Настоящая любовь / Грязная морковь - Алексей А. Шепелёв 13 стр.

Её туалет составляли очень короткое красное платьице из неизвестного мне материала и кожаные сапоги выше колен. Или наоборот (см. выше), что, впрочем, неважно. Я отломил железную болванку от стойки и кинулся на хулиганов. Здоровяк быстро увернулся и сунул мне в зубы. Я ударил его в живот. К моему удивлению, он согнулся и упал. Второй захватил меня своей клешнёй и пытался свернуть шею, я дал ему пяткой в пах [ну ты даёшь!] (настоящие ковбойские джинсы, colkhoz cowbozz Jeams jeans!  ещё подумал я), затем принялся пинать в рёбра.

Её туалет составляли очень короткое красное платьице из неизвестного мне материала и кожаные сапоги выше колен. Или наоборот (см. выше), что, впрочем, неважно. Я отломил железную болванку от стойки и кинулся на хулиганов. Здоровяк быстро увернулся и сунул мне в зубы. Я ударил его в живот. К моему удивлению, он согнулся и упал. Второй захватил меня своей клешнёй и пытался свернуть шею, я дал ему пяткой в пах [ну ты даёшь!] (настоящие ковбойские джинсы, colkhoz cowbozz Jeams jeans!  ещё подумал я), затем принялся пинать в рёбра.

Девушка меня поблагодарила и изъявила желание познакомиться поближе  отобедать вместе. Да, она была прелесть, но  oh my life / no my wife  как на беду И надо же такому случиться, что когда целых сто а это уж само по себе сулило нам большое счастье [дальнейший текст отсутствует].

Не выдержав, я вскочил и бросился на неё, вцепившись сразу зубами и ногтями. Тут-то я и проснулся в страшном испуге  и сразу увидел белый квадрат в метре от меня; она чуть простонала во сне, бабушка храпела на сундуке, веяло холодом из сенной двери заспотыкавшись, остановились часы т-тук  точным точечным движеньем спрыгнула на пол аккуратная кошечка Коха Стоя босиком на ледяном полу, склонившись над этим её vulgar, скорчившись, смёрзшись в своём нутре, я опять услышал это «п-фф» И я уже Тут оглушительный, режущий треск будильника, прошибший меня как током  я отдёрнулся и с грохотом полетел на свою кровать!.. Т-утк  опять вроде пошли часы, словно отсчитывая время назад, чёрно-белая кошечка, помуркивая от своих кошачьих дел во сне, спит у бабушки в ногах Леди ещё долго шевелилась и причавкивала, потом встала, то есть села, прогнув сетку кровати до железки, и принялась натягивать чулки или колготки Оказывается, она уезжала сегодня и встала даже раньше бабушки  полпятого. Она долго мочилась в сенцах, потом долго красилась, жаря яичницу, потом долго ела её, стараясь не испачкать в ней губы, потом долго стояла на остановке (я наблюдал уже в окошко) и долго курила на морозе (дома-то не решалась)

«Дай ты одеяло!»  меня кто-то грубо так толкнул и стащил покрывало. Я очнулся от дрёмы и увидел Яночку, проворно заворачивающуюся и поворачивающуюся на бочок. О Боже, она тоже!  пронзило меня, я вскочил, натягивая одежду, лихорадочно застёгиваясь.

«Сичас Жека придёт  меня просто разорвало!  И тибе кабздец будит!»  сказал весело детский голосок, я обернулся на кудрявое маленькое существо, щурившееся в жёлтых лучах восхода. Тут, передёрнувшись, вскочила Янка, судорожно ища халат. Подушка полетела в меня, потом покрывало, потом ещё что-то «Яна, у теа штааны в жумпел забились, тусы»,  подсказала сестрёнка, смягчая гласные. Ещё были груди  роскошные, развесистые. Взмахнув халатом, как Чёрный Плащ на крыльях ночи, она как танк ринулась в ванную, затоптав, кажется, сеструху. Захлопнулась дверь, щёлкнул запор. Минуты две я сидел как на иголках, ожидая, что она вот-вот выйдет. Я подкрался к двери, чуть постучал и дрожаще-вопросительно произвёл в горле звук типа «Яна?». No answer. Я ещё постучал (забыл ведь, что вчера выбил шплинт), но тоже бесполезно. Я совсем припал к двери, прислушался, ещё стукнул. Вдруг дверь распахнулась, и Яна, вывалившись, остановившись-нависнув на носках, как над краем пропасти, залепила мне грациозную [грандиозную!] пощёчину. Не успел я опомниться, как получил пинок в пах, и дверь опять захлопнулась, шпингалет щёлкал-щёлкал и как-то защёлкнулся.

Вот тебе и основной вопрос философии! Есть ли загробная жизнь? Есть, но какая? Сон и гниение  это однозначно, но покой или беспокойное, нервозное предчувствие новой жизни земной? Али уж сладкое ожиданье воскресения уже не для креста?! (Я сматывал удочки.) Как с ночи не хочется заснуть, оставить всё на многие часы  на целый день!  и кидаешься на всё  хоть что-нибудь перед сном почитать, посмотреть, послушать, поцеловать, урвать Как с утра готов на всё что угодно, только б не вставать Так и смерть неумолима, так и рождают тебя с трудом  ох как не хочется ей, да и самому, наверно  а надо Через силу  насилие  жизнь.

Мало что осознавая, я шёл домой

На другой день Владимир и Руслан бродили по лесу, осматривали местность; Дмитрий готовил еду. Ничего странного они не обнаружили  кроме как то, что в некоторых местах  такой глуши!  были срублены ровные деревья, часть их унесена куда-то, часть лежит ещё на месте. Притащили одно бревно к палатке, чтоб на нём сидеть. Пошли за хворостом, Дмитрий кашеварил, попеременно глядя то в учебник английского, то в поваренную книгу.

Темно. Тихо потрескивают ветки, корчась от боли в адском пламени всепожирающего огня. Двое ели суп, а Руслан вырезал ножом Гранитова крест.

 Что это будет?  поинтересовался Гранитов.

 Крыж, крест. Распятье.

 Чего?! Зачем он нам?  Дмитрий даже поперхнулся при слове «крест».

 Пригодится,  спокойно отвечал Руслан,  на дверь повешу Я имею в виду  на палатку.

 Суеверная ты душа!

 Я по существу, господа; можно?

При появлении третьего вечные оппоненты, как всегда, прекратили «спор-т».

 Сегодня я буду дежурить. Дмитрий за день уже устал. Надо поддерживать огонь.

 Да чего его поддерживать?! Крыс-лягушек отпугивать? Сов? Леших?! Вряд ли тут кто ещё водится. Немного посидим и на боковую. Я пойду спать.  Дмитрий собрал пустые чашки и скрылся с ними в палатке.

Владимир с Русланом сидели на бревне, глядя на костёр, молчали.

В лесу как будто правда были только совы, а на болоте  лягушки И всё же неуютно как-то, жутковато, что кругом чащоба.

 О ней думаешь?

 Ни с чего, так. Теперь вечно то в облаках летаешь, то в аду горишь. Я вот как-то не вращался с прекрасным полом, некогда всё, как-то не до этого А тут тоже привычка нужна Смешно? Думаю  успею, а на самом деле

 И мне всё некогда было, тоже думал, что пока не до этого Понимаешь Встретил её первый раз, прошёл мимо, и что-то во мне автоматически сработало: быть ей моей. Хоть верь в судьбу и прочее как твой дед. Он ведь фаталист?

Прошло 10 лет.

Отсидев срок, Слай решил не возвращаться в родное село, а податься в Томск к далёкой родне.

Яна уехала в город и училась там в педе. Не повезло ей со счастьем. Теперь она хотела переехать в Санкт-Петербург, где тётка собиралась устроить её прислугой в небедный дом.

Мало что осознавая, я шёл домой, шёл чуть ли не вприпрыжку от буквально распиравшей меня радости От содеянного, от содеянного, дочка, вместо того ужаса Мир был в пастельных тонах  кой-где только ярко-зелёное, травка, а дальше всюду: блестяще-, почти бело-зелёное, голубенькое, розовость, белизна, цветение, грязь Но всё это  только блёклое цветовое-световое месиво Но где-то рядом чувствовалось нечто непонятное мрачное

Я подошёл к калитке, но домой не зашёл, а пошёл в сад. Здесь все эти краски-цветы тыкались мне прямо в глаза Дурманящий запах и странная тишина. Цепляясь за ветви, запрокинув голову в небо, всасывая влажный воздух Я вдруг выскочил на полянку в центре сада, вздымая руки Подпрыгнул  казалось, метра на два  небеса пронзила гигантская молния, гром шарахнул так оглушительно, так близко, что удар отзывался гулом в огромной железной бочке!.. Вслед за редкими каплями влил такой поток мутной воды, что я с трудом мог подпрыгивать внутри его Я прыгал, танцевал, кувыркался, захватывая горстями землю, кидал её в белые цветы  а дождь тотчас всё смывал Вымокнув до нитки, извалявшись в грязи, даже наглотавшись я вспомнил ещё одну радость  технократическую  «Вот бы сейчас послушать Piccadilly Circus»,  подумал я (тогда я уже здорово пробавлялся эйсидом)

Дома, к моему удивлению, никого не было. Я скинул одежду, надел другую, завалился на раскладушке в терраске, закрылся толстым одеялом. Плеер с подключённым к нему полтораваттным динамичком вещал мне 2 Unlimited 91-го года. Я прослушал кассету с обеих сторон раз так шесть, потом колоссальным усилием воли поднялся и заменил кассету. Раз 12 я таким образом прослушал какую-то слюнявую приблатнённую дворово-тюремную кассету! Причём не испытывая гадливости и даже всегда подпевая в одной песенке, что-то вроде «Потому что вот Алёшке засадили в (что-то) нож!!!» Позже я ненадолго заснул.

 Он ведь фаталист?

 Скорее  нет. Он говорит: человек  сила. Человек может строить жизнь, изменять её по своему усмотрению. Но не просто так, а при одном условии. Ему нужна вера  поддержка сил зла или добра. Если же человек не верен ни злу, ни добру, то он нейтральный элемент Вселенной, деятельность всей его жизни равна нулю. Сколько кислорода он потребит, столько и выделится, когда он превратится в землю, на которой не будет его человеческого следа, никакого  потому что он материальный субъект, в нём нет идеи, изменяющей материю. [Наверно, так я в 1993 году предвосхитил свои будущие занятия образом Ставрогина.]

 Да, может быть, оно и так.

 Ладно, пойду спать, поздно уже.

Проснулся я так хватаясь за реальность  как тот, кто во сне тонет. Но это был не потоп, а, так сказать, эврика. Ухватив из сна кусок какой-то истины, я бросился записывать его: 12 разделить на 3 или 4 равно 3 или 4!!! Что это такое, я так и не понял. Во сне сие было как «теорема доказана» после сложнейших перипетий в трёхэтажных формулах, а здесь, извините, бессмысленно. Несколько секунд меня ещё не покидало ощущение смысла, ощущение прочных (но скользких!) монолитов реальности сна: 3 или 4, между которыми затесалось наше 12. (Позже, когда я стал уже немного читать, такими монолитами мне казались сны, искажающие и расцвечивающие миры если уж не Вальтера Скотта, «Острова сокровищ» и «Человека-невидимки», то  всё-таки чуть позже  «Преступления и наказания», «Идиота», «Бесов», «Котлована», «Ады-ардора» и даже «Теми и грязи», включающие меня в действие а моя бедная бытовая жизнь  я уже никуда не стал ходить совсем  их придатком, довеском физических неудобств.) Осознав, что уже вечер, я отправился на кухню.