттаивающие пальцы и уши. От мокрого шинельного сукна поднимался вонючий пар, поэтому пришлось открыть все форточки.
Корнет Задорожний пообещал накормить всех так, как не едали до войны в «Славянском базаре», нашёл самый большой казан, какой только смог, набросал туда рубленной баранины и сунул в печь. Прапорщик Рохлин и поручик Чартомский натаскали дров из поленницы, чтобы не бегать лишний раз на стужу. Хмурый и недовольный жизнью капитан Алов обнаружил кварту мутного и вонючего первача, заткнутую кукурузным початком. Николай Андреевич самогон у Алова отобрал, несмотря на возражения а-ля «а что тут пить на сорок-то человек» и приставил к бутыли штабс-капитана Сухтина, известного тем, что даже капли спиртного не брал в рот.
Разрешаю по стопочке перед обедом! сказал, как отрезал, командир роты. А до того ни-ни
Сам вышел во двор. От тяжёлого запаха людских тел и просыхающей одежды кружилась голова. Иной раз обострённое обоняние, свойственное оборотню, мешало спокойно жить.
С неба продолжал сыпать снег, но ветер стих, и погода казалось не такой уж и мерзкой. Смахнув снег с лавки, стоявшей у кухни-летницы, Николай Андреевич присел. Задумался. На окраине станицы рвались снаряды. Музыка войны, ставшая привычной уже с четырнадцатого года. Приближающегося Чистякова он опознал по звуку шагов. Молча подвинулся, давая место ученику.
Александр опустился на лавку. Вздохнул.
Слышал, из Кубанской армии делегация прибыла?
Давно ждали лениво отозвался ротмистр. И кто заявился?
Полковник Филиппов, с ним Покровский Виктор Леонидович
Командующий?
Он самый.
Ну, правильно. А ещё кто?
Султан-Шахим-Гирей, Рябовол и Быч.
Кто?
Быч Лука. Кажется, Лаврентьевич. Он в Екатеринодаре был вроде первого министра.
Ясно. Теперь начнётся Болтовня, из пустого в порожнее. Автономия, демократия
Это точно, кивнул Чистяков. Один раз уже доавтономились. Пока Автономов не явился Теперь бегают от него по степи, как зайцы от борзой. Откуда они вылезли только со своей демократией и конституцией?
Знаешь, мне несколько лет назад довелось с одним студентом поговорить. Анархист. Он утверждал, что любая власть зло, и без неё лучше Иногда мне кажется, что именно анархисты и победили в России. Не понимаю я этой демократии. Получается, голос последнего пьянчуги и университетского профессора равны? А если учесть, что испокон веков на Руси пьяниц больше, чем профессоров, то могу представить, что они наголосуют. Какая это власть, если выбирают того, за кого громче орут?
Ну, вот и доорались. Рвут Россию на части. Чухонцам подавай независимость, малороссам независимость. Дон и Кубань! И те автономии возжелали. А что они без России? Пустое место. Плюнуть и растереть Ничего. Всем им хвост прищемят. Не мы, так большевики.
Большевики?
Конечно. Из всей сволочи, захватившей или пролезшей во власть, только они знают, чего хотят. И только они понимают, что сила России в объединении разных краёв, а не в дроблении до независимого княжества бердичевского. Так что нет у матушки России выбора, на самом деле: или белая гвардия и реставрация монархии, или большевизм. Иначе разорвут, растащат, низведут до уровня европейской содержанки, будут глумиться и ноги вытирать. А то и вовсе попытаются завоевать. Зря, что ли, немцы в Киев лыжи навострили?