Бегите в игровую, сейчас к вам придет фрау Луиза
Доктор Кроу пила кофе на нижней кухне, следя за воротами, ведущими к шоссе на Де-Кастри. К моменту появления спецтранспорта и Констанца, и ее шофер должны были сидеть в кабине доджа. Роза вспомнила трогательные, немного вьющиеся, рыжеватые волосы мальчика:
Лючия говорила, что у Россо были серые глаза. И у Натали серые. Все будет хорошо, через месяц мальчик окрепнет. Мы улетим отсюда, не дожидаясь Эйтингона. Натали тетя Поля, она его вырастит. Она оправится, расцветет, выйдет замуж. Она еще девочка, двадцать четыре года. Пусть сначала поживет у нас, в Мон-Сен-Мартене Роза вздрогнула.
Зашуршал синий, лабораторный халат, повеяло крепким табаком и кофе. Лицо Констанцы, в полутьме коридора, было неожиданно бледным, она кусала тонкие губы:
Я никогда ее такой не видела, поняла Роза, что-то случилось оглянувшись, доктор Кроу вложила в ее руку свернутый на советский манер треугольник записки:
Роза, Степан здесь. Она прилетел за мной, Роза, то есть за нами тонкие пальцы Констанцы подрагивали:
Я знала, что он жив. Он говорил, что пока мы вместе, смерти нет она сцепила руки:
Эмоции. Успокойся, и все расскажи Розе прислушавшись к тишине в детской, она кивнула в сторону нижней кухни:
Крестник мой спит, можно выпить кофе. Роза, все закончилось, все сунув треугольник в карман бархатного халата, Роза пошла за ней.
Татарский пролив
Белая лампа, вспыхнув, резанула по глазам холодным светом. Питер, невольно, поморщился.
Попав раненым в руки немецких танкистов, в Рётгене, он пришел в себя в военном госпитале, в отдельной, охраняемой палате. Тамошняя служба безопасности, не обременяя себя расследованием дела, быстро выписала дезертировавшему из рейха, наемному рабочему, срок в концлагере. Питера отправили в Дору-Миттельбау, на восток, даже не долечив, как следует.
Крепкие, бесцеремонные пальцы, повернули его голову в профиль. Сержант, в знакомой Питеру форме внутренних войск МГБ, принес в палату фотоаппарат, со штативом. Фотограф появился в сопровождении человека средних лет, в хорошем штатском костюме. Непроницаемые, внимательные глаза, напомнили Питеру о следователе из гестапо, в госпитале:
Тогда меня тоже фотографировали. Должно быть, моя папка до сих пор лежит в архивах службы безопасности. Или документы сожгли, в Доре-Миттельбау, перед наступлением союзников, или в барак, где они хранились, попала бомба. Но в Москве ничего такого ждать не стоит
Питер понимал, что у него осталось отчаянно мало времени.
В палате не повесили календаря, железные ставни закрыли наглухо, однако он чувствовал, что недолго пролежал в забытье. Он не мог потрогать лоб, запястья охватывали наручники, но Питер ощутил, что температура спала:
Жара больше нет. Я простужен, однако, вроде бы, обошлось без воспаления легких. Мне, скорее всего, вводили пенициллин. Может быть, даже с моих заводов
Он кашлял, из носа текло, но тело не разламывало болью. Украдкой осмотрев себя, Питер не обнаружил никаких ранений:
Только ссадины и царапины, и кандалы на меня пока не надели. Впрочем, еще все впереди по его расчетам, шло шестое ноября:
Завтра праздник, потом выходные. Путь отсюда в Москву долгий, даже по воздуху. Может установиться нелетная погода. Но нельзя на такое рассчитывать, как нельзя ожидать, что рапорт этого чекиста о инциденте, попадет в руки Журавлеву крестик с Питера не сняли, фотографировали его тоже с распятием:
Стоит Кепке увидеть мои снимки, как он, немедленно, примчится сюда. Я сгину на Лубянке, на что я не имею права. Я должен вернуться, я обещал Марте Питер не хотел заниматься самообманом:
Один я Констанцу никак не выручу. Глупо думать, что отсюда меня отправят в Де-Кастри. Ясно, что здешняя база находится недалеко от строительства тоннеля, но чекист меня никуда не пошлет, до прибытия вышестоящего начальства, из Москвы сержант, фотограф, отдавал приказания на русском языке, Питер подчинялся:
Это безопасней. Пусть они считают, что я власовец, или белоэмигрант. В таком случае мой акцент объясним, а у Власова, как и в СС, служили коллаборационисты, из Прибалтики с него сняли отпечатки пальцев, испачкав руки черной, липкой краской.
Чекист принес папку, серого картона, с веревочными завязками. Именем папку не отметили. Питер не представился и в ответ на прямой вопрос. Он сжал губы, упрямо глядя в стену. Пробормотав что-то себе под нос, чекист поставил прочерк, в соответствующей графе, на грубо отпечатанном протоколе допроса. Фотограф суетился, собирая штатив. Питер вспомнил движение пальцев, по запястью:
Это был врач, я хорошо расслышал разговор. Кажется, заключенный врач, а не местный офицер местный офицер МГБ, пусть и в белом халате, вряд ли знал бы английский язык:
Но писал он точно по-английски. Он спрашивал, кто я такой не обращая внимания на настойчивый голос чекиста, он закрыл глаза:
Верно. Я был почти в бреду, но я все помню. Я попросил воды, чтобы выиграть время, заставить их поверить, что я русский Питер, в который раз, сказал себе, что нельзя ждать следующей недели:
У меня в запасе три дня, не больше. Эйтингон может явиться сюда, не дожидаясь конца праздников он хорошо изучил карту Дальнего Востока. Питер запомнил безопасный адрес, переданный покойным Волком Марте:
Судя по тому, что письмо от Констанцы дошло до Лондона, летом адрес еще действовал с тех пор могло случиться все, что угодно, однако другого выхода у Питера не оставалось:
Поселок Краскино, на корейской границе. Рубеж СССР проходит по реке Туманная. В Корее неразбериха, начинается гражданская война. Русский язык я знаю, пусть и с акцентом. Я доберусь на юг, главное, вырваться отсюда. Но получится, что я не выполню задания, не вывезу Констанцу и Розу Питер скрыл вздох:
Если меня расстреляют на Лубянке, после пыток, я, тем более, ничего не сумею сделать. Теодор рассказывал, как они бежали из Москвы. Авраам выжил, вернулся к семье, а я обещал Марте, что мы скоро увидимся. Мне надо достать оружие и документы он подумал о движении пальцев врача, по его руке:
Это мог быть провокатор, такое в привычках Лубянки. Я очень рискую, но делать больше нечего чекист жужжал о добровольном признании вины, о смягчении наказания:
Для чего вы тайно перешли границу Советского Союза? Назовите имя, возраст, место рождения наручники с Питера не сняли:
Руки никак не поднять, да у меня и нет бритвы. Парень, в Доре-Миттельбау, кажется, француз, из Сопротивления, говорил, что можно обойтись и без бритвы. Он так обманул гестаповцев. Его отправили в госпиталь, и он попытался бежать оттуда. Я в госпитале, но мне не поможет здешний фельдшер, прикрепленный к палате. Надо, чтобы пришел врач Питер, размеренно, отсчитал в уме до десяти:
Для чего вы тайно перешли границу Советского Союза? Назовите имя, возраст, место рождения наручники с Питера не сняли:
Руки никак не поднять, да у меня и нет бритвы. Парень, в Доре-Миттельбау, кажется, француз, из Сопротивления, говорил, что можно обойтись и без бритвы. Он так обманул гестаповцев. Его отправили в госпиталь, и он попытался бежать оттуда. Я в госпитале, но мне не поможет здешний фельдшер, прикрепленный к палате. Надо, чтобы пришел врач Питер, размеренно, отсчитал в уме до десяти:
Черт, как больно. Терпи, не двигайся, не подавай виду. Должна пойти кровь
Он, изо всех сил, прикусил зубами щеку, с внутренней стороны. Рот, наконец, наполнился горячим, соленым. Судорожно, надрывно закашлявшись, дергаясь на кровати, Питер выплюнул алые сгустки:
Врача, прохрипел он, позовите врача
Сладкий сок потек по смуглым пальцам Лауры.
Принюхавшись, Пьер потащил в рот руку матери:
Я пока не даю ему фрукты, улыбнулась женщина, мальчику только десять месяцев. Но пальцы пусть облизывает
Врач всегда старался принести ей яблоки, виноград, или спелые мандарины, из пайка подводников. Пьер давно уверенно сидел, и ползал по койке. Ребенок рвался вниз, на стылый, каменный пол камеры. В начале осени врач вынул из кармана флотской шинели вязаные, шерстяные носки:
Держите. Они мужского размера, мальчик потянулся к носкам, но это лучше, чем ничего
Зачмокав, Пьер взялся за картонную коробочку с горохом. Лаура водила ребенка по полу за руки, стараясь, чтобы мальчик не замерз. В октябре, с началом холодов, она заметила пар, вырывающийся изо рта, при дыхании. Горячей воды в камере было взять неоткуда. Доктор тайно передал ей резиновую грелку. Лаура клала ее в койку, согревая, во время сна, ледяную воду из умывальника. Пьера она купала над раковиной:
Он, кажется, привык к такой воде, бедное дитя, подумала Лаура, я сама в душе с лета не мылась
Летом ее водили в деревянную душевую, установленную на участке, где возвышался барак. Вода в жестяной бочке, на крыше маленького сарайчика, нагревалась от солнечных лучей. Последний раз Лаура стояла под слабеньким душем в сентябре:
Еще было тепло. Я и Пьера вымыла, ему понравилось Лаура, аккуратно, собрала шкурки от мандарин. Доктор кивнул:
Правильно. Там полезные вещества, они обеззараживают воздух. В следующий раз я принесу чеснок. Вряд ли ваше молоко потом понравится малышу, он вздохнул, но впереди зима, вам нельзя болеть Лаура, одними губами, спросила:
О походе на юг пока ничего не известно?
Зажав в руке коробочку, Пьер позевал. Голубые, яркие глаза мальчика закрывались. Лаура, осторожно, укутала его одеялом.
Доктор передал ей стальную, флотскую флягу и зажег спичку, для папиросы:
Наш куратор, он коротко усмехнулся, сейчас занят другим вернувшись из госпиталя на лодку, врач рассказал капитану Фисановичу о неизвестном мужчине, говорящем на русском языке. Капитан затянулся прокуренной, вересковой трубкой. К-57 стояла в сухом доке, курить на борту никто не запрещал. Проследив за колечками дыма, Фисанович, иронично, заметил:
Тебя, я смотрю, жизнь ничему не научила. Это оттуда человек он дернул головой в сторону комплекса базы, то есть чекист
Они стояли на продуваемой злым, ноябрьским ветром, промороженной площадке, на верху лодки. Услышать их никто бы не смог. Инженеры не сомневались, что плановый ремонт и техническое обслуживание лодки подразумевает установку очередных жучков:
В походе мы избавимся от всей мерзости, капитан повел трубкой, но сейчас надо соблюдать осторожность доктор размял папиросу:
Он носит крестик Фисанович закатил глаза:
Он может хоть весь крестами увешаться. Он работал в Британии или Америке и возвращался сюда. Может быть, его мы и ждали в заливе Пьюджет-Саунд, когда подобрали ту женщину. Мы даже не знаем, что за лодку расстреляли К-57 в бое участия не принимала. Экипаж специального средства берегли, не поручая им опасных заданий: