Тут я наладил магнитофон и, не в силах противостоять накату эмоций, снабдил поглощение пищи такими прыжками, что соседка, которая привязала наших коров, зашедшая сказать об этом, чуть не помешалась умом Мне сделалось стыдно, я осел в углу Она сказала, что родители с братцем уехали на свадьбу некоего Гарика. Было уже, по-моему, семь или восемь, затемнело, и я, по-быстрому задав пойла всей живности, побежал к ней.
(«Метеорит»)
Владимир сидел в одиночестве, смотрел на звёздное небо, думал. Закрыл глаза она, открыл прямо над головой летел
(«Дневник»)
Бежал я буквально, постоянно ловя себя на этом и замедляя шаг искусственно. В голове моей всё смешалось, всё вертелось Наиболее частотный образ навязчивый, как 25-й кадр рекламы в киноленте я падаю на колени около ее ног, ее ноги, белое платье кружевное, чёрная грязь, всё кружится я, что ль, кружу ее, невесту, на руках Все стрелки, векторы жизни сошлись в одной точке и плевать мне на Цыгана и Кая, на Жеку, Леночку, сестрёнок и Зама, на собак, луну, сырость, неудобность и незвукоизоляцию все они будто исчезли, а я здесь с ней сейчас! Я распалился и забредил до того, что хотел ползти на коленях до её дома чтобы эффектней подползти, как говорится, подкатить
Я услышал её голос. Потом его. Я едва успел спрыгнуть на обочину моста, в кусты черёмухи.
блин, кроссовки эти уродские!
Я тебе говорил, другие надо было надевать.
Говорил, а Катька в чём пойдёт?!
Да ведь тот раз ещё я стельки делал из тех больших, помнишь?
Да вот Катька их и выбросила или потеряла, дурища.
Может, не пойдём?
Да ну дис-кач клё-вай: вау-вау, как говорит Катька.
(Я осознал, что воздух сотрясают удары техномузыки и осеняют вспышки светомузыки клуб совсем ведь рядом, с моста видно: высится, что твой «Титаник», играя огнями и оглашая гулом, над обрывом с зарослями.)
В бане, что ль, сидеть опять всё ж ле-то. Мне надо бы зайти что-то животик Вот тут сухо вроде Ладно, ладно! Ладно сказала! я одна
(Она спустилась, где я; я отодвинулся в самую гущу черёмухи.)
Эй, Кай, дай платок, что ли
Какой ещё платок?
Свой, не мой же!
А где он?
В левом кармане у тебя в куртке!
И ты хочешь сказать, что моим платком ты будешь
Давай, сказала!
Давай я лучше найду какой-нибудь лопух, моим платком делать это
Я уже это, с особым ударением, им, тоже с ударением, де-ла-ла!
Когда же?
Вчера!!! То есть нет подо-позавчера Давай же, мать твою за ногу! Я тебе ж его и положила он ещё ничего!.. Лопухи сырые, холодные, мерзкие
Представив-почувствовав лопух зелёный, сочный, мокрый, пахнущий горечью холодный, шероховатый, с жилками и с прилипшими частицами увядших соцветий, я вдруг по контрасту перескочил в ощущение тёплого и мягкого, вчерашнего Но тут же мне припомнился странный дискомфорт уже не где-то внутри всё же немного брезжущий моральный, а как бы физический, хотя переживаемый не только как ощущение, но отчасти вроде и интеллектуально, как некое разочарование когда лежал на Яночке, было не так удобно, как хотелось, как думал, что будет (Может быть, частицы меня в грязи, в зарослях, в лопухах, в обсыпанной черёмухе.) Какой-то обман в этом, как когда смотришь у кого-то на роскошную мягкую мебель, которую долго вожделеют, а заполучив, расхваливают, на какое-нибудь изогнуто-пышное кресло, и думаешь как удобно в нём сидеть! а стоит сесть
Представив-почувствовав лопух зелёный, сочный, мокрый, пахнущий горечью холодный, шероховатый, с жилками и с прилипшими частицами увядших соцветий, я вдруг по контрасту перескочил в ощущение тёплого и мягкого, вчерашнего Но тут же мне припомнился странный дискомфорт уже не где-то внутри всё же немного брезжущий моральный, а как бы физический, хотя переживаемый не только как ощущение, но отчасти вроде и интеллектуально, как некое разочарование когда лежал на Яночке, было не так удобно, как хотелось, как думал, что будет (Может быть, частицы меня в грязи, в зарослях, в лопухах, в обсыпанной черёмухе.) Какой-то обман в этом, как когда смотришь у кого-то на роскошную мягкую мебель, которую долго вожделеют, а заполучив, расхваливают, на какое-нибудь изогнуто-пышное кресло, и думаешь как удобно в нём сидеть! а стоит сесть
Они ушли. Платок я не стал брать на память. Я выкарабкался обратно на мост они ещё совершали немыслимый переход через болото блестящей жижи. Потом возник ещё какой-то разговор. Яна очень громко засмеялась, выплёвывая: «Да ты ж ещё тут, чудо морское!» Кай серьёзно сказал: «Не могу штаны новые, белые, ты лучше вон по трубе», и они поспешно скрылись.
(«Метеорит»)
прямо над головой летел огненный шар, оставляя за собой светящийся след. Вскоре он скрылся из виду и неожиданно, со звуком чего-то стремительно сгорающего, упал где-то в лесу, произведя огненное зарево на юге.
(«Дневник»)
Проходя сквозь эту жижу, я услышал из-под моста, из кустов неподражаемый Яхин возглас: «Но-но, но-но бесо-лимит!», повторяющий висящее в воздухе веселье. Я тоже засмеялся, окликнул его.
Памаги, вахлак! отзывался Яха. Утром иль ночей, что ль шёл домой из бани У моста встречает Иван Петров, говорит: пить будишь? Я и так ель проспался, но сёравно взялси и хрущак залудил. Переклинило говорю: поздравляю, Иван Петрович! Чуть шаг отшёл, голова замутилась, облевался Нет, этъ потом, что ль Сначала затемнело, и я ёбахнулся с бугра Промежник двух коряжников как-то попал заклинило Ток щас вот проснулся Тут склизкая, а, блядь, руками я, как ни хватай, не могу выползть, вротский чубук!..
Красавец! Оказалось, продрых полночи и сегодня до вечера!
У меня даже почему-то защемило в сердце: вот он, Яха, кому он нужен Он ренегат и алкоголик, двоечник и «пакостить», но Кай (или Гниль, или Яна) ему руки не подаст. Я полез вниз, цепляясь за молодые вязы, ухватился за прошлогоднюю сухую американку (приняв её, конечно, за прочный побег) Я покатился по жиже, камням и веткам Треснулся об дерево, оказавшись лицом к лицу с Яхой. С трудом отогнул ствол вяза, чтобы Яха смог выбраться (поразительно, как он сюда втиснулся), мы обошли внизу и выбрались по трубе.
Выбрались на бугор. Самое время было обожраться.
Опять обожраться сёдня опять праздник! провозгласил Яха.
Я не пойду, сказал я и побежал домой.
(«Настоящая любовь»)
Объявили его рейс. Слай рассматривал в журнале фото поп-звезды, как она похожа на Яну! Куда ни пойди, куда ни глянь везде она! Время ушло! Его не вернёшь. Да и вернёшь пожалеешь.
Высокий мужчина встал с пластикового кресла, поднял с пола тяжёлую спортивную сумку и пошёл, чуть прихрамывая, к выходу. Серые глаза излучали тепло, однако лицо его не вызывало доверия: мощные скулы, покрытые чёрной щетиной, два больших фиолетовых шрама на щеке и на лбу, посиневшее ухо, чёрные как смоль нечесаные волосы, нависающие на лоб до самых глаз мешки под глазами, кривая ухмылка Зубы потемневшие, со сколами, и видно, не все целы. На правой руке татуировка «Прости. 199».
Медленно, как бы нехотя, он шёл навстречу судьбе.
(«Дневник»)
Я катался по полу, бился лбом Карябал бритвой по руке, но было больно. Я не мог слушать музыку, не мог есть. Перебрался на кровать, содрал со стены ковёр, разбил лампу, разодрал майку. Я катался по кровати, завёртываясь в ковёр, бился головой в стену, харкался в батарею Ко сну я отошёл с такой же почти метафизической истиной, с какой недавно вышел из него. Я сочинил, или скорее, вспомнил некий стих (обычно я не помню стихов, даже которые учил наизусть, а тут ещё такой):
Помню, как тяжело и зловеще,
С жирных бёдер сдирая капрон,
Батальоны беременных женщин
Уходили на Западный фронт
Он заворожил, буквально всосал весь мой мозг (хотя тот сам его, по сути, и синтезировал), заставил заснуть
Он заворожил, буквально всосал весь мой мозг (хотя тот сам его, по сути, и синтезировал), заставил заснуть
3
(«Метеорит»)
Владимир заметил, где скрылся космический гость (зарево уже потухло, и стало ужасно темно). «Должно быть рядом упал, подумал он, километров семь-восемь».
Разбудил друзей, решили пойти посмотреть
(«Дневник»)
Проснулся я от самого жестокого удара весны она била ножом в самое сердце Хоть двойные рамы были выставлены уже давно, теперь я ощущал всю иллюзорность дома, его стен, его защиты от улицы Гудела машина, светили фары (приехали родители), заливались соловьи, лягушки, кошки и ещё бог знает кто и что В окно видимость была прозрачнейшая Только фиалка в горшке стояла как и зимой, и летом одним цветом и одна
Да, подумал я, символизм. Ей никогда не прервать, не прорвать тонкой прозрачной плёнки стекла. Никогда не узнает она, что всего метрах в тридцати, за садом, в низине у ручья, у речки, в болотистой кислой земле лопухи разрастаются выше человеческого роста, диаметром в метр, а простая огородная поветель с цветочками-парашютиками вырождается в змееподобное чудовище с бело-фиолетовыми цветками покрупнее тюльпанов
Родители застали меня дрожащим, босиком на голом полу (палас вынесли мыть), поливающим фиалку
3
Проснулся я, ударив ногой по проигрывателю на столе возле кровати. Что-то перемкнуло, и понеслось шипение, а затем уж и напев из Свиридова:
А нынче погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит
Так оно и было. Только солнца мало. Пространство как бы отступило, просело от снега. Фиалка цвела, рядом с ней рос лук в баночках. Больше ничего и никого не было. Свет был тусклый и сонный время, наверно, сгущается, как молоко с сахаром, течёт вязко, почти стоит. На столе лежал чистый лист бумаги с буквой Я и тремя точками, а под ним уже исписанные. Я, конечно, посмеялся, что три точки это и есть мои фиалка и два лука. Всё это неоригинально и скучно, как лук, бумага, я и снег. Ну это ничаво, как писал Лев Толстой. (Кстати, не от него ли, не от Андреева дуба, про который отрывок учат в школе, пошли мои вязы в истории Слая И фиалка это тоже замаскированный вяз/дуб?)
Вечером в школе была дискотека, и я всё же не удержался, снарядился и туда поспешил.
(«Метеорит»)
Решили пойти посмотреть: такое ведь в жизни не каждый день бывает. Шли по компасу; через пару часов путники увидели впереди свет.
Освещённый огнём силуэт. Рядом полукругом стояли ещё 12 чёрных фигур со сверкающими мечами в руках. Метеорит дымился и светился синеватым, как пламя газа, огнём.
Сознание словно покрыла некая пелена: тело и воля парализованы, остаётся только пассивное созерцание.
До ребят долетали слова незнакомца, произносимые торжественно (наверно, на латыни), от которых по спине бежали мурашки. Несколько раз зловеще сотрясало воздух имя Левиафан.
[Здесь отрывок «Метеорит», как и положено отрывку, обрывается. Далее должен был следовать не очень мягкий экшн (а вообще, «Метеорит», конечно же, психологический и мистический триллер). Должно было быть и «неприличие» жертвоприношение с элементами садистского лесбийства: девушки со здоровенными пластмассовыми фаллосами (фиолетово-синими или индиго) массово насилуют девственницу неприлично хорошенькую, пухленькую нимфеточку А наши герои смотрят Но потом они опомнились странная мистическая пелена спала и спасли наш мир от вселенской катастрофы (Так как «Метеорит» кончился, то теперь в виде него будет фигурировать тот же «Дневник», только под заголовком «Метеорит»; я думаю, не каждый даже заметит такую малость.)]