- Ну да! На железном каком-то тракте. Где такой, няня?
- После скажу. Сперва ты говори, Варюшка.
- Железная дорога? Участок железной дороги, которым Вагнер распоряжался?
- Да, кажись как-то так. Вот... Папеньке стало боязно. А тот ему - не боись, мы все на Цифиску переложим.
- Что еще за Цифиска?
- Софийский, что ли?
- Да-да! Вот, папенька сказал, что все сделает, если дядька ему бумаги вернет. Тот говорит - подумаю. И велел, чтобы папочка искал его в бардаке. Это такой дом для непослушных девочек, где их мучают. Мне няня так говорила. А папа все маме вечером передал. Мамочка радостная стала: наконец-то мы жить начнем! Но мы ведь и до той поры жили, да, няня?
- Да-да, Варюшка.
- А отец Георгий к отцу твоему ходил?
- А это кто?
- Страшный дядька с бородой. Поп. Ты все его пужалась.
- Да! Страшный дядька тоже ходил.
- Ты тоже в шкафу сидела?
- Тогда-то? Нет, у двери слушала.
- И о чем они говорили?
- Он сказал, что мамочка рассказала про тракт ему в церкви, и он хочет залатать крышу. А ежели папенька и его в бумаги не впишет, то он всем скажет про тракт. Мамочка говорила, что папа строит пути... механические. А тут крыша.
Все четверо взрослых переглянулись. Как будто молча о чем-то переговорили. Варе такое не нравилось.
- Папочка сказал, что пока все едино не отправлял письма и тоже согласился. А потом он сгинул. А тот серый дядька все к мамочке ходил. Там я тоже в шкафу сидела. С мамочкой он ласково говорил, но всяко больно делал. Она так кричала. И все тоже в бардак звал - встречаться без глаз. Это как? Они их вытаскивали?
- Варя...
- Мамочка туда ходить не хотела - неудобно ей. И ему не велела. Дескать, или она, или те плохие девочки, непослушные. И ежели он ее любил, то должен был слушаться. Вот, а потом и мамочка сгинула.
- Несчастное дите, - пригорюнился доктор.
- А девочка не лжет?
- Фантазия-то у нее, конечно, бойкая. Но вы бы на всякий случай...
Гости ушли, не дослушав и не простившись.
Потрепав Варю по голове, доктор вернулся к больным, нянька, ворча, к грязным бинтам.
А сама Варя - к своим куклам на окне.
***
Отложив проект, работа над которым на диво спорилась, Миллер потянулся.
Уходя, долгий, странный и сумбурный день оставил после себя приятную усталость.
Архитектор так и не понял, с какой целью его навестил Софийский. В то, что ее вовсе не имелось, не верилось. Генерал-губернатор слыл человеком дела, и к добрососедским визитам склонности не имел.
Но что же все-таки он хотел? Не взглянуть же, и в самом деле, на неготовый проект почтовой конторы?
Бесцельно скользя глазами по кабинету, архитектор споткнулся о полку с маленькой деревянной флотилией. Казалось бы - сущая мелочь, но именно крохотные кораблики вновь подняли болезненную волну в душе.
Больше их ряды уже не пополнятся, а Миллер так и не успел докончить самый последний.
В притворенную дверь легонько стукнули носком ботинка - обыденная дань приличию. Тотчас же, не дожидаясь ответа, вошла Шурочка с подносом в руках.
- Как ты, папенька? Окончил работу? - спросила она, ставя на стол чашку чая.
- Да, на сегодня с меня довольно.
- Хочешь, я тебе почитаю?
- Спасибо, дочка. Только если тебе не в тягость. Я ведь вполне поправился, больше за мной ходить не надо.
- Нет, я с удовольствием! Сейчас только выберу книгу - и вернусь.
Поцеловав отца в щеку, Александра, прыгая, как ребенок, выскочила за дверь.
Она вновь стала такой же ласковой, как и в детстве. Ледяная стена, что встала меж ними, растаяла.
Улыбаясь, Миллер вспомнил утренний звонок.
Далекий голос сообщил, что все отгружено и отправлено в долгий путь с двумя сменами вагонов. Не пройдет и двух месяцев, как груз придет в город.
Шурочке должно понравиться.
Вряд ли она теперь когда-либо выйдет замуж... Конечно, думать так, и тем более - с затаенной радостью, отцу не пристало. Но... ведь из этого следовало, что она навсегда останется с ним.
***
Сотни тысяч цифр, просмотренные Романовым, все же сдались и открыли свои секреты. Имена того, кто помогал Вагнеру выводить деньги, щедро пожертвовав при этом на храм, и того, кто открыл и держал все веселые заведения, получая с них солидные барыши, оказались одинаковыми.
Окончив титанический труд, Романов больше не имел никаких сомнений. Первым звеном в цепочке был не Софийский. Он явно находился в доле, но запустил паровоз, увозящий казенные средства с железной дороги, другой человек.
Для абсолютной полноты картины не хватало лишь пары мазков, а именно - взгляда на отчеты полицейской управы.
- Я - господин Романов. Вы меня знаете? - сходу спросил инженер у околоточного, войдя в убогое здание.
Средневековье! Здесь не имелось не только водопровода, но и электрического освещения. Вся управа, по существу - деревянная хибара с тремя пристройками. И что это у архитектора никак не дойдут руки? Или, точнее, не дойдет. Романов усмехнулся своей недоброй шутке.
- Да, господин инженер, - кивнул бородатый околоточный.
- По личной просьбе господина Софийского я провожу ревизию финансовых смет городских учреждений, - уверенно сообщил Романов, несколько робея в душе. Заявление звучало довольно серьезно - но полицейский не просто имел право, а обязан был усомниться.
Однако этого не случилось.
- Рад бы помочь, господин Романов. Но только нет у нас ничего.
- А могу ли я взглянуть на кабинет господина полицмейстера?
- Да на что он вам? Последний казненный даже мебель, и ту всю разломал, да бумаги все порвал.
- Бумаги? - ужаснулся Романов.
- Да не тревожьтесь, то не важные бумаги. Все значимое-то господин полицмейстер в управе и вовсе не хранил, всегда к себе свозил.
- Значит, они так и лежат у него дома?
- Дома? Нет, они вовсе не там. Они у дядьки Мишая, поди.
Что же, вполне разумная компания для человека, открывавшего в доле китайские веселые дома да курильни.
- Не по правилам, - заметил Романов, стараясь сдержать возмущение.
- Так и господин полицмейстер уж не в нашем мире. Что ж теперь?
- Не по правилам, - заметил Романов, стараясь сдержать возмущение.
- Так и господин полицмейстер уж не в нашем мире. Что ж теперь?
- И то верно. Ну, так подскажете, где сыскать китайца?
Околоточный объяснил дорогу. Можно сказать, показал пальцем - жил Мишай в двух шагах от управы.
Не прошло и пяти минут, как Романов стучал в дверь небогатого дома.
Открыл сам китаец. Грузный, с косой. Православия так и не принял.
Романов представился и объяснил цель визита.
Хозяин, улыбаясь, сделал приглашающий жест:
- Проходите, сейчас все сыщем.
Но не успел Романов сделать и нескольких шагов вглубь дома, как его свалила с ног резкая, острая боль в горле.
XX. Там, где сходятся пути
- Проклятый пес. Я все ему спускал.
Софийский прекратил раскачиваться на стуле. Он глубоко затянулся, выпустив долгую струю дыма. Пепел осыпался на китель, но генерал не заметил.
Мстительный охотничий азарт расправил его плечи, сбросив с них невидимый груз.
- Только что же это за документы, о которых говорила вдова, - вслух думал Ершов. - Те, что искал Цзи и использовал в шантаже полицмейстера отец Георгий...
- Полагаю, это доклад Вагнера. Он должен был влиться в наш общий отчет и уйти в государственную канцелярию, - отвечал генерал-губернатор. - И тогда, если бы все вскрылось, не сносить мне головы. Эх, Романов, Романов...
Софийский в последний раз затянулся и большим пальцем пригвоздил окурок к блюдцу.
- В прошлом месяце, вскоре после того, как все началось, он посещал меня и все хвалил Вагнера. Я тогда так и не понял, к чему он клонил. Но зато теперь все хорошо вижу. Он нашел тот лживый доклад, в котором два этих пса меня так подставили. Романов пробовал меня прощупать и уяснить - что он сам может с того поиметь.
Софийский брезгливо поморщился. На его лице читалось разочарование.
- И где сейчас эти бумаги, ваше превосходительство?
- В канцелярию они так и не вернулись. Стало быть, по-прежнему у Романова. Если он их тоже кому не отдал.
- Нам следует тотчас же спросить самого инженера!
- Не спешите, Деникин. Я уже думал о том. Однако мои люди его не отыскали. Супруга Романова сказала, что он вышел до полудня и с тех пор еще не возвращался.
У огородки деликатно закашлялись. Там мялся дежуривший околоточный.
- Что тебе? - излишне резко спросил помощник полицмейстера.
- Позвольте доложить, Дмитрий Николаич... Про господина инженера.
- Ну?
- Он нынче заходил в управу. Толковал, что его превосходительство велели забрать все бумаги господина полицмейстера, и все в его кабинет просился. Так я ему сказал, что тут ничего нет. А он тогда мне: а где сыскать дядьку Мишая? Как вызнал, так и сразу ушел. Спешил.
Генерал нарочито сплюнул.
- Спасибо, солдат.
Деникин бесцельно стучал пером по крышке стола.
- Воздух разве что тут негодный? Был ведь порядочным человеком, - обратился Софийский к сопровождавшему его ординарцу.
- Это тут завсегда так, ваше превосходство, - подтвердил подпиравший стену Петр.
- А вы еще говорите, будто ваш пропащий начальнишко силком вынудил Вагнера. Да тот наверняка дождаться не мог удобного случая.
- Пожалуй, - согласился Деникин. - Девочка Вагнера способна приукрасить.
- А мне кажется... Простите, что вмешиваюсь. Позволите? - встрял Ершов. - Вы помните, Деникин, как запрятали те письма в их доме?
Как тут забыть, если околоточный не оставлял упоминаний о Вагнере более, чем на час?
- У него имелись все основания получше их спрятать.
- Вы давеча предположили, что господин полицмейстер мог выкрасть эти письма у капитана, и ими его шантажировать.
Ничего подобного Деникин не говорил.
- Но только как бы он о них узнал? Заподозрил и на удачу послал своего дядьку Мишая обшарить дом? - не без сарказма заметил он.
- Никогда не преуменьшайте чутье, господа. Оно порой может вас спасти. Это я вам наверняка говорю, - назидательно сказал Софийский. - О каких письмах речь?
Деникин молчал. Он не знал, какая участь постигла остальные бумаги Вагнера. В порыве сострадания Ершов вполне мог успеть уничтожить не только то, что уличало Чувашевского, но и все остальное.
- Позвольте вам показать, ваше превосходительство?
Генерал разрешил, закуривая очередную папиросу.
Ершов вышел на миг и вернулся, держа пачку писем.
- Вот и они.
Софийский погрузился в чтение. Наблюдая за ним углом глаза, Деникин заметил, как побагровела генеральская шея над воротом.