Нет, нет, ни за что на свете я не стану ждать. И какая бешеная блоха укусила твоего батюшку и твою матушку в ту злосчастную ночь, когда им вздумалось тебя зачать?
Шико, ты храбрый человек?
Да, и горжусь этим. Но я не стану подвергать мою храбрость такому испытанию. Сгинь, нечистая сила! Если король Франции и Польши вопит ночью, да так громко, что во всем Лувре поднимается переполох, то с меня-то что взять? Я человек маленький и могу даже опозорить твою опочивальню. Прощай, Генрих, позови своих капитанов, швейцарцев, привратников, аркебузиров, а мне позволь выбраться на свободу. К дьяволу невидимую погибель! К дьяволу невидимую опасность!
Я тебе приказываю остаться, властно произнес король.
Клянусь честью! Вот забавный монарх: он хочет отдавать приказания страху. Я боюсь, боюсь, говорю тебе. Ко мне! На помощь!
И Шико вскочил на стол, несомненно, для того, чтобы заранее занять выгодную позицию на тот случай, если объявится какая-то опасность.
Ну ладно, шут, раз уж иначе ты не замолчишь, я тебе все расскажу.
Ага, сказал Шико, потирая руки. Он осторожно слез со стола и обнажил свою длинную шпагу. Великое дело знать заранее. Мы это все мигом распутаем. Ну, рассказывай, рассказывай, сын мой. Похоже, тут завелся крокодил, не так ли? Сгинь, нечистая сила! Клинок у меня добрый, и я им каждую неделю мозоли срезаю, а мозоли у меня исключительно твердые.
И Шико удобно расположился в большом кресле, поставив перед собой обнаженную шпагу; ноги его обвились вокруг клинка, как две змеи символ мира вокруг жезла Меркурия.
Прошлой ночью, начал Генрих, я спал
И я тоже, подхватил Шико.
И вдруг ощутил на лице какое-то дуновение
Это крокодил, он проголодался и слизывал с тебя помаду.
Я почти проснулся и почувствовал, что волосы в моей бороде встали дыбом от страха.
Ах, ты вгоняешь меня в дрожь, сказал Шико, съежившись в кресле и оперев подбородок на эфес шпаги.
И тут, проговорил король голосом настолько слабым и неуверенным, что Шико с большим трудом улавливал слова, и тут в комнате раздался голос, и звучал он так горестно, что потряс меня до глубины души.
Голос крокодила, да. Я читал у путешественника Марко Поло, что крокодил обладает необыкновенным голосом, он может даже подражать детскому плачу. Но успокойся, сын мой: если он явится, мы его убьем.
Слушай внимательно.
А я что делаю, черт возьми? возмутился Шико, распрямляясь, как пружина. Я весь превратился в слух.
Генрих продолжал еще более мрачным и скорбным тоном:
Жалкий грешник!.., сказал голос
Ба! прервал короля Шико. Голос произносил слова. Значит, это был не крокодил?
Жалкий грешник! сказал голос. Я глас Господа Бога твоего!
Жалкий грешник!.., сказал голос
Ба! прервал короля Шико. Голос произносил слова. Значит, это был не крокодил?
Жалкий грешник! сказал голос. Я глас Господа Бога твоего!
Шико подпрыгнул, затем снова расположился в кресле.
Господа Бога: переспросил он.
Ах, Шико, ответил Генрих, этот голос ужасал.
А звучал-то он красиво? спросил Шико. И что, он действительно смахивал на трубный глас, как говорится в Писании?
Ты здесь? Ты внемлешь? продолжал голос. Внемлешь мне, закоренелый грешник? Ты что же, решил по-прежнему коснеть во грехе и погрязать в беззакониях?
Скажите, пожалуйста, ай-ай-ай! Однако, насколько я могу судить, глас Божий сходен с голосом твоего народа.
Затем, сказал король, последовала добрая тысяча других попреков, которые, уверяю тебя, Шико, показались мне очень жестокими.
Ну дальше, рассказывай дальше, сын мой, расскажи, чем тебя попрекал этот голос, я хочу знать хорошо ли осведомлен Господь Бог.
Нечестивец! воскликнул король. Если ты сомневаешься, я прикажу тебя наказать.
Я-то? сказал Шико. Я не сомневаюсь, нет, но меня удивляет одно: почему Господь Бог ждал до этого дня, чтобы на тебя обрушиться? Неужели со времен потопа он научился терпению? Итак, сын мой, продолжал Шико, тебя охватил невыразимый страх.
О да!
И было от чего.
Пот ручьями стекал по моему лицу, мозг застыл в костях.
Совсем как у Иеремии, а впрочем, это вполне естественно. Ей-Богу, будь я на твоем месте, со мной еще и не такое бы творилось. И тогда ты позвал на помощь?
Да.
И все сбежались?
Да.
И принялись искать?
Повсюду.
И доброго боженьку не нашли?
Нет. Этот голос умолк.
Зато раздался твой. Да-а, действительно страшно.
Так страшно, что я позвал духовника.
Ага! И он явился?
Тут же.
Послушай-ка, сын мой, будь со мной откровенен и, против своего обыкновения, скажи мне правду. Что думает об этом откровении твой духовник?
Он содрогнулся.
Еще бы!
Он перекрестился и так же, как Бог, приказал мне покаяться.
Отлично, покаяние никогда не мешает. Но о том, что тебе привиделось или, скорее, послышалось, что он сказал?
Он сказал: это знамение свыше, чудо, и нужно подумать о спасении государства. Поэтому нынче утром я
Что ты сделал нынче утром, сын мой?
Я дал сто тысяч ливров иезуитам.
Великолепно!
И я исполосовал плетью свою кожу и кожу молодых любимцев.
Прекрасно! И это все?
Как это все? А ты сам что думаешь, Шико? Я не к шуту обращаюсь, а к человеку разумному, к другу.
Ах, государь, серьезно сказал Шико, сдается мне, у вашего величество был кошмар.
Ты так думаешь?
Все это привиделось вашему величеству во сне, и сон не повторится, если ваше величество не будет забивать себе голову разными мыслями.
Сон? сказал Генрих, с сомнением качая головой. Нет, нет. Я же не спал, это точно, Шико.
Ты спал, Генрих.
Ничуть, глаза у меня были широко раскрыты.
Случается, и я сплю с открытыми глазами.
Ноя видел, а так не бывает, когда в самом деле спишь.
Ну и что же ты видел?
Я видел лунный свет на оконных стеклах и зловещий блеск аметиста на рукоятке моей шпаги, на том самом месте, где ты сейчас сидишь, Шико.
А светильник, что с ним стало?
Он погас.
Сон, любезный мой сын, чистейший сон.
Почему ты не веришь, Шико? Разве ты не слышал, что Господь говорит с королями всякий раз, когда он собирается произвести на земле великие перемены.
Да, Он с ними говорит, это правда, сказал Шико, но таким тихим голосом, что они его никогда не слышат.
Но почему ты не веришь?
Потому что ты слишком хорошо все слышал.
Ну ладно. Понимаешь теперь, почему я велел тебе остаться? спросил король.
Черт возьми! ответил Шико.
Чтобы ты сам услышал, что скажет голос.
Нет, если мне вздумается повторить то, что я услышал, люди скажут: Шико валяет дурака, Шико нуль, Шико ничтожество, Шико безумец, и, что бы он там ни болтал первому встречному, все одно никто ему не поверит. Неплохо задумано, сын мой.
Почему тебе не приходит в голову, мой друг, сказал король, что я доверяю эту тайну твоей испытанной верности?
Ах, не лги, Генрих, ведь если голос появится, он попрекнет тебя этой ложью. А у тебя и без этого грехов выше головы. Но будь по-твоему: принимаю твое предложение. Я с удовольствием послушаю глас Божий, может быть, он скажет кое-что и для меня.
А что нам делать до тех пор?
Лечь спать, сын мой.
Но если
Никаких если.
И все же
Не думаешь ли ты, что, оставаясь на ногах, сможешь помешать гласу Господню заговорить? Король превосходит своих подданных только на высоту своей короны, а когда у тебя голова не покрыта, поверь мне, Генрих, ты такого же роста, как и все остальные люди, и даже пониже кое-кого из них.
Хорошо, сказал король, значит, ты остаешься со мной?
Договорились.
Ладно, я ложусь.
Добро!
Но ты, ты ведь не ляжешь?
И не подумаю.
Я скину только камзол.
Как тебе угодно.
Штаны снимать не буду.
Не лишняя предосторожность.
Ну, а ты?
Я останусь в этом кресле.
А ты не заснешь?
За это не поручусь. Ведь сон все равно что страх, сын мой, не зависит от нашей воли.
Но, по крайней мере, постарайся не заснуть.
Успокойся, я буду себя пощипывать! Впрочем, голос меня разбудит.
Не шути с голосом, предупредил Генрих, который уже занес было ногу над постелью, но тут же ее отдернул.
Ну, валяй, сказал Шико. Ты что, ждешь, чтобы я тебя уложил?
Король вздохнул, осмотрел тревожным взглядом все углы и закоулки комнаты и, дрожа всем телом, скользнул под одеяло.
Так, сказал Шико, теперь мой черед.
И он растянулся на кресле, обложившись со всех сторон подушками и подушечками.
Ну как вы себя чувствуете, государь?
Неплохо, отозвался король, а ты?
Очень хорошо. Доброй ночи, Генрих.
Доброй ночи, Шико, только ты не засыпай, пожалуйста.
Чума на мою голову! Я не собираюсь, сказал Шико, зевая во весь рот.
И оба сомкнули глаза, король чтобы притвориться спящим, Шико чтобы и вправду заснуть.
IX
О ТОМ, КАК ГЛАС БОЖИЙ ОБМАНУЛСЯ И ГОВОРИЛ С ШИКО, ДУМАЯ, ЧТО ГОВОРИТ С КОРОЛЕМ
Минут десять король и Шико лежали молча, почти не шевелясь. Но вдруг Генрих дернулся, словно ужаленный, резко приподнялся на руках и сел на постели.
Эти движения короля и вызванный ими шумвырвали Шико из состояния сладкой дремоты, предшествующей сну, и он также принял сидячее положение.
Король и шут испуганно посмотрели друг на друга.
Что случилось? тихо спросил Шико.
Дуновение, еще тише ответил король, вот оно, дуновение.
В этот миг одна из свечей в руке у золотого сатира погасла, за ней вторая, третья и, наконец, четвертая.
Ого! сказал Шико. Ничего себе дуновение!
Не успел он это произнести, как погас светильник, и теперь комнату освещали только последние отблески пламени в камине.
Жарко, проворчал Шико, вылезая из кресла.
Сейчас он заговорит, простонал король, забиваясь под одеяла. Сейчас заговорит.
Послушаем, сказал Шико.
И в самом деле, в спальне раздался хриплый и временами свистящий голос, который, казалось, исходил откуда-то из прохода между стеной и постелью короля.
Закоренелый грешник, ты здесь?
Да, да, Господи, отозвался Генрих, лязгая зубами.
Ого! сказал Шико. Вот сильно простуженный голос. Неужели и на небесах можно схватить насморк? Но все равно страшно.
Ты внемлешь мне? спросил голос.
Да, Господи, с трудом выдавил из себя Генрих, я внемлю, согнувшись под тяжестью Твоего гнева.
Ты думаешь, что выполнил все, что от тебя требовалось, продолжал голос, занимаясь сегодня всеми этими глупостями? Это показное глубины твоего сердца остались нетронутыми.
Отлично сказано, одобрил Шико. Все правильно.
Молитвенно сложенные ладони короля тряслись и ударялись одна о другую. Шико вплотную подошел к его ложу.