- А что вы сделали с женой инженера?
- И не спрашивай, хозяин. Говорю: девка совсем дурна стала. Та-то сюда явилась прежнего хозяина искать, так она ее к себе заманила, настойкой опоила да и разделала, как свинью... Потом за мной вниз пошла, в кровище вся от ног до головы - всю лестницу, как есть, замарала. Только наверх подыматься начал, слышу - есть кто-то. Смотрю - стоит этот, с головой, как семечко... учитель? И аккурат в комнату смотрит. Ну я взял полено, да и угомонил. Его мы тоже в лес свезли. Негодница, сам бы тебя порешил! Кабы не ты - все было б и нынче тихо.
- Прости, отец... - смиренно отозвалась Цинь Кианг.
- Это ты прыгнул в окно, когда мы с Ершовым сюда приходили? - спросил Деникин.
- С чернявым-то? Ну да. Откуда я знал, кто вы и что вам надо? А с Кианг вы еще не повстречались. Нам пора! Ты ведь поможешь, хозяин?
- Погоди... А что с отцом Георгием?
- Да что с ним... Господин велел с ним сразу поговорить, да только замешкался я из-за того, что эта глупая девка учинила. Так что дня два уж минуло, как господина не стало, когда я за ним пошел. У резиденции ждал долго, аж притомился. Но затем он все ж вышел, и я к нему - говорю, кое-что от господина полицмейстера передать велено. Предложил тихо пройти на мой склад. Тот аж обрадовался весь. Всю дорогу, хоть и не близко, ровно шел, точно на привязи, как я ему и сказал: где в нескольких шагах позади, где по другой стороне улки. Ну и все. Хлопот он не доставил, хотя и мог, если б мы еще дольше с ним задержались - уж больно знал много.
- Мы обо всем забудем. Это больше не имеет значения. Мы все начнем сначала, - манила Цинь Кианг.
- Но уже поздно. Обо всем стало известно.
- Ты сможешь все переиначить, как прежний хозяин, - предложил Мишай.
- Вряд ли. Все, что знаю я, знает и Ершов...
Видимо, разговор затянулся. Снизу послышались треск, шум и крики. Началась облава.
***
Осталось загадкой, как смог Ершов вмиг подняться по лестнице и достичь конца коридора. Услышав близкий шум, Мишай занял то же место, где встретил Деникина. Цинь Кианг не двинулась.
- Помоги! - шепнула она.
Через момент и без того незапертую дверь открыли ударом ноги.
- Деникин, вот вы где! - радостно начал Ершов.
Все произошло в единое мгновенье ока. Деникин даже не сообразил, что случилось. Дядька Мишай, которому возраст и впрямь не стал помехой, скользнул тенью.
Схватившись за рассеченную шею, из которой короткими рывками вылетали мощные струи крови, Ершов двигал другой рукой в воздухе, как будто плыл. Потом он стал опускаться на пол.
- Семен!
Цзи Шань ждал, все еще держа большой охотничий нож, который до того легко укрывался от взглядов во многих складках его особого платья. Он выполнил указание нового хозяина в точности. Маньчжур привык понимать с полунамеков.
Не думая о том, что делает - в голове стояла удивительная звенящая пустота - Деникин схватился за пистолет.
«Представьте, что это ваша рука».
Он попал прямо в лоб, чуть влево от середины, над бровью.
Цзи Цинь Кианг, бросив полный ужаса взгляд на упавшего отца, метнулась к окну.
«Представьте, что это ваша рука».
Он попал прямо в лоб, чуть влево от середины, над бровью.
Цзи Цинь Кианг, бросив полный ужаса взгляд на упавшего отца, метнулась к окну.
Золотая роза, цветущая у подножья горы круглый год.
«Поднимите руку. Выше. Еще выше!»
Пуля пробила ее затылок.
Эпилог. Скрытое снегом
К маю снег окончательно сошел даже в самых глухих потаенных глубинах леса.
Резко, не делая перерыва на межсезонье, зима обернулась летом. Безжизненная белая равнина в одночасье позеленела. Пустоту наполнили звуки жизни и дикое буйство кричащих красок.
Усталая группа переселенцев следовала мимо холма, на вершине которого укрылось поселение нанаев. Путники, в прошлом - крестьяне, не имея возможности кормиться дарами здешней неплодородной земли, ныне стали охотниками. Они несли небогатую добычу в город.
- Пригожее место. Встанем на ночлег?
Тот, кто шел первым, подойдя к облюбованному участку, отпрянул.
Из-под радостной яркой травы виднелось тело. Похоже, оно находилось здесь уже очень долго.
Огорченные находкой, охотники встали, не зная, как поступить. Похоронить прямо здесь? Вовсе бросить? Оттащить в город на волокушах?
Самый младший, заскучавший от разговора и озиравшийся по сторонам, вскрикнул, показывая пальцем. У самого подножья холма лежали еще двое.
Обойдя участок, охотники насчитали восьмерых.
- Каты, - заметил один, оглядывая сохранившиеся отметины на коже. - Кто ж их всех порешил?
Другой посмотрел вверх, на холм.
- Я так смыслю: они тоже тут встали на ночь. Но только зимой. А потом с холма сошел снег.
Спутники согласились.
- Оставим их здесь. Придем в город и расскажем, где их нашли. Пока же себе другое место отыщем.
И охотники вновь, заметно ускорившись, двинулись в путь через лес.
***
В пору мимолетного лета город утопал в зелени. Нынче, дойдя до границ четвертого квартала, Софийский издалека видел ранние местные яблони, цветущие в саду его резиденции.
Красивы на вид, но плоды их - маленькие, твердые - горьки и кислы.
- Хорош отец Иоанн. Ладно служит, - нарушил молчание генерал.
- Звучный голос, ваша правда, - согласился адъютант. - Да только слышал я, что он и картишки любит, и стаканчика не чуждается.
- Наш человек, - рассмеялся Софийский.
Адъютант внезапно замялся.
- Ваше превосходительство! Не позволите ли здесь вас покинуть? Имею крайнюю надобность.
- Идите, - Софийский знал, куда офицер так стремился. И, честно признаться, если бы не занимаемый пост, то охотно составил бы компанию. - И я тоже, пожалуй, еще пройдусь.
- Как, одни? Нет-нет, так нельзя. Тогда я, пожалуй, останусь с вами.
- Идите, - повторил Софийский. - Мне давно уж незачем опасаться.
Поблагодарив, офицер устремился по своему делу, а Софийский медленно двинулся по улице, наслаждаясь томительными летними запахами. Встреченные по пути горожане останавливались, замирая в почтительном поклоне. Софийский поначалу дружелюбно кивал каждому, а затем задумался и даже не заметил, как добрел до дома вдовы прежнего полицмейстера.
Однако, раз уж пришел - не зайти странно. Анна Михайловна, нынче утром встреченная в храме, поди, успела вернуться с воскресной службы.
Хозяйка - по своему обычаю, скупая на улыбки - встретила гостя лично.
Прошли в гостиную, устроились в креслах. Прислуга подала чай.
- Я велю прислать вам свой. Китайский. Он на удивление недурен, - отхлебнув и отставив чашку, сказал Софийский.
- Буду признательна, Сергей Федорович. Что на железной дороге? На прошлой неделе вы заметили, будто возникли сложности.
- Каторжники бастовать вздумали. Я туда своих солдат выслал. Сразу дело пошло. Петро-то мой никому не даст заскучать - ни ссыльным, ни китайцам.
- Дорого они вам обошлись?
- Китайцы-то? Вовсе нет, почти за бесценок нанял.
Софийский принялся рассказывать: обстоятельно, неспешно, не упуская мелочей. Спокойная вдова внимательно слушала и кивала, лишь изредка вставляя разумное, понимающее слово.
***
- А это что за кость такая, Ефим Степаныч?
- Ого! Это же часть тазовой, просто вы ее разломали. И как только и вовсе достать исхитрились? Не чаял в вас такой мощи.
Чувашевский заглянул в книгу. Картинка не соответствовала тому, что он видел перед глазами. Да и в целом учитель полагал, что скелет слишком прост и неинтересен. Но если сказать о том фельдшеру, тот вновь станет спорить, переубеждать, и тогда они нынче точно не двинутся дальше. Лучше уж сразу начать с конца.
- Может, взглянем на органы? - предложил он.
- Можно, - согласился наставник.
- Воскресение, а вы тут все грешное дело творите. Ладно я на службе - мой черед, но вы то что? - спросил, заходя, но не пытаясь здороваться за руку, могучий околоточный Епифанов.
- Недосуг нам. Видишь, сколько работы?
- Да неужто? Лишь один горемыка. А в храме то были нынче, господин учитель?
- Нет, - коротко отвечал Чувашевский.
- Видно, зря. Я-то сам не особо ходок, но вот тотчас женка моя в управу заходила, со службы шла. Все нового попа хвалила. Говорит, мол, он - точно, как труба.
- Такая же полая? - спросил Чувашевский.
Епифанов задумался.
- Это как?
- Не берите в голову.
- А вы, гляжу, вовсе сменяли учение на медицину, - продолжил уставший от одинокого несения службы околоточный.
- Нет-нет. Это я так. Любопытствую.
- Приуменьшаете, учитель! Как вы мне давеча-то помогли с тем, съеденным на тракте? - живо откликнулся фельдшер.
- Это что ли тот, кого тигра в конец задрала?
- Ну да. Я уж было и сам не знал, как к нему подойти. А учитель разом нашелся: давайте, говорит, с другой стороны глядеть. Ну, мы его перевернули и ...
Неробкий Епифанов брезгливо сморщился.
- А на что он вам дался? Там же все без того видно.
- А как же наука? - возмутился Чувашевский.
Он и сам не знал, отчего помогал фельдшеру. Возможно, в мертвецкую заманивала столь редкая дружеская компания, а может, и вечная кипящая суета управы.
Тут все было просто, без философии. Не нужно убеждать и уговаривать, пытаться достучаться до глухих сердец, чуждых новому знанию.
Едва заслышав звонок, реалисты вскакивали из-за парт и с гоготом устремлялись быстрым роем за дверь, оставляя учителя прерванным на полуслове. Здесь же, в мертвецкой, посетители всегда вели себя благопристойно.
Кроме того - ну не может же Ефим Степаныч так нахваливать его ровно на пустом месте? И Чувашевский тешил себя надеждой, что и впрямь хоть немного, но полезен.
- А прежде помните, что говорили? Неинтересно! То-то же, - заметил фельдшер. - Глядишь, так скоро и на жалованье пора настанет переводится.
- Так образованья ж нет, - ужаснулся Чувашевский.
- Решим, - подмигнул фельдшер.
- Пойду, до ворот пройдусь, - сообщил Епифанов, выходя за порог.
- Ну что, по рюмочке, Ефим Степаныч? - предложил Чувашевский, вытирая руки о тряпку.
- А давайте! Воскресение ведь.
***
Доктор ошибался. Никто не стал кидаться камнями, когда каторжная нянька вместе с девочкой вышли за порог лечебницы и направились в сторону заброшенного с зимы дома Вагнеров.
Наоборот, встретив Павлину, люди, прежде ходившие в гости к доктору, весело ее приветствовали:
- Здоровья, сестра!
- Будь и ты здоров... братец, - последнее слово нянька бурчала себе под нос, но Варя слышала и тихо прыскала.
Дом стоял холодный и мертвый, но его не разграбили. По словам Павлины, не смогли бы, даже кабы сильно хотели - богатств папенька вовсе не нажил.