Благородство этого поступка сокрушило Сент-Малина: он ощущал его, оценивал и невыразимо страдал. Он пробормотал слова благодарности, на которые Эрнотон не обратил внимания, яростно схватил поводья лошади и, несмотря на боль во всем теле, вскочил в седло.
Эрнотон не произнес ни слова и шагом проехал вперед, поглаживая своего коня.
Как мы уже говорили, Сент-Малин был искусным наездником. Приключившаяся с ним беда была чистой случайностью. После короткой борьбы, в которой он на этот раз взял верх, он заставил коня подчиниться и перейти на рысь.
Уязвленная гордость долго спорила в нем с чувством благодарности. Наконец он еще раз сказал Эрнотону:
Благодарю вас, сударь.
Эрнотон лишь слегка поклонился, дотронувшись рукой до шляпы.
Дорога показалась Сент-Малину бесконечной. Около половины третьего они заметили человека, который шагал в сопровождении пса. Человек был высокого роста, на боку у него висела шпага. Это был не Шико, хотя руки и ноги были у него не короче.
Сент-Малин, все еще покрытый с ног до головы грязью, не смог удержаться: он увидел, что Эрнотон проехал мимо этого человека, не обратив на него ни малейшего внимания.
В уме гасконца злобной молнией сверкнула мысль, что он может поймать своего спутника на допущенной им ошибке. Он подъехал к идущему по дороге человеку.
Путник, обратился он к нему, вы никого не ждете?
Путешественник окинул взглядом Сент-Малина: надо признаться, вид у того был не очень приятный. Лицо, еще искаженное пережитым приступом ярости, непросохшая грязь на одежде, свежие следы крови на щеках, нахмуренные густые брови, лихорадочная дрожь руки, протянутой к нему скорее угрожающе, чем вопросительно, все это показалось путнику довольно зловещим.
Если я жду, то чего-нибудь, а не кого-нибудь. А если бы и ждал кого-нибудь, то уж наверное не вас.
Очень уж вы невежливы, милейший, сказал Сент-Малин, радуясь возможности дать наконец своему гневу излиться и вдобавок бесясь при мысли, что ошибся и тем самым усугубил торжество соперника.
Он поднял хлыст, чтобы ударить путника. Но тот, опередив его, поднял палку и нанес Сент-Малину удар по плечу, потом он свистнул своему псу; тот вцепился сначала в ногу коню, а затем в бедро всаднику, вырвав там кусок мяса, а тут лоскут ткани.
Лошадь, разъярясь от боли, снова понесла, и сдержать ее Сент-Малин не смог. Однако, несмотря на все усилия коня, всадник удержался в седле.
Так он проскочил мимо Эрнотона, который взглянул на потерпевшего, но даже не улыбнулся.
Когда Сент-Малину удалось успокоить лошадь, и с ним поравнялся де Карменж, уязвленная гордость его хотя и не укротилась, но, во всяком случае, вошла в известные границы.
Ну-ну, сказал он, силясь улыбнуться, похоже, что у меня сегодня несчастливый день. А ведь этот человек по описанию его величества очень похож на того, с кем мы должны встретиться.
Эрнотон промолчал.
Я с вами говорю, сударь, сказал Сент-Малин, выведенный из себя этим молчанием, которое он с полным основанием счел выражением презрения и хотел нарушить каким-нибудь решительным взрывом, даже если бы это стоило ему жизни. Я с вами говорю: вы что, не слышите?
У того, кого нам описал его величество, нет ни палки, ни собаки.
Это верно, ответил Сент-Малин. Поразмысли я хорошенько, у меня было бы меньше одной ссадиной на плече и двумя укусами на бедре. Я вижу, что хорошо быть благоразумным и спокойным.
Эрнотон не ответил. Он приподнялся на стременах, приставил ладонь к глазам, чтобы лучше видеть, и сказал:
Вон там стоит и поджидает нас тот, кого мы ищем.
Черт возьми, сударь, глухо вымолвил Сент-Малин, завидуя новому успеху своего спутника, у вас зоркие глаза. Я едва-едва различаю какую-то черную точку.
Вон там стоит и поджидает нас тот, кого мы ищем.
Черт возьми, сударь, глухо вымолвил Сент-Малин, завидуя новому успеху своего спутника, у вас зоркие глаза. Я едва-едва различаю какую-то черную точку.
Эрнотон молча ехал вперед. Вскоре уже и Сент-Малин смог увидеть и узнать человека, описанного королем. Им опять овладело дурное чувство, он пришпорил коня, чтобы подъехать первым.
Эрнотон этого ждал. Он взглянул на него без всякой угрозы и даже как бы случайно. Этот взгляд заставил Сент-Малина сдержаться, и он перевел коня на шаг.
XXX
СЕНТ-МАЛИН
Эрнотон не ошибся: указанный им человек был действительно Шико.
Он тоже обладал отличным зрением и слухом и потому издалека увидел и услышал приближение всадников. Он предполагал, что они ищут именно его, и потому стал их поджидать.
Когда у него уже не осталось на этот счет никаких сомнений и он увидел, что оба всадника направляются прямо к нему, он без всякой аффектации положил руку на рукоять длинной шпаги, словно стремясь придать себе благородную осанку.
Эрнотон и Сент-Малин переглянулись, не произнеся ни слова.
Говорите, сударь, если вам угодно, сказал с поклоном Эрнотон своему противнику. Ибо при данных обстоятельствах слово противник гораздо уместнее, чем спутник.
У Сент-Малина перехватило дух: любезность эта показалась ему столь неожиданной, что горло у него сжалось. Вместо ответа он только опустил голову.
Видя, что он молчит, Эрнотон заговорил.
Сударь, обратился он к Шико, этот господин и я ваши покорные слуги.
Шико поклонился с самой любезной улыбкой.
Не будет ли нескромным с нашей стороны, продолжал молодой человек, спросить, как ваше имя?
Меня зовут Тень, ответил Шико.
Вы чего-нибудь ожидаете?
Да, сударь.
Вы, конечно, будете так добры, что скажете нам, чего вы ждете?
Я жду письма.
Вы понимаете, чем вызвано наше любопытство, сударь, для вас отнюдь не оскорбительное?
Шико снова поклонился, причем улыбка его стала еще любезнее.
Откуда вы ждете письма? продолжал Эрнотон.
Из Лувра.
Какая на нем печать?
Королевская.
Эрнотон сунул руку за пазуху.
Вы, наверное, узнали бы это письмо? спросил он.
Да, если бы вы мне его показали.
Эрнотон вынул из-за пазухи письмо.
Да, это оно, сказал Шико. Вы знаете, конечно, что для пущей верности я должен кое-что дать взамен?
Расписку?
Вот именно.
Сударь, продолжал Эрнотон, король поручил мне везти это письмо. Но вручить его вам поручено моему спутнику.
И с этими словами он передал письмо Сен-Малину, который взял его и вручил Шико.
Благодарю вас, господа, сказал тот.
Как видите, мы точно выполнили порученное нам дело. На дороге никого нет, так что никто не видел, как мы с вами заговорили и передали вам письмо.
Совершенно верно, сударь, охотно признаю это и, если понадобится, подтвержу. Теперь моя очередь.
Расписку! в один голос произнесли молодые люди.
Кому из вас я должен ее передать?
Король на этот счет не сказал ничего! воскликнул Сент-Малин, угрожающе глядя на своего спутника.
Напишите две расписки, сударь, сказал Эрнотон, и дайте каждому из нас. Отсюда до Лувра далеко, и по дороге со мной или с этим господином может приключиться какое-нибудь несчастье.
Когда Эрнотон произносил эти слова, в глазах его тоже загорелся недобрый огонек.
Вы, сударь, человек рассудительный, сказал Шико Эрнотону.
Он вынул из кармана записную книжку, вырвал две странички и на каждой написал:
Получено от г-на Рене де Сент-Малина письмо, привезенное г-ном Эрнотоном де Карменжем.
Тень.
Прощайте, сударь, сказал Сент-Малин, беря свою расписку.
Прощайте, сударь, доброго пути! прибавил Эрнотон. Может быть, вам нужно передать в Лувр еще что-нибудь?
Решительно ничего, господа. Большое вам спасибо, сказал Шико.
Эрнотон и Сент-Малин повернули коней к Парижу, а Шико пошел своей дорогой таким скорым шагом, что ему позавидовал бы самый быстроходный мул.
Когда он скрылся из виду, Эрнотон, не проехав и ста шагов, резким движением остановил коня и, обращаясь к Сент-Малину, сказал:
Когда он скрылся из виду, Эрнотон, не проехав и ста шагов, резким движением остановил коня и, обращаясь к Сент-Малину, сказал:
Теперь, сударь, спешивайтесь, если вам угодно.
Зачем? удивленно спросил Сент-Малин.
Поручение нами выполнено, а у нас есть о чем поговорить. Место для такого разговора здесь, по-моему, вполне подходящее.
Пожалуйста, сударь, сказал Сент-Малин, по примеру своего спутника спешиваясь с лошади.
Эрнотон подошел к нему и сказал:
Вы сами знаете, сударь, что, пока мы были в пути, вы без всякого вызова с моей стороны и нисколько себя не стесняя словом, без всяких оснований, тяжко оскорбляли меня. Более того: вы хотели заставить меня обнажить шпагу в самый неподходящий момент, и я вынужден был отказаться. Но сейчас момент самый подходящий, и я к вашим услугам.
Сент-Малин выслушал эту речь с мрачным видом и насупившись. Но странное дело! Бурный порыв ярости, захлестнувший было Сент-Малина и унесший его за все дозволенные пределы, схлынул. Сент-Малину больше не хотелось драться.
Он поразмыслил, и здравое суждение возобладало: он понимал, в каком невыгодном положении находится.
Сударь, сказал он после короткой паузы, когда я оскорблял вас, вы в ответ оказывали мне услуги. Поэтому теперь я не смог бы разговаривать с вами, как тогда.
Эрнотон нахмурился:
Да, но вы еще верите в то, что недавно говорили.
Почем вы знаете?
Потому что все ваши слова были подсказаны завистью и злобой. С тех пор прошло часа два, а за это время зависть и злоба не могли иссякнуть в вашем сердце.
Сент-Малин покраснел, но не возразил ни слова в ответ. Эрнотон выждал немного и продолжал:
Если король предпочел вам меня, значит, мое лицо ему больше понравилось; если я не упал в Бьевру, то потому, что лучше вас езжу верхом; если я не принял вашего вызова в ту минуту, когда вам вздумалось бросить его мне, значит, я рассудительнее вас; если пес того человека меня не укусил, то потому, что я предусмотрительнее. Наконец, если я настаиваю сейчас, чтобы вы вняли мне и обнажили шпагу, значит, у меня больше подлинного чувства чести, а если вы станете колебаться берегитесь: я скажу, что я и храбрее вас.
Сент-Малин дрожал всем телом, глаза его метали молнии. Все дурные качества, о которых говорил Эрнотон, одно за другим накладывали отпечаток на его мертвенно-бледное лицо. При последних словах, произнесенных его спутником, он как бешеный выхватил из ножен шпагу.
Эрнотон уже стоял перед ним со шпагой в руке.
Послушайте, сударь, сказал Сент-Малин, возьмите обратно свои последние слова. Они лишние, вы должны признать это, ибо достаточно хорошо меня знаете, вы же сами говорили, что на родине мы живем на расстоянии двух лье друг от друга. Возьмите их обратно. Вам должно быть вполне достаточно моего унижения. Зачем вам меня бесчестить?