А, вот и вы, дорогой попутчик, сказал Сент-Малин. Вы так и не договорили мне того, что начали объяснять у Гревской площади, когда нас разделила эта громадная толпа.
А что я намеревался вам объяснить? слегка краснея, спросил Пенкорнэ.
Каким образом я встретил вас на дороге между Ангулемом и Анжером в таком же виде, как сейчас, на своих двоих, без шляпы и с одной лишь тростью в руке.
Вас это занимает, сударь мой?
Ну, конечно, сказал Сент-Малин. От Пуатье до Парижа далековато, а вы пришли из мест, расположенных за Пуатье.
Я шел из Сент-Андре-де-Кюбзака.
Вот видите. И путешествовали все время без шляпы?
Уверяю вас, сейчас вы все поймете. У моего отца имеется пара великолепных коней, которыми он до того дорожит, что способен лишить меня наследства после приключившейся со мной беды.
А что за беда с вами стряслась?
Я объезжал одного из них, самого лучшего, как вдруг шагах в десяти от меня раздался выстрел из аркебузы. Конь испугался, понес и помчался по дороге к Дордони.
И бросился в реку?
Вот именно.
С вами вместе?
Нет. К счастью, я успел соскочить на землю, не то утонул бы вместе с ним.
Вот как! Бедное животное, значит, утонуло?
Черт возьми, да! Вы же знаете Дордонь: ширина полмили.
Ну, и тогда?
Тогда я решил не возвращаться домой и вообще укрыться от отцовского гнева где-нибудь подальше.
А шляпа-то ваша куда делась?
Да подождите, черт побери! Шляпу сорвало у меня с головы.
Когда вы падали?
Я не падал. Я соскочил на землю. Мы, Пенкорнэ, с лошадей не падаем. Пенкорнэ с пеленок наездники.
Это уж известное дело, сказал Сент-Малин. А шляпа-то все же где?
Шляпу сорвало у меня с головы. Я пытался найти ее это ведь была единственная моя ценность, раз я вышел из дому без денег.
Какую же ценность могла представлять ваша шляпа? гнул свое Сент-Малин, решивший разузнать все подробности.
Очень большую, разрази меня гром! Надо вам сказать, что перо на шляпе закреплялось бриллиантовой пряжкой, которую его величество император Карл Пятый подарил моему деду, когда, направляясь из Испании во Фландрию, он останавливался в нашем замке.
Вот оно что! И вы продали пряжку вместе со шляпой? Тогда, друг мой любезный, вы наверняка самый богатый из всех нас. Вам бы следовало на вырученные за пряжку деньги купить себе вторую перчатку. А то ваши руки уж очень бросаются в глаза: одна белая, как у женщины, другая черная, как у негра.
Да подождите же: в тот самый миг, когда я оглядывался, разыскивая шляпу, на нее как сейчас вижу устремляется громадный ворон.
На шляпу?
Вернее, на бриллиант. Вы знаете эта птица хватает все, что блестит. Ворон бросается на мой бриллиант и похищает его.
Бриллиант?
Да, сударь. Сперва я некоторое время время не спускал с него глаз. Потом побежал за ним, крича: Держите, держите! Вор! Куда там! Через каких-нибудь пять минут он исчез.
Так что вы, удрученный двойной утратой
Я не посмел возвратиться в отцовский дом и решил отправиться в Париж искать счастья.
Здорово! вмешался в разговор кто-то. Ветер, значит, превратился в ворона? Мне помнится, я слышал как вы рассказывали господину де Луаньяку, что, когда вы читали письмо своей возлюбленной, порыв ветра унес и письмо, и шляпу и что вы, как истинный Амадис, бросились за письмом, предоставив шляпе лететь, куда ей вздумается.
Сударь, подхватил Сент-Малин. Я имею честь быть знакомым с господином дОбинье, отличным воякой, который к тому же довольно хорошо владеет пером. Когда вы повстречаетесь с ним, поведайте ему историю вашей шляпы: он сделает из нее чудесный рассказ.
Послышалось несколько сдавленных смешков.
Э, господа, уж не надо мной ли, часом, смеются? с раздражением спросил гасконец.
Все отвернулись, чтобы посмеяться от всего сердца.
Пердикка внимательно огляделся по сторонам и заметил у камина какого-то молодого человека, охватившего руками голову. Он решил, что тот пытается сдержать безудержный смех, и направился прямо к нему.
Эй, сударь, сказал он, раз уж вы смеетесь, так смейтесь в открытую, чтобы все видели ваше лицо.
И он хлопнул молодого человека по плечу.
Тот поднял хмурое строгое чело.
Это был не кто иной, как наш друг Эрнотон де Карменж, еще не пришедший в себя после своего приключения на Гревской площади.
Прошу вас, сударь, оставить меня в покое, сказал он, и прежде всего, если вы еще раз пожелаете коснуться меня, сделайте это рукой, на которой у вас перчатка. Вы же видите, мне до вас дела нет.
Ну и хорошо, пробурчал Пенкорнэ, раз вам до меня дела нет, то и я ничего против вас не имею.
Ах, милостивый государь, заметил Эсташ де Мираду Карменжу с самыми миролюбивыми намерениями, вы не очень-то любезны с нашим земляком.
А вам-то, черт побери, какое до этого дело? спросил Эрнотон, все больше раздражаясь.
Вы правы, сударь, сказал Мираду с поклоном, меня это действительно не касается.
Он отвернулся и направился было к Лардили, приютившейся в уголку у самого очага. Но кто-то преградил ему путь.
Это был Милитор. Руки его по-прежнему были засунуты за пояс, а губы кривились в усмешке.
Послушайте, любезнейший отчим! произнес бездельник.
Ну?
Что вы на это скажете?
На что?
На то, как вас отщипал этот дворянин?
Что?
Он вам задал перцу!
Да ну? Тебе так показалось? ответил Эсташ, пытаясь обойти Милитора.
Однако этот маневр не удался: Милитор тоже подался влево и снова загородил Эсташу дорогу.
Не только мне, но и всем, кто здесь находится. Поглядите, все над вами смеются.
Кругом действительно смеялись, но по самым разнообразным поводам.
Эсташ побагровел, как раскаленный уголь.
Ну же, ну, дорогой отчим, куйте железо, пока горячо, сказал Милитор.
Эсташ напыжился и подошел к Карменжу.
Сударь, обратился он к нему, говорят, что вы разговаривали со мной намеренно недружелюбным тоном.
Когда же?
Да вот только что.
С вами?
Со мной.
А кто это говорит?
Этот господин, сказал Эсташ, указывая на Милитора.
В таком случае этот господин, ответил Карменж, насмешливо подчеркивая почтительное обращение, в таком случае этот господин просто болтает, как попугай
Вот как! вскричал взбешенный Милитор.
и я предложил бы ему убрать свой клювик подальше, продолжал Карменж, не то я вспомню господина де Луаньяка.
Господин де Луаньяк не называл меня попугаем, сударь!
Нет, он назвал вас ослом. Вам это больше по вкусу? Мне-то безразлично: если вы осел, я вас хорошенько вздую, а если попугай выщиплю все ваши перышки.
Господин де Луаньяк не называл меня попугаем, сударь!
Нет, он назвал вас ослом. Вам это больше по вкусу? Мне-то безразлично: если вы осел, я вас хорошенько вздую, а если попугай выщиплю все ваши перышки.
Сударь, вмешался Эсташ, это мой пасынок, обращайтесь с ним повежливее, прошу вас, хотя бы из уважения ко мне.
Вот как вы защищаете меня, отчим-папенька! в бешенстве вскричал Милитор. Раз так, я сам за себя постою.
Дети должны ходить в школу, сказал Эрнотон, в школу!
В школу! повторил Милитор, с поднятыми кулаками наступая на г-на де Карменжа. Мне семнадцать лет, слышите, сударь?
Ну а мне двадцать пять, ответил Эрнотон, и потому я тебя проучу, как ты того заслуживаешь.
Он схватил Милитора за шиворот и за пояс, приподнял и выбросил из окна первого этажа на улицу, словно куль с песком, в то время как стены сотрясались от отчаянных воплей Лардили.
А теперь, невозмутимо продолжал Эрнотон, отчим, мамаша, пасынок и вся семейка, знайте, что я сделаю из вас начинку для пирогов, если ко мне еще будут приставать.
Ей-Богу, сказал Мираду, я нахожу, что он прав. Незачем было допекать этого дворянина.
Ах ты трус, позволяешь бить своего сына! закричала Лардиль, наступая на мужа; волосы ее развевались.
Ну-ну-ну, произнес Эсташ, нечего ерепениться. Ему это только на пользу.
Это еще что такое, кто здесь выбрасывает людей в окна? спросил, входя в зал, какой-то офицер. Черт побери! Раз уж затеваешь такие шуточки, надо хоть кричать прохожим: берегитесь!
Господин де Луаньяк! вырвалось человек у двадцати.
Господин де Луаньяк! повторили все сорок пять. При этом имени, знаменитом в Гаскони, все, умолкнув, встали со своих мест.
IX
ГОСПОДИН ДЕ ЛУАНЬЯК
За г-ном де Луаньяком вошел Милитор, несколько помятый при падении и багровый от ярости.
Слуга покорный, господа, сказал Луаньяк, шумим, кажется, порядочно Ага! Юный Милитор опять, видимо, на кого-то тявкал, и нос его от этого несколько пострадал.
Мне за это заплатят, пробурчал Милитор, показывая Карменжу кулак.
Подавайте на стол, мэтр Фурнишон, крикнул Луаньяк, и пусть каждый, если возможно, поласковей разговаривает с соседом. С этой минуты вы все должны любить друг друга, как братья.
Гм, буркнул Сент-Малин.
Христианская любовь вещь редкая, сказал Шалабр, тщательно закрывая свой серо-стальной камзол салфеткой так, чтобы с ним не приключилось беды, сколько бы различных соусов ни подавали к столу.
Любить друг друга при таком близком соседстве трудновато, добавил Эрнотон, правда, мы ведь недолго будем вместе.
Вот видите, вскричал Пенкорнэ, которого все еще терзали насмешки Сент-Малина, надо мной смеются из-за того, что у меня нет шляпы, а никто слова не скажет господину Пертинаксу де Монкрабо, севшему за стол в кирасе времен императора Пертинакса, от которого он, по всей вероятности, происходит. Вот что значит оборонительное оружие!
Монкрабо, не желая сдаваться, выпрямился и вскричал фальцетом:
Господа, я ее снимаю. Это предупреждение тем, кто хотел бы меня видеть при наступательном, а не оборонительном оружии.
И он стал величественно распускать ремни кирасы, сделав своему лакею, седоватому толстяку лет пятидесяти, знак подойти поближе.
Ну, ладно, ладно! произнес г-н де Луаньяк, не будем ссориться и скорее за стол.
Избавьте меня, пожалуйста, от этой кирасы, сказал Пертинакс своему слуге.
Толстяк принял ее из его рук.
А я, тихонько шепнул он ему, я когда буду обедать? Вели мне подать чего-нибудь, Пертинакс, я помираю с голоду.
Как ни фамильярно было подобное обращение, оно не вызвало никакого удивления у того, к кому относилось.
Сделаю все возможное, сказал он. Но для большей уверенности вы тоже похлопочите.
Гм! недовольно пробурчал лакей. Не очень-то это утешительно!
У нас совсем ничего не осталось? спросил Пертинакс.