- Тсс! Тише! Вам нельзя шевелиться. Вы и так в полиции, учитель. Вы лежите прямо в управе!
- Как же так? О боже, что это там на столах... Меня тоже убили?
Приоткрыв дверь, в мертвецкую аккуратно заглянул околоточный.
- От его превосходительства пришли. Снова требуют вас.
- Подождут, - отмахнулся фельдшер, ставя укол.
***
Накануне Павлина разбудила Варю еще до рассвета и сказала, что они пойдут набрать хворосту. Странно, но мешок, который она привязала к поясу, был вовсе не пустым, как положено. Наоборот, он едва не лопался, даже из завязок выпирали тряпки.
- А что там? - недоверчиво спросила Варя.
- А одеяльце. Притомимся и передохнем, - отвечала Павлина.
Варя подавно ничего не поняла: прежде они никогда не отдыхали в лесу, хотя и наведывались туда через день.
- Как же мы притомимся? Тут же недалеко?
- А мы не по той дороге итить станем.
- Почему?
- А там дивы живут лесные. Ты на них и поглядишь.
Варя заинтересовалась и послушно позволила помочь ей обуться.
Однако они уже глубоко ушли в лес, дорога совсем пропала, а диво по пути так и не встретилось. Варя захныкала, но нянька сурово ее одернула, встряхнула:
- Цыц! Тигра прискачет!
Теперь Варя плакала молча, как взрослая, а они все шли и шли. Наконец, девочка упала в снег:
- Не могу!
Павлина молча подняла ее, посадила на спину и продолжила путь. Она нервничала - то и дело останавливалась, оглядывалась кругом - похоже, искала дорогу. Один раз Варе показалось, что Павлина всхлипнула - но так ли оно было на самом деле, неведомо, а если и так, то нянька быстро встряхнулась.
Она не останавливалась, несмотря на мешок с одеялом для отдыха.
- Шшш, ты токмо молчи, Варюшка. Зверье-то слухай, как куролесит...
Похоже, Павлина все же нащупала неприметную и ведомую лишь по особым приметам дорогу. Когда солнце уже садилось, они набрели на одинокий домик в лесу.
- Зимовье! - радостно сообщила нянька, усаживая Варю на деревянную завалинку.
Она сняла щеколду, закрывавшую дом снаружи, и они вошли внутрь.
Варя устроилась на настиле, Павлина развела очаг, достала обещанное одеяло и лепешки и устроилась рядом.
- Тотчас воды потаем - бум жить, - подмигнула она Варе.
- Мы теперича живем здесь? Но тут же никого нет.
- Да почто нам все они? А тут - раздолье, - довольно потянулась Павлина. - Я тута бывала-от ужо. Зиму с охотником жила...
Вскоре уставшая Павлина заснула. У нее под боком, скрутившись калачиком, задремала и Варя.
Наутро снова были лепешки, а потом Павлина достала откуда-то веревку и принялась что-то плести.
- Зверье словим, - сообщила она.
Варя забавлялась с тряпичной куклой, запасливо прихваченной нянькой из дому. Девочка посадила ее на окно и показывала сугробы.
- Смотри, сколько снегу-то намело. А мы теперь живем тута, прямо в лесу. Мы тут одни. Няня?
- М?
- Смотри, кто-то прямо по снегу скачет. С собаками!
Павлина отбросила ловушку и тоже выглянула в окно, но сразу же отшатнулась.
Павлина отбросила ловушку и тоже выглянула в окно, но сразу же отшатнулась.
- Настигли!
Дверь зимовья слетела с петель под мощным ударом. Согнувшись, в дом набились люди - больше чем, пять, до которых считала Варя. Остальные - большая куча! - остались снаружи. Двух из них девочка узнала, но остальных, кажется, прежде не видела.
Тот, что вошел первым - истинный сатана во плоти, пахнущий болью и страхом, слегка размахнувшись, ударил Павлину кнутом. Нянька вскрикнула и схватилась за щеку.
- Где остальные? Говори, живо, каторжная ... - злой человек гадко выругался.
- Тут никого! Мы одни! - вступилась Варя, но ее не послушали.
Павлину выбросили на улицу и принялись стегать.
К злому человеку подскочил странный мальчик с косой: он быстро скрещивал руки на груди, но тот и его оттолкнул.
- Да погодь, Петро! Ты ж ее вовсе зашибешь!
- А ну говори!
- Стой, солдат! Она нам нужна живая. Иначе мы еще долго по лесам плутать будем.
- Господин помощник дело говорит. Пускай сначала нам дорогу показывает. Свяжи ее, Петр, и веди на поводу, как коня.
Злой человек поддался, но с явной неохотой. Плачущую, окровавленную Павлину обвязали по поясу веревкой, плотно приладив руки к телу. Тот, кого звали Петром, сел на лошадь, и потащил няньку следом. Он резко дернул, и она упала.
- Тихо! Не зашиби! - крикнул бесцветный помощник - тот, что бывал в городском, папином доме.
И всадники, и пешие, двинулись в лес.
Про Варю забыли. Она, громко рыдая, так и осталась стоять у разоренного зимовья.
***
Миллер не заходил на чердак с той самой поры, как умерла жена. Туда вынесли все ее вещи, разом избавиться от которых не хватило душевных сил.
Долгое время архитектор не мог собраться с духом их проведать, но вот момент и настал. Он направился на чердак, намереваясь вернуться в памяти в светлые дни.
Вот сундуки Александры - по иронии, а может, и велению судьбы всех Миллеров в доме звали единым именем - вот ее платья, до сих пор хранившие нежный, но уже почти угасший аромат тонких духов. Ее маленькие туфельки, ее вышивки... Ясные, сочные и воздушные, как она сама, акварели, что она писала...
Александра была чудесной женой. При ее жизни Миллер и мысли не имел о посещении веселого дома в четвертом квартале.
Впрочем, лучше бы так оставалось и впредь.
Гуляя по закоулкам воспоминаний, Миллер вдруг отчетливо ощутил дуновение ветра. Тянуло из приоткрытого слухового окна, о существовании которого архитектор и не вспоминал.
Он и без того не сомневался, что исчезновение Шурочки имело разумное объяснение, но теперь уж точно положит обоснованный конец глупым байкам.
Итак, она покинула дом через окно. Но сделала ли это сама, или ее похитили?
И, главное, куда же она все-таки подевалась?
Миллер слышал о том, что отряд из города отправился на поиски беглых преступников, и теперь горячо молился, чтобы там, в их логове, не сыскались и следы Шурочки.
***
Романов как раз собирался выйти из дома, когда его настигла весть. Одиль, ходившая по воду - необходимо срочно же озаботиться ремонтом водопровода! - возвратилась обратно с красными глазами и хлюпающим носом.
- Мадам губернатор умирать! - с ужасом выдохнула она. - Эта ночь умирать!
- Хорошо, - ответил Романов.
Он не находил в событии ничего отрадного, вовсе нет. Просто он и без того шел к Софийскому - а теперь для визита не требовалось и предлога.
- Анатоль, ты бесчувственное животное! - закричала из-за стены Елизавета. А инженер-то надеялся, что она не слышала разговор. - Смерть для тебя хороша! Впрочем, чему тут удивляться: я ведала, когда шла замуж за душегубца...
- Лиза, тебе послышалось...
- Не лги! А эта... Эта французская ля гярс... Она вечно приносит дурные вести. Я больше не могу этого терпеть, Анатоль! Я хочу, чтобы она ушла.
- Хорошо, Лизонька. Одиль уедет с первым же пароходом.
- Нет! Немедленно! Сейчас же! Я больше не могу выносить ее присутствие! - голос Елизаветы перешел в визг. - Пошла вон!
Одиль смотрела на Романова глазами, полными слез. Пожалуй, он возьмет гувернантку с собой. Елизавета же, посидев одна дома - кухарка так и не вернулась из Лесного - глядишь, и остынет.
Они направились к генерал-губернатору. Одиль присоединилась к прислуге, Романова проводили в кабинет его превосходительства.
Вот и такой знакомый Софийский. Внушительный, уверенный в себе. Он овдовел лишь несколько часов назад, но, кажется, совсем не расстроен - и даже наоборот, воодушевлен.
Романов чувствовал себя не то обманутым ребенком, не то поруганной девицей. Напрасно он так упорно отрицал разговоры, ходившие по городу.
- Примите мои глубочайшие соболезнования, Сергей Федорович... Искренне сожалею о кончине вашей супруги.
- Благодарю вас, Романов.
Инженер помолчал, собираясь с силами, а потом постарался поймать тяжелый взгляд губернатора.
- Простите за прямоту, но... Меня постигла не менее тяжелая утрата, чем вас... Мой маленький мальчик...
- Я наслышан, Романов - примите и вы мои соболезнования. Тело так и не сыскали?
- Нет-с.
- Скверная зима.
Помолчали.
- Как водопровод?
- Работаем, Сергей Федорович.
Пауза возникла вновь. Казалось, разговор исчерпан, но Романов не намеревался покидать резиденцию без того, за чем пришел.
- Прошу меня простить, Сергей Федорович, но в этот скорбный для нас всех час я просто обязан вам поведать о том, что мне открылось намедни.
- Так говорите, чего там.
- Мне довелось, уважаемый Сергей Федорович, обнаружить сметы капитана Вагнера относительно его участка железной дороги, - многозначительно глядя прямо в глаза генерал-губернатору, начал Романов.
- И что? - тот выглядел совершенно безразличным.
- Они составлены весьма хорошо, точно и аккуратно. Комар бы носу не подточил бы, Сергей Федорович!
Софийский, казалось, слушал вполуха.
- Это весьма, весьма отрадно Романов. Как вам известно, мне более привычно слушать совсем иное. И про сметы, и про Вагнера.
- Он - выдающийся счетовод.
Равнодушно глядя на Романова, Софийский кивнул:
- Верно. Этим он всегда отличался. И вот, пожалуйста: несмотря на то, что Вагнер так и не проявил желание войти в наше общество и тем заработать симпатий, его заслуги все же не остались неоцененными.
Выдающееся самообладание! Едва держа себя в руках, Романов простился и вышел за дверь.
Ложь, кругом одна ложь! От нее не скрыться даже в диком краю.
VIII. Дело семейное
Вблизи генерал-губернатор выглядел совсем иначе, нежели издали. Спешившись, он едва доставал Деникину до груди, не дотягивая даже до уровня Ершова. Низкорослый, коренастый рыжий старик с крикливым голосом - да неужто и впрямь это тот самый Софийский, что держал в узде обширный и беспокойный край? Прежде помощнику полицмейстера не доводилось видеть столь важную особу рядом с собой так близко, и теперь он с интересом ее рассматривал.
Генерал-губернатор в компании двух офицеров лично (дело, почти абсолютно невиданное!) поджидал возвращения отряда, стоя верхом на околице.
- Нашли негодяев? - крикнул он, едва завидел силуэты вдали.
- Что-то есть, - откликнулся Петр, подняв вверх руку, которой держал веревку с Павлиной.
- И где остальные? - разочарованно спросил Софийский, когда отряд поравнялся.
- Не отыскали-с, ваше превосходительство, - отвечал адъютант.
- То бишь, они вновь сбежали. Аккурат из-под ваших носов, - резюмировал Софийский.
- Никак нет, Сергей Федорович! Задолго перед нами ушли. А баба эта следы запутывала и нас на дорогу к городу вывела вместо того, чтобы к беглецам путь показать. Можете ли вообразить?