Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или когда все время против шерсти,
Или когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, что слово «честь» забыто
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья
Нет жалости во мне, и неспроста:
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа.
Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более когда в нее плюют.
Я не люблю манежи и арены:
На них мильон меняют по рублю.
Пусть впереди большие перемены
Я это никогда не полюблю!
Ну вот, исчезла дрожь в руках,
Теперь наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх
Навек, навек,
Для остановки нет причин
Иду, скользя
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя!
Среди нехоженых путей
Один пусть мой!
Среди невзятых рубежей
Один за мной!
А имена тех, кто здесь лег,
Снега таят
Среди непрощенных дорог
Одна моя!
Здесь голубым сияньем льдов
Весь склон облит,
И тайну чьих-нибудь следов
Гранит хранит
И я гляжу в свою мечту
Поверх голов,
И свято верю в чистоту
Снегов и слов!
И пусть пройдет немалый срок
Мне не забыть,
Что здесь сомнения я смог
В себе убить.
В тот день шептала мне вода:
Удач всегда!..
А день какой был день тогда?
Ах да среда!..
Памяти Михаила Хергиани
Памяти Михаила Хергиани
Ты идешь по кромке ледника,
Взгляд не отрывая от вершины.
Горы спят, вдыхая облака,
Выдыхая снежные лавины.
Но они с тебя не сводят глаз
Будто бы тебе покой обещан,
Предостерегая всякий раз
Камнепадом и оскалом трещин.
Горы знают к ним пришла беда,
Дымом затянуло перевалы.
Ты не отличал еще тогда
От разрывов горные обвалы.
Если ты о помощи просил
Громким эхом отзывались скалы,
Ветер по ущельям разносил
Эхо гор, как радиосигналы.
И когда шел бой за перевал,
Чтобы не был ты врагом замечен,
Каждый камень грудью прикрывал,
Скалы сами подставляли плечи,
Ложь, что умный в горы не пойдет!
Ты пошел ты не поверил слухам,
И мягчал гранит, и таял лед,
И туман у ног стелился пухом
Если в вечный снег навеки ты
Ляжешь над тобою, как над близким,
Наклонятся горные хребты
Самым прочным в мире обелиском.
Сколько слухов наши уши поражает.
Сколько сплетен разъедает, словно моль!
Ходят слухи, будто все подорожает
абсолютно,
А особенно штаны и алкоголь!
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
Слушай, слышал? Под землею город строют,
Говорят на случай ядерной войны!
Вы слыхали? Скоро бани все закроют
повсеместно
Навсегда, и эти сведенья верны!
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
А вы знаете? Мамыкина снимают
За разврат его, за пьянство, за дебош!
Кстати, вашего соседа забирают,
негодяи,
Потому что он на Берию похож!
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
Ой, что деется! Вчерась траншею рыли
Откопали две коньячные струи!
Говорят, шпионы воду отравили
самогоном,
Ну а хлеб теперь из рыбной чешуи!
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
Закаленные во многих заварухах,
Слухи ширятся, не ведая преград,
Ходят сплетни, что не будет больше слухов
абсолютно,
Ходят слухи, будто сплетни запретят!
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
«Рядовой Борисов!» «Я!» «Давай, как было дело!»
«Я держался из последних сил:
Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело
Только я его предупредил!
На первый окрик Кто идет? он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: Кончай дурить!
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул и выстрелил в упор».
«Бросьте, рядовой, давайте правду, вам же лучше!
Вы б его узнали за версту»
«Был туман узнать не мог темно, на небе тучи,
Кто-то шел я крикнул в темноту.
На первый окрик Кто идет? он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: Кончай дурить!
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул и выстрелил в упор».
«Рядовой Борисов, снова следователь мучил,
Попадете вы под трибунал!»
«Я был на посту был дождь, туман, и были тучи,
Снова я устало повторял.
На первый окрик Кто идет? он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: Кончай дурить!
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул и выстрелил в упор».
Год назад а я обид не забываю скоро
В шахте мы повздорили чуток,
Правда, по душам не получилось разговора:
Нам мешал отбойный молоток.
На крик души «Оставь ее!» он стал шутить,
На мой удар он закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался я был обижен, зол,
Чинарик выплюнул, нож бросил и ушел.
Счастие мое, что оказался он живучим!..
Ну а я я долг свой выполнял.
Правда ведь, был дождь, туман, по небу плыли тучи
По уставу правильно стрелял!
На первый окрик «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул и выстрелил в упор.
Подумаешь с женой не очень ладно,
Подумаешь неважно с головой,
Подумаешь ограбили в парадном,
Скажи еще спасибо, что живой!
Ну что ж такого мучает саркома,
Ну что ж такого начался запой,
Ну что ж такого выгнали из дома,
Скажи еще спасибо, что живой!
Плевать партнер по покеру дал дуба,
Плевать, что снится ночью домовой,
Плевать в «Софии» выбили два зуба,
Скажи еще спасибо, что живой!
Да ладно ну уснул вчера в опилках,
Да ладно в челюсть врезали ногой,
Да ладно потащили на носилках,
Скажи еще спасибо, что живой!
Да, правда тот, кто хочет, тот и может,
Да, правда сам виновен, бог со мной,
Да, правда, но одно меня тревожит:
Кому сказать спасибо, что живой!
Друг в порядке он, словом, при деле,
Завязал он с газетой тесьмой:
Друг мой золото моет в артели,
Получил я сегодня письмо.
Пишет он, что работа не слишком
Словно лозунги клеит на дом:
«Государство будет с золотишком,
А старатель будет с трудоднем!»
Говорит: «Не хочу отпираться,
Что поехал сюда за рублем»
Говорит: «Если чуть постараться,
То вернуться могу королем!»
Написал, что становится злее.
«Друг, он пишет, запомни одно:
Золотишко всегда тяжелее
И всегда оседает на дно.
Тонет золото хоть с топорищем.
Что ж ты скис, захандрил и поник?
Не боись: если тонешь, дружище,
Значит, есть и в тебе золотник!»
Пишет он второпях, без запинки:
«Если грязь и песок над тобой
Знай: то жизнь золотые песчинки
Отмывает живящей водой»
Он ругает меня: «Что ж не пишешь?!
Знаю тонешь, и знаю хандра,
Всё же золото золото, слышишь!
Люди бережно снимут с ковра»
Друг стоит на насосе и в метку
Отбивает от золота муть.
Я письмо проглотил как таблетку
И теперь не боюсь утонуть!
Становлюсь я упрямей, прямее,
Пусть бежит по колоде вода,
У старателей всё лотерея,
Но старатели будут всегда!
Я щас взорвусь, как триста тонн тротила,
Во мне заряд нетворческого зла:
Меня сегодня Муза посетила,
Немного посидела и ушла!
У ней имелись веские причины
Я не имею права на нытье,
Представьте: Муза ночью у мужчины!
Бог весть что люди скажут про нее.
И все же мне досадно, одиноко:
Ведь эта Муза люди подтвердят!
Засиживалась сутками у Блока,
У Пушкина жила не выходя.
Я бросился к столу, весь нетерпенье,
Но господи помилуй и спаси
Она ушла, исчезло вдохновенье
И три рубля: должно быть, на такси.
Я в бешенстве мечусь как зверь по дому,
Но бог с ней, с Музой, я ее простил.
Она ушла к кому-нибудь другому:
Я, видно, ее плохо угостил.
Огромный торт, утыканный свечами,
Засох от горя, да и я иссяк,
С соседями я допил, сволочами,
Для Музы предназначенный коньяк.
Ушли года, как люди в черном списке,
Всё в прошлом, я зеваю от тоски.
Она ушла безмолвно, по-английски,
Но от нее остались две строки.
Вот две строки я гений, прочь сомненья,
Даешь восторги, лавры и цветы:
«Я помню это чудное мгновенье,
Когда передо мной явилась ты!»
И вкусы, и запросы мои странны,
Я экзотичен, мягко говоря:
Могу одновременно грызть стаканы
И Шиллера читать без словаря.
Во мне два Я два полюса планеты
Два разных человека, два врага:
Когда один стремится на балеты
Другой стремится прямо на бега.
Я лишнего и в мыслях не позволю,
Когда живу от первого лица,
Но часто вырывается на волю
Второе Я в обличье подлеца.
И я борюсь, давлю в себе мерзавца,
О, участь беспокойная моя!
Боюсь ошибки: может оказаться,
Что я давлю не то второе Я.
Когда в душе я раскрываю гранки
На тех местах, где искренность сама,
Тогда мне в долг дают официантки
И женщины ласкают задарма.
Но вот летят к чертям все идеалы,
Но вот я груб, я нетерпим и зол,
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
Забрасывая Шиллера под стол.
А суд идет, весь зал мне смотрит в спину.
Вы, прокурор, вы, гражданин судья,
Поверьте мне: не я разбил витрину,
А подлое мое второе Я.
И я прошу вас: строго не судите,
Лишь дайте срок, но не давайте срок!
Я буду посещать суды как зритель
И в тюрьмы заходить на огонек.
Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан так и запиши!
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души!
Искореню, похороню, зарою,
Очищусь, ничего не скрою я!
Мне чуждо это ё мое второе,
Нет, это не мое второе Я!
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода
Только он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас
Когда он не вернулся из боя.
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.
То, что пусто теперь, не про то разговор:
Вдруг заметил я нас было двое
Для меня будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалась, словно из плена, весна.
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь покурить!» а в ответ тишина
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие как часовые
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих
Всё теперь одному, только кажется мне
Это я не вернулся из боя.
Кто сказал: «Все сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя!»?
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время!