Как сегодня?! я оторопел. А я был уверен, что послезавтра.
Она хочет навестить Брокоу, в Чикаго, объяснила миссис Бейкер. Они все заманивали ее на какую-то вечеринку. Мы только сегодня решили, что все же стоит поехать. Она едет вместе с сестрами Ингерсол.
Я до того обрадовался, что чуть не начал благодарно трясти ее руку, еле удержался. Эллен вне опасности! И значит, это было лишь короткое приключение, ничего не значившее. Я чувствовал себя абсолютным болваном, но зато в полной мере осознал, как дорога мне Эллен и как бы я мучился, если бы с ней что-нибудь случилось.
А когда она вернется?
С минуты на минуту. Только что звонила мне из Университетского клуба.
Я сказал, что зайду попозже, поскольку жил совсем рядышком, к тому же мне хотелось побыть одному. Уже на улице я вспомнил, что у меня нет ключа, и поэтому я направился на подъездную аллею Бейкеров, чтобы пройти двором, в детстве мы так часто делали. Снег все еще падал, только теперь, в темноте, хлопья казались более крупными. Пытаясь рассмотреть под снегом тропинку, я вдруг мельком увидел, что дверь кухни, выходящая во двор, распахнута...
Я направился к ней почему я это сделал, не знаю. Когда-то я, наверное, знал служанок Бейкеров по именам. Сейчас все было иначе, но меня-то они знали, и когда я вошел внутрь, то сразу почувствовал, как все разом насторожились не только по оборвавшемуся разговору, но и по легкой нервозности: они явно чего-то ждали. И сразу начали суетливо изображать трудовое рвение, громко что-то обсуждать все трое. Горничная посмотрела на меня с испугом, и я догадался... она ждет очередное послание для передачи. Я кивком велел ей выйти в буфетную.
Я все знаю, сказал я. Дело очень серьезное. Ты сейчас же закроешь дверь и запрешь ее, или я немедленно отправлюсь к миссис Бейкер.
Мистер Стинсон, только не говорите хозяйке!
Я не хочу, чтобы у мисс Эллен возникли неприятности ну а если они возникнут, я тут же об этом узнаю, и тогда...
Я пригрозил ей самым страшным: я, дескать, обойду все агентства по найму и прослежу за тем, чтобы она больше ни к кому не смогла устроиться. Хорошенько ее припугнув, я удалился; через несколько секунд за спиной моей хлопнула дверь и раздался щелчок засова.
Буквально в ту же секунду я услышал, как перед парадной дверью притормозил огромный автомобиль, глухо звякнули зарывшиеся в рыхлый снег колесные цепи; это доставили домой Эллен, и я отправился назад, чтобы попрощаться.
Они опять прикатили все вместе, Джо Джелк и оба его приятеля, и ни тот, ни другой, ни третий не могли отвести от нее глаз, даже не соблаговолили со мной поздороваться. У Эллен была изумительная, подернутая нежным румянцем кожа, которой отличаются уроженки американского Севера, правда, годам к сорока эту красоту начинают портить маленькие жилки; в данный же момент еще сильнее раскрасневшиеся от мороза щеки Эллен пылали: изысканные оттенки роз явно взбунтовались и обрели дерзкую яркость гвоздик. Эллен и Джо, можно сказать, помирились, бедняга Джо был слишком сильно влюблен, чтобы вспоминать о вчерашнем; ну а Эллен, та поминутно заливалась беспечным смехом, но я-то видел, что в действительности ей нет дела ни до Джо, ни до его приятелей. Ей хотелось, чтобы они ушли, чтобы поскорее забрать в кухне записку, но я-то знал, что никакой записки Эллен не получит, что она в полной безопасности. Некоторое время обсуждали вечеринку в Нью-Хейвене и бал в Принстонском университете, потом мы, теперь уже вчетвером, вышли на улицу и тут же распрощались, каждый при своих мыслях и настроении. Я был здорово расстроен и, как пришел домой, на час залег в горячую ванну, горюя о том, что для меня каникулы уже закончились Эллен уезжает; сегодня я еще острее чувствовал, что она ушла из моей жизни.
Я никак не мог вспомнить какое-то дело, которое должен был сделать, но отложил, что же это такое? Вроде бы что-то связанное с миссис Бейкер, с тем, что она упомянула в разговоре. Я до того обрадовался, что ее дочь цела и невредима, что забыл спросить о чем-то весьма существенном.
Это касалось семейства Брокоу, точно! к которым Эллен отправляется в гости. Я хорошо знал Билла Брокоу; мы учились с ним в одной группе, в Йельском университете. И тут я вспомнил и, резко поднявшись из воды, сел. Никого из Брокоу сейчас нет в Чикаго, они решили провести рождественские праздники на Палм-Бич!
Забрызгав весь пол, я вылез из ванны, накинул на плечи старый школьный пиджак и рысцой помчался к себе в комнату звонить. Соединили меня быстро, но выяснилось, что мисс Эллен уже отбыла на вокзал.
К счастью, автомобиль наш был на месте, и пока я, наспех вытершись, втискивался в одежду, шофер успел подъехать к самой двери. Было ветрено и морозно, к станции пришлось добираться сквозь метель, сквозь колючие снежные клубы. Я чувствовал, что творю что-то не то и вообще зря все это затеял, но когда в холодной черной мгле возникла, словно далекий мираж, новенькая ярко освещенная станция, я немного успокоился. Дело в том, что построена она была на земле, которой уже полвека владеет наша семья, и это каким-то образом оправдывало мою дикую выходку так мне казалось. В любой момент я рисковал вторгнуться туда, куда небесные ангелы точно бы не посмели, но будучи отпрыском семейства со старинными крепкими устоями, упорно продолжал вести себя как последний дурак. Вся эта таинственная история выглядела уже далеко не безобидной, она была чудовищной! И теперь только я один мог спасти Эллен от неведомой, но кошмарной катастрофы, а еще от скандала и вмешательства полиции. Я не ханжа, отнюдь, но тут было нечто иное, опасная темная стихия, я не мог допустить, чтобы Эллен одна пробиралась сквозь этот мрак.
Из Сент-Пола в Чикаго примерно в половине восьмого, с разницей всего в несколько минут, отправлялись три поезда. Ее был тот, который едет через Берлингтон: пока я бежал по вокзалу, ворота у этой платформы уже сомкнулись и лампа над ними погасла. Это было не страшно, я знал, что Эллен точно там, в одном купе с сестрами Ингерсол, миссис Бейкер сказала, что билет уже куплен, то есть этой ночью ее дочка была надежно спрятана.
Поезд, идущий через Милуоки, был в противоположном конце вокзала, тем не менее я успел в него заскочить. Однако я упустил из виду одно важное обстоятельство, из-за которого полночи не мог заснуть. Мой поезд прибывал в Чикаго на десять минут позже, чем ее. За это время Эллен могла уже исчезнуть в недрах города, как-никак одного из самых крупных в мире.
Я передал проводнику телеграмму для родителей, наказав отослать ее из Милуоки, а сам уже в восемь утра нахально протискивался между сгрудившимися в проходе пассажирами, перепрыгнув через тюки и сумки, сложенные в тамбуре. Я выскочил на платформу, едва не сбив с ног проводника. В первый момент я оробел и растерялся, оглушенный какофонией разных звуков, перекличкой звонков и гудков, пыхтением паровозов, самими масштабами огромного чикагского вокзала. Но потом понесся к входу в зал ожидания, точнее к единственной точке, где я еще мог ее найти.
Я угадал. Эллен, стоя у почтового закутка, сочиняла для матери телеграмму одному Господу было известно, что она собиралась там наплести; увидев меня, она растерялась: на румяном лице отразился ужас, смешанный с изумлением. А еще оно стало хитрым, это личико. Эллен лихорадочно обдумывала ситуацию ей хотелось притвориться, что она меня не заметила, и уйти по своим делишкам, но она не могла себе этого позволить. Я был слишком «своим человеком» в ее жизни. Поэтому мы молча глазели друг на друга, пытаясь найти подходящие слова.
В общем, Брокоу сейчас во Флориде, сказал я наконец.
И ты проделал такой долгий путь, чтобы сообщить мне об этом. Я страшно тронута.
Теперь ты это знаешь. Так что, может, тебе лучше сразу поехать в школу?
Пожалуйста, оставь меня в покое, Эдди.
А я бы доехал с тобой до Нью-Йорка. Я и сам решил пораньше вернуться в университет.
Очень тебя прошу, оставь меня в покое. Ее прелестные глаза слегка прищурились, и на лице отразилась какая-то звериная строптивость. Она с видимым усилием взяла себя в руки, во взгляде снова промелькнула хитринка, секунда и вот уже ни следа от строптивости и хитрости, одна лишь задорная обезоруживающая улыбка, которая меня нисколько не успокоила.
Эдди, глупенький ты мой, я уже достаточно взрослая и в состоянии сама о себе позаботиться, правда? Я промолчал. Я должна встретиться с одним человеком, понимаешь? Сегодня. Просто с ним повидаться. У меня билет на пять часов. Не веришь, могу показать.
Я тебе верю.
Ты этого человека совсем не знаешь... и вообще... какой ты все-таки еще наивный...
Я знаю, кто это.
И снова она потеряла над собой контроль, и снова на лице ее появилось то жуткое неодолимое упрямство, и она почти прорычала:
Оставь, наконец, меня в покое!
Я забрал у нее почтовый бланк и сам написал объяснение для миссис Бейкер. Потом посмотрел на Эллен и сказал уже более жестко:
Я поеду с тобой. А до пяти вместе где-нибудь поболтаемся.
Мой собственный голос, непривычно властный и уверенный, придал мне храбрости, на Эллен он, вероятно, тоже произвел впечатление; она покорилась по крайней мере, в данную минуту и без всяких протестов позволила мне купить билет.
Когда я пытаюсь восстановить тот день во всех подробностях, мне постоянно что-то мешает, словно память не желает что-то выпускать, или это моя совесть норовит что-то оставить незамеченным. То утро было пронзительно ярким, мы взяли такси и отправились в центральный универмаг, Эллен сказала, ей нужно кое-что купить, а там попыталась сбежать от меня через другой вход. Когда мы ехали вдоль озера по шоссе, целый час мне казалось, что за нами гонятся, я то резко оборачивался, то заглядывал в зеркало заднего обзора, однако ничего подозрительного так и не обнаружил, но после этих моих выходок на лице Эллен всякий раз появлялась вымученная усмешка.
Все утро с озера дул промозглый ветер, но когда мы отправились на ланч в ресторан «Черная скала», за окнами машины замельтешили легкие белые хлопья, и, наконец-то почти преодолев нервозную скованность, мы стали болтать о друзьях, о всякой ерунде. Но в какой-то момент Эллен вдруг посерьезнела и пристально на меня посмотрела, и глаза у нее были до того честные, до того искренние...
Эдди, ты ведь мой самый старый друг, сказала она, уж ты-то должен знать, что мне можно верить. Если я дам тебе честное-пречестное слово, что точно приду к поезду, ты отпустишь меня на пару часов?
Куда?
Ну... она медлила, чуть опустив голову, думаю, каждый имеет право... попрощаться.
Эдди, ты ведь мой самый старый друг, сказала она, уж ты-то должен знать, что мне можно верить. Если я дам тебе честное-пречестное слово, что точно приду к поезду, ты отпустишь меня на пару часов?