И потом, перебила его кормилица, нет еще и двух недель, как вас повесили в Нуайоне, а раньше вы говорили, что повесили вас месяц назад!..
Конечно, согласился оруженосец, сегодня как раз месяц Но между тем мой двойник
Пустая болтовня! вскричала кормилица.
Ничуть, вмешался Габриэль, я полагаю, что этот человек указал нам дорогу истины!
О господин, вы не ошиблись! радостно закивал головой крестьянин. А как мои десять экю?
Можешь не беспокоиться, сказал Габриэль, но ты сообщишь нам свое имя и местожительство. Возможно, со временем ты понадобишься как свидетель. Я, кажется, начинаю распутывать клубок многих преступлений
Но, господин виконт пытался возражать Мартин.
А сейчас довольно об этом, оборвал Габриэль. Ты, Алоиза, проследи, чтоб этот добрый человек ушел, ни на что не жалуясь. В свое время дело это разрешится Однако уже восемь часов. Пора идти в Лувр. Если король даже не примет меня до полудня, я, по крайней мере, поговорю с адмиралом и герцогом де Гизом.
После свидания с королем вы сразу же вернетесь домой?
Сразу же. Не волнуйся, кормилица. Я предчувствую, что, несмотря ни на что, выйду победителем.
Да, так оно и будет, если Господь Бог услышит мою горячую молитву! прошептала Алоиза.
А тебя, Мартин, мы тоже оправдаем и восстановим в своих правах но не раньше, чем добьемся другого оправдания и другого освобождения. А пока будь здоров, Мартин. До свидания, кормилица.
Они оба поцеловали руку, которую им протянул молодой человек. Потом он, строгий и суровый, набросил на себя широкий плащ, вышел из дома и направился к Лувру.
"Вот так же много лет назад ушел его отец и больше не вернулся" подумала кормилица.
Когда Габриэль миновал мост Менял и оказался на Гревской площади, он заметил ненароком какого-то человека, тщательно закутанного в грубый плащ. Видно было, что незнакомец старается скрыть свое лицо под широкополой шляпой. Габриэлю почудилось что-то знакомое в его фигуре, однако он не остановился и прошел мимо.
Незнакомец же, увидав виконта дЭксмеса, рванулся было к нему, но сдержался и только тихо окликнул его:
Габриэль, друг мой!
Он приподнял свою шляпу, и Габриэль понял, что он не ошибся.
Господин де Колиньи! Вот это да! Но что вы делаете в этом месте и в эту пору?
Не так громко, произнес адмирал. Признаться, мне бы не хотелось, чтоб меня узнали. Но при виде вас, друг мой, я не удержался и окликнул вас. Когда же вы прибыли в Париж?
Нынче утром, ответил Габриэль, и шел как раз в Лувр, чтобы повидаться с вами.
Вот и хорошо! Если вы не слишком торопитесь, пройдемся вместе. А по дороге расскажете, что же с вами приключилось.
Я расскажу вам все, что только можно рассказывать самому преданному другу, отвечал Габриэль, но сначала, господин адмирал, разрешите задать вам вопрос об одном исключительно важном для меня деле.
Я предвижу ваш вопрос, ответил адмирал, но и вам, друг мой, совсем не трудно предвидеть мой ответ. Вы, наверно, хотите знать, сдержал ли я обещание, данное вам? Поведал ли я королю о той доблести, которую вы проявили при обороне Сен-Кантена?
Нет, адмирал, возразил Габриэль, не об этом, поверьте мне, я хотел вас спросить. Я вас знаю и поэтому не сомневаюсь, что по возвращении вы исполнили свое обещание и рассказали королю о моих заслугах. Возможно, вы даже преувеличили их перед его величеством. Да, я это знаю наперед. Но я не знаю и с нетерпением жажду узнать: что ответил Генрих Второй на ваши слова?
Я предвижу ваш вопрос, ответил адмирал, но и вам, друг мой, совсем не трудно предвидеть мой ответ. Вы, наверно, хотите знать, сдержал ли я обещание, данное вам? Поведал ли я королю о той доблести, которую вы проявили при обороне Сен-Кантена?
Нет, адмирал, возразил Габриэль, не об этом, поверьте мне, я хотел вас спросить. Я вас знаю и поэтому не сомневаюсь, что по возвращении вы исполнили свое обещание и рассказали королю о моих заслугах. Возможно, вы даже преувеличили их перед его величеством. Да, я это знаю наперед. Но я не знаю и с нетерпением жажду узнать: что ответил Генрих Второй на ваши слова?
Н-да вздохнул адмирал. В ответ на мои слова Генрих Второй спросил меня, что же с вами в конце концов стало. Мне было трудно дать ему точный ответ. В письме, которое вы написали мне, покидая Сен-Кантен, не было никаких сведений, вы только напоминали мне о моем обещании. Я сказал королю, что в бою вы не пали, но, по всей вероятности, попали в плен и постеснялись поставить меня об этом в известность.
И что же король?
Король, друг мой, сказал: "Хорошо!" и слегка улыбнулся. Когда же я вновь заговорил о ваших боевых заслугах, он прервал меня: "Однако, об этом хватит", и переменил тему разговора.
Я так и знал, с горечью заметил Габриэль.
Мужайтесь, друг! произнес адмирал. Вспомните, еще в Сен-Кантене я советовал вам не слишком-то рассчитывать на признательность сильных мира сего.
Габриэль гневно выпалил:
Король постарался позабыть обо мне, полагая, что я покойник или пленник! Но если я предстану перед ним и предъявлю свои права, ему придется все вспомнить!
А если память его все-таки не прояснится? спросил адмирал.
Адмирал, сказал Габриэль, каждый оскорбленный может обратиться к королю, и он рассудит. Но коща оскорбитель сам король, нужно обращаться лишь к Богу и он отомстит.
Тогда, насколько я понимаю, вы сами готовы стать орудием высшей справедливости?
Вы не ошиблись, адмирал.
Хорошо, сказал Колиньи, может быть, сейчас самое время вспомнить разговор о религии угнетенных, который у нас был однажды. Я вам тогда говорил о верном способе карать королей, служа истине.
О, я как раз тоже вспоминал об этой беседе, ответил Габриэль. Как видите, память мне ничуть не изменила. И, возможно, что я прибегну к вашему способу
Если так, не сможете ли вы мне уделить всего один час?
Король принимает лишь после полудня. До этого я в вашем распоряжении.
Тогда идемте со мной. Вы настоящий рыцарь, и поэтому я не беру с вас никакой клятвы. Дайте мне только слово хранить в тайне все, что вам придется услышать и увидеть.
Обещаю вам, я буду глух и нем.
Тогда следуйте за мною, произнес адмирал, и если в Лувре вам была нанесена обида, то вы, по крайней мере, узнаете, как можно за нее расплатиться. Следуйте за мной.
Колиньи и Габриэль прошли мост Менял, Сите и зашагали по извилистым, тесным улочкам, одна из которых именовалась в те давние времена улицей Сен-Жана.
VII
ФИЛОСОФ И СОЛДАТ
Колиньи остановился перед низкой дверью невзрачного домика, приютившегося в самом начале улицы Сен-Жана. Он ударил молотком. Сначала приоткрылась ставня, затем невидимый привратник распахнул дверь. Вслед за адмиралом Габриэль прошел по тенистой аллее, поднялся по ветхой лестнице на второй этаж и очутился на чердаке перед запертой дверью. Адмирал трижды постучал в дверь, но не рукою, а ногой. Им открыли, и они вошли в довольно большую, но мрачную и пустую комнату. Из двух окон лился тусклый свет. Вся обстановка состояла из четырех табуреток и дубового колченогого стола. Адмирала, видимо, уже ждали. При его появлении двое мужчин двинулись ему навстречу, третий, стоявший у оконной ниши, ограничился почтительным поклоном.
Теодор и вы, капитан, обратился адмирал к обоим мужчинам, я привел сюда и представлю вам человека, который, полагаю, будет нам другом.
Два незнакомца молча поклонились виконту дЭксмесу. Потом тот, что помоложе видимо, это и был Теодор, стал что-то вполголоса говорить Колиньи. Габриэль отошел немного в сторону, чтобы не мешать их беседе, и принялся внимательно разглядывать всех троих.
У капитана были резкие черты лица и быстрые, уверенные движения. Он был высок, смугл и подвижен. Не нужно было быть слишком наблюдательным, чтобы заметить необузданную отвагу в его брызжущих задором глазах и неукротимую волю в складке упрямых губ.
У капитана были резкие черты лица и быстрые, уверенные движения. Он был высок, смугл и подвижен. Не нужно было быть слишком наблюдательным, чтобы заметить необузданную отвагу в его брызжущих задором глазах и неукротимую волю в складке упрямых губ.
В Теодоре сразу же угадывался придворный. Это был галантный кавалер с лицом круглым и приятным; взгляд его был проницателен, движения легки и изящны. Костюм, сшитый по последней моде, разительно отличался от аскетически суровой одежды капитана.
Что касается третьего, то в нем поражало прежде всего властное и какое-то вдохновенное лицо. По высокому лбу, по ясному и глубокому взгляду в нем можно было без труда опознать человека мыслящего, отмеченного скажем от себя печатью гениальности.
Тем временем Колиньи, перебросившись со своим другом несколькими словами, подошел к Габриэлю:
Прошу прощения, но я здесь не один, и мне необходимо было посоветоваться с моими братьями, прежде чем открыть вам, где и в чьем обществе вы находитесь.
А теперь я могу это узнать? спросил Габриэль.
Можете, друг мой.
Где же я нахожусь?
В комнате, в которой сын нуайонского бочара Жан Кальвин проводил впервые тайные собрания протестантов и откуда его собирались отправить на костер. Но, избежав ловушки, он ныне в Женеве, в чести и могуществе. Теперь сильные мира сего поневоле с ним считаются.
Габриэль, услыхав прославленное имя Кальвина, обнажил голову. Хотя наш пылкий юноша до сего времени не слишком-то увлекался вопросами теологии, он тем не менее не был бы сыном своего века, если бы не отдавал должное суровой, подвижнической жизни основоположника Реформации.
Затем он спросил тем же спокойным тоном:
А что это за люди?
Его ученики, отвечал адмирал. Теодор де Без его перо, и Ла Реноди его шпага.
Габриэль поклонился щеголю писателю, которому предстояло стать историком Реформации, и лихому капитану, которому предстояло стать виновником Амбуазской смуты.
Теодор де Без ответил на поклон Габриэля с присущим ему изяществом и сказал с улыбкой:
Господин дЭксмес, хотя вас доставили сюда и с некоторыми предосторожностями, не принимайте нас за неких опасных и таинственных заговорщиков. Могу вас уверить, что если мы и собираемся изредка в этом доме, то лишь для того, чтобы обменяться последними новостями или принять в свои ряды новообращенных, разделяющих наши убеждения. Мы благодарны адмиралу за то, что он привел вас сюда, виконт, ибо вы, безусловно, относитесь к тем, кого мы из уважения к личным заслугам хотим приобщить к нашему делу.