Мистер Линкольн, успокоил ее отец, друг миссис Кейсвел.
Тети Нериссы? Да, я помню! Она говорила, что хорошо вас знает. Она ужасно милая, правда?
Правда, согласился я и сел.
Джонатан смотрел на меня бесстрастным взглядом.
Я не смотрю фильмы подобного рода, заявил он.
Я улыбнулся. Я привык к заявлениям подобного рода.
Я слышу их минимум раз в неделю. И знаю, что лучший ответ на них молчание.
А я наоборот! воскликнула Салли. Я видела почти все. Скажите, в «Шпионе, который прошел страну» вы сами ездили на лошади? Так писали в афишах.
Я утвердительно кивнул.
Вы ездили без мундштука. Разве с мундштуком было бы не лучше?
Я невольно засмеялся.
Нет, не лучше. По сценарию у лошади были мягкие губы, но у той, которую мне дали, они были очень твердые.
Салли прекрасно ездит верхом, заметила ее мать, она получила первый приз на пасхальных скачках для юниоров.
Кубок Резедовой Скалы, уточнила Салли.
Это название ничего мне не говорило, но присутствующие явно рассчитывали на то, что это произведет на меня впечатление. Они выжидающе молчали, пока Джонатан не произнес:
Так называется наш золотой рудник.
Я понятия не имел, что у вас есть золотой рудник. Я сказал это почти тем же тоном, каким отец, а потом сын заявили, что не смотрели ни одного моего фильма. Квентин ван Хурен въехал в это сразу.
Понимаю, сказал он, не хотели бы посмотреть, как такой рудник выглядит?
По изумленным глазам остальных членов семьи я понял, что предложенное было таким же невероятным, как то, что я по собственной воле, без принуждения, согласился на прессконференцию.
Я был бы очень рад, сказал я, действительно, рад.
В понедельник утром я лечу в Уэлком, сказал он. Там он находится Я пробуду в поселке неделю, а вы вернетесь вечером.
Я повторил, что с удовольствием съезжу.
После ужина наши отношения потеплели настолько, что супруги ван Хурены и Салли решили ехать в воскресенье в Гермистон, чтобы посмотреть на лошадей Нериссы. Джонатан сослался на неотложные дела.
Интересно, какие? ехидно спросила Салли.
Джонатан не ответил на этот вопрос.
Глава 7
Пятница была бедна на интересные политические события, и поэтому газеты уделили происшествию с Катей чрезвычайно много места. Редко случается, чтобы в таком спектакле участвовал журналист, так что приключения репортерши оказались на первых страницах.
Одна из газет даже высказала подозрение, что вся эта история была подстроена для рекламы, и только в последний момент чтото не получилось. Однако в этой же статье подозрение и опровергалось.
Читая ее, я подумал, сколько народу поверит этой версии. В конце концов, я и сам сомневался, особенно, когда вспоминал лукавую улыбку репортерши. У меня не было уверенности, что она сама не подстроила все это. При участии Родерика, разумеется.
Вряд ли она стала бы рисковать своей жизнью. Но она могла и не понимать, насколько это опасно.
Я взялся за «Рэнд Дейли Стар», чтобы узнать, как все это выглядит в изложении Ходжа. Оказалось, он написал целый очерк. Назывался он: «Наш корреспондент Родерик Ходж рассказывает». Если не считать довольно эмоционального начала, статья была довольно сдержанная, однако и Родерик, даже резче чем остальные, подчеркнул, что если бы в последний момент Катя не взяла микрофон, жертвой стал бы я.
Я взялся за «Рэнд Дейли Стар», чтобы узнать, как все это выглядит в изложении Ходжа. Оказалось, он написал целый очерк. Назывался он: «Наш корреспондент Родерик Ходж рассказывает». Если не считать довольно эмоционального начала, статья была довольно сдержанная, однако и Родерик, даже резче чем остальные, подчеркнул, что если бы в последний момент Катя не взяла микрофон, жертвой стал бы я.
Наверное, он подчеркнул это, чтобы материал казался сенсационнее, а, впрочем, кто знает?
Кисло улыбаясь, я дочитал статью до конца. Катя, как сообщал ее поклонник, провела ночь в больнице, но чувствовала себя нормально.
Я отложил газеты, принял душ и побрился. Пока я занимался всем этим, я пришел к двум выводам: вопервых, что я до сих пор ничего не знаю, вовторых, что мне трудно чтолибо сообщить Нериссе, потому что вместо фактов у меня одни домыслы.
Внизу, у администратора, я попросил, чтобы мне устроили прогулку верхом по какойнибудь приятной местности и приготовили пакет с провиантом.
С удовольствием, сказал портье, и через два часа я уже находился в сорока километрах к северу от Иоганнесбурга верхом на скакуне, который, наверное, помнил лучшие времена; глубоко вдыхая чудесный мягкий воздух, я ехал по дороге. Хозяева коня настояли, чтобы меня сопровождал их конюх, но английского он не знал, а я не знал банту, поэтому его присутствие не мешало мне. Звали его Джордж, он был неплохим наездником, а с его губ, похожих на два банана, не сходила улыбка.
Мы доехали до перекрестка, у которого стоял лоток с отличными апельсинами, ананасами и очень симпатичной продавщицей.
Наартйес, сообщил Джордж.
Я пожал плечами, показывая, что не понял. Актер, по крайней мере, должен уметь выражать свои чувства без слов. Это иногда может пригодиться.
Наартйес, повторил Джордж, спешился и, держа лошадь под уздцы, пошел к киоску. Я дал ему бумажку в пять рэндов. Он ответил улыбкой, быстро все уладил и вернулся с сеткой, наполненной наартйес, двумя зрелыми ананасами и большей частью суммы, которую я ему дал.
Мы остановились на отдых, поделили холодного цыпленка из моего пакета, съели по ананасу и запили все это яблочным соком. Наартйес были просто великолепны. Они напоминали большие мандарины с толстой кожей в зеленую крапушку.
Негр уселся на расстоянии добрых пятнадцати шагов от меня. Я пригласил его жестом поближе, но он отказался.
То рысью, то коротким галопом по степи, покрытой жесткой бурой травой, подъехали мы к дому и пустили лошадей шагом, чтобы дать им остыть. Оказалось, что мы вернулись с другой стороны, описав круг.
За почти целый день я заплатил десять рэндов, получив удовольствие на тысячу. Я дал Джорджу пять рэндов на чай, а хозяин конюшни шепнул мне, что это слишком много. Джордж, улыбаясь до ушей, вручил мне сетку с апельсинами; он и хозяин конюшни долго махали мне вслед. Ах, была бы жизнь всегда такой бесхитростной, естественной и простой!
* * *
Конрад ждал меня в «Игуане». Он сидел в холле, и когда я появился, внимательно оглядел меня с головы до ног. Я был потным, пыльным и держал в руке сетку с фруктами.
Господи, дорогуша, ты откуда? спросил он.
С прогулки верхом.
Жаль, что камеры нет! воскликнул он. Выглядишь ты, как бродяга Хорошо стоишь свет сзади ну и эти апельсины Это надо будет както использовать в следующей картине. Жалко терять такой кадр.
Ты рановато пришел, сказал я.
Я подожду здесь Мне все равно где.
Лучше пойдем наверх. Мне надо переодеться.
Мы поднялись в номер, и он безошибочно выбрал самое удобное кресло.
Хочешь наартйес? предложил я.
Предпочел бы мартини, дорогуша.
Так закажи.
Он позвонил в бар, а когда ему принесли выпить, я был уже под душем. Потом я вытерся жестким полотенцем, надел трусы и увидел, что он курит чудовищную сигару. Атмосфера в комнате напоминала лондонский клуб. Конрад просматривал утренние газеты.
Я уже читал это, сказал он, каково чувствовать себя героем?
Не смеши меня.
Он сменил тему.
Скажи, а почему ты вдруг решил поехать на эту премьеру? Ведь ты всегда отказывался от таких предложений.
Мне нужно здесь коечто сделать, объяснил я и рассказал о лошадях Нериссы.
Тогда я понял, дорогуша. Ну и как? Ты уже знаешь, в чем дело?
Я пожал плечами.
Я пожал плечами.
Еще нет. И, боюсь, из этого вообще ничего не выйдет.
Я надел свежую рубашку.
Завтра поеду на скачки в Гермистон, может, там замечу чтонибудь. Хотя думаю, что Аркнольд не тот человек, которого можно поймать на горячем.
Я надел штаны, носки и мокасины.
А вы с Эваном что тут делаете?
Кино, конечно. Что же еще?
Что за кино?
Он собирается снимать какоето занудство про слонов, он сам все придумал. Он уже работал над этим, когда его пригласили заканчивать «Человека в автомобиле». Снимали мы, как ты знаешь, в Испании, и в Африку немного запоздали. Мы уже давно должны были быть в заповеднике Крюгера.
Я тщательно причесался.
Кто в главной роли?
Дрейкс Годдар.
Я посмотрел на Конрада. Он саркастически улыбался.
Годдар это пластилин в руках Эвана. Он выполняет команды, как цирковая собачка.
И все, наверное, довольны.
Это такой мнительный тип, что ему каждые пять минут надо говорить, что он гений, а иначе он начинает рыдать и жаловаться, что его никто не любит.
Он с вами?
К счастью, нет. Он собирался, но в последний момент чтото там случилось. Так что он приедет, когда мы с Эваном найдем натуру.
Я положил щетку для волос и надел часы. Ключи, мелочь и носовой платок я сунул в задний карман.
Ты видел ту сцену в машине, которую мы сняли в Испании?
Нет, ответил я. Эван меня не пригласил.
Это на него похоже. Конрад допил мартини и уставился на конец своей сигары. Сцена получилась потрясающе.
Еще бы, повторяли сто раз.
Он улыбнулся, но глаза не поднял.
Казалось, ему не хочется говорить на эту тему.
Понимаешь, есть в ней чтото личное, это не просто актерская работа. Он замолчал. Было заметно, что он тщательно подбирает слова. Я старый циник, дорогуша, но эта сцена меня потрясла.
Я не ответил. Он поднял на меня взгляд:
Обычно ты играешь иначе. Ну, а в этот раз
Хохо
Я закусил губу. Я чувствовал это во время съемок. Но думал, что никто не заметит.
Ты думаешь, критики поймут?
Может быть.
Я уставился на ковер. Я был страшно зол. Актер, который слишком вживается в свою роль, слишком глубоко в нее уходит, заставляет зрителя активно сопереживать и демонстрирует ему собственное я. Обнажение тела вещь легкая, но пустить публику в душу, дать подойти к твоим убеждениям, проблемам и чувствам это нечто иное.
Чтобы сыграть роль так правдиво, чтобы зритель до конца поверил актеру, может быть, впервые в жизни, понял самого себя, нужно не только как следует представлять то, что играешь, но и как бы признаться, что в действительности переживал чтото подобное. Человек, не склонный к эксгибиционизму, не склонен открывать свое внутреннее «я», но без этого настоящей игры не бывает.
Я не великий актер популярный. Я давно уже понял, что если я однажды не решусь на такое, а это меня пугало, то так и останусь просто популярным. Я постоянно натыкался на барьер, не мог перейти рубеж. Но в автомобиле я отпустил вожжи, надеясь, что мое состояние смешается с состоянием героя.