Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый - Нелли Шульман 14 стр.


 Ничего страшного. Я доберусь до первого поселка и постараюсь украсть все нужное

Они говорили на английском языке, почти шепотом. Фельдшера доктор отослал в процедурную комнату, под предлогом подготовки капельницы, для пациента:

 Я покажу, куда надо бить,  неслышно сказал врач,  так, чтобы я потерял сознание. Окна не зарешечены, вы спокойно выберетесь наружу. Возьмите с собой саквояж, я туда положил провизии  высокий первый этаж лазарета выходил на асфальтированный, задний двор. Врачу предстояло снабдить незнакомца вычерченной от руки схемой базы.

Вернувшись из барака, он рассказал капитану о встрече с миссис Лаурой, как они называли женщину. Темные глаза Фисановича, немного, смягчились:

 То есть она его знает  доктор кивнул:

 Разумеется, он мне не представлялся по имени, но едва я его описал, как у нее изменилось лицо  врач задумался:

 Я на мгновение увидел, какой она была  доктор повел рукой,  до случившегося  между собой, экипаж К-57 называл маленького Пьера сыном лодки:

 Мы обязаны позаботиться о ребенке,  говорил капитан,  обязаны вывезти его с матерью на свободу. Они не могут сгинуть без следа. У миссис Лауры, наверняка, есть семья

Доктору, впервые, пришло в голову, что неизвестный британец может оказаться родственником женщины:

 Она ничего не говорила о муже, не упоминала об отце Пьера, но если это он? Если в Лондоне, каким-то образом, узнали, что миссис Лаура здесь? Он рискует жизнью, чтобы ее спасти, но я бы тоже так поступил. Так поступил бы любой мужчина

Он должен был объяснить британцу, как добраться до барака миссис Лауры:

 Пусть спрячется где-нибудь на территории  велел Фисанович,  здесь столько закоулков, что никто его не найдет. Ближе к обеду начнется торжественное собрание, база почти опустеет  капитан усмехнулся:

 Наша тварь велела собрать экипаж в час дня. В два часа подадут обед, для моряков. Значит, остальных, не мертвецов,  губы капитана искривились,  ждут на заседание раньше  схему базы начертили инженеры, на лодке. Из сухого дока были хорошо видны корпуса и бараки:

 По территории нас водят с конвоем, и только ночью, чтобы нас не заметили, но с мостика К-57 можно рассмотреть все, что надо  на схеме отметили барак миссис Лауры и посты охраны:

 Он выведет миссис Лауру и ребенка с базы, пока на постах останется всего по одному человеку, а не по трое, как обычно  Фисанович поскреб гладко выбритую щеку:

 Думаешь, он справится  доктор отозвался:

 По нему видно, что он давно занимается такими делами. Несколько дней назад его выловили из ледяного моря, а он поднялся на ноги. Тем более, если он ее родственник  в ушах зазвучал тихий, но твердый голос англичанки:

 Я знаю этого человека, доктор. Он не может здесь оставаться, такое опасно. Надо его вытащить отсюда  потрепав дремлющего Пьера по мягкой щечке, врач поднялся:

 Мы сделаем все, что в наших силах, миссис Лаура. Он заберет вас, с мальчиком, готовьте вещи  ему показалось, что в немного раскосых глазах женщины промелькнул страх. Она помолчала:

 Скажите ему, что здесь Монахиня. Он все поймет. Не надо  смуглые пальцы заколебались у изуродованного шрамами рта,  не надо упоминать о моем  доктор и не собирался:

 Скажите ему, что здесь Монахиня. Он все поймет. Не надо  смуглые пальцы заколебались у изуродованного шрамами рта,  не надо упоминать о моем  доктор и не собирался:

 Даже если он не муж и не родственник, он позаботится о женщине с ребенком  врач помнил уверенное движение крепких пальцев, по своей ладони:

 Я офицер британской армии, я воевал в Африке и Нормандии. Русский язык я знаю с детства. Помогите мне выбраться отсюда  британец застегнул пуговицы тулупа:

 Большое спасибо. Давайте инструмент  доктор, невольно, улыбнулся:

 Называется, хирургический молоток. При известной сноровке им даже можно убить. Но подождите, мне надо вам что-то сказать

Выкрашенная белой краской дверь в коридор затрещала, медная ручка хрустнула. Знакомый врачу голос, грубо, распорядился:

 Стоять! Стреляем без предупреждения, не двигаться

Доктор не успел понять, как все случилось. Со свистом пролетев по комнате, финка вонзилась в лицо куратора, пониже глаза. Захлестали выстрелы, англичанин, с размаха ударил врача молотком в висок:

 Вы ничего не знаете, и ничего мне не приносили

Он вскочил на подоконник, маленький, легкий, лазоревые глаза блеснули яростным холодом. Зазвенело стекло, он выпрыгнул во двор:

 Я не сказал ему о миссис Лауре  голову врача наполнила тупая боль. Он медленно осел на половицы палаты, под ноги конвоя внутренних войск.


Лаура выучила наизусть трещины и разводы на грубо оштукатуренной стене камеры.

Она свернулась клубочком, натянув на себя и мальчика лагерный, толстый бушлат и плохо греющее, серое одеяло. Изо рта вырывался пар, за маленьким, залепленным хлопьями снега окном, бушевала метель. Пьер спал, прижавшись к груди, спрятавшись среди вороха тряпок. Пошевелив рукой, Лаура, в который раз, посчитала на пальцах:

 Четверг, пятница, суббота, воскресенье  доктор приходил в четверг, перед советским праздником. Тогда она впервые услышала, что Питер на базе. У Лауры не оставалось сомнений:

 По описанию ясно, что это он. Он носит семейный крестик  врач сказал, что у неизвестного британца есть золотое, по виду старинное распятие. Лаура понятия не имела, как в Лондоне узнали о ее пристанище. Она подышала на сложенные в кулак пальцы:

 То есть не пристанище, а тюрьма. Или у них сидит крот, на Лубянке? Он наткнулся на мою папку, передал в Лондон сведения о том, что я в России. Только сведения, без фотографии. Отправлять снимок сложнее  Лаура не сомневалась, что ее досье ушло в Москву. Она узнала человека, допрашивавшего ее после возвращения К-57 на базу:

 До войны у нас имелись его снимки, из Испании. Американцы поделились материалами. Но имени мы не знали, его звали Кепкой  с довоенных времен Кепка почти не изменился. Лаура помнила старый шрам, на лбу, черные, густые, поседевшие волосы. От него пахло сандалом, говорил он на хорошем, изысканном испанском языке:

 Он поверил, что я просто неграмотная индианка,  успокоила себя Лаура,  кто я такая, на самом деле, знают только моряки К-57. Они меня не выдадут  с Кепкой она разыгрывала испуг и невежество, едва выдавливая из себя ломаные, испанские слова.

Сквозь завывание ветра Лаура разобрала далекий перестук сапог охранников:

 Но с четверга прошло три дня. Сегодня воскресенье, а Питера все нет  она не хотела думать о самом плохом, но Лауре больше ничего не оставалось:

 Доктор тоже не появляется, хотя обычно он приходит каждые два дня  в четверг, при визите, врач предупредил ее, что постарается помочь Питеру бежать. Лаура крепче прижала к себе сына:

 Питер с детства знает русский язык. Он, наверняка, выдал себя за коллаборациониста или белоэмигранта. Он бы никогда не признался, кто он такой, на самом деле. Точно так же, как не признаюсь я  Лаура понимала, что будет означать такое признание и для нее и для кузена. Пьер мирно посапывал еще немного заложенным носом. Она сдержала рыдание, горло перехватило:

 Мы сгинем в лагерях. У меня отнимут Пьера, отправят его в детский дом. Мой ребенок может умереть, от голода и холода, или он вырастет под чужим именем, и никогда не узнает, кто он такой  Лаура поцеловала мягкие, белокурые волосы. Пьер улыбнулся, нежные губки мальчика задвигались:

 Никогда такого не случится,  пообещала себе Лаура,  теперь в Лондоне знают, что я жива. Мне надо увидеть папу, он совсем один. Надо отыскать Йошикуни, надо вырвать Мишеля из нацистского гнезда, и рассказать, чем они занимаются, в Патагонии и Антарктиде. Надо послать туда объединенный, союзный десант  Лаура успокаивала себя тем, что Питер никогда бы ее не выдал:

 Даже если его арестовали, при побеге, если арестовали и доктора, то они будут молчать, как буду молчать я

В пятницу вечером, несмотря на праздник, охрану барака усилили. Лаура повторяла себе, что Питеру, скорее всего, удалось спастись:

 Он вернется за мной, не может не вернуться. Семья не бросит меня в беде  шаги приближались, дверь камеры заскрежетала, загремели ключи. Пьер захныкал, Лаура почувствовала рядом знакомое веяние сандала:

 Он прилетел из Москвы. Не ради меня, ради Питера. Неужели Питера арестовали, и он заговорил  выпустив дым кубинской сигары, Наум Исаакович Эйтингон вежливо сказал «Здравствуйте».

 Английский язык,  Лаура, незаметно сжала зубы,  они арестовали Питера и доктора, им все стало известно. Молчи, молчи, играй

Растерянно пробормотав что-то, она, недоуменно, повела рукой в воздухе. Пьер, проснувшись, заплакал, Лаура быстро сунула ему грудь:

 Очень удачно, есть время подумать

Пыхнув сигарой, не сводя глаз с Лауры, Эйтингон прислонился к косяку железной двери: «Пусть кормит, я подожду. Впереди у нас долгий разговор».


Наум Исаакович Эйтингон появился в Москве за день до тридцатой годовщины великой революции, с отличным средиземноморским загаром и чемоданами подарков для Розы и девочек.

В Риме он придирчиво выбирал обувь и шелковые шарфы, кашемировые, трогательные свитера для малышек, чулки американского нейлона и французское белье. Позвонив во Флоренцию, в аптеку Санта Мария Новелла, он заказал на адрес римского отеля ящик миндального мыла, ручной работы, ароматическую эссенцию и лечебные настойки, на травах, которыми славились монахи, содержавшие магазин.

При первой необходимости, на виллу доставили бы какие угодно лекарства, из любой точки мира, но Наум Исаакович помнил давний разговор с профессором Кардозо, на острове Возрождения:

 Он объяснил, что фармакологи только начинают изучать возможности растений. Не зря викинги, по преданию, перед боем ели мухоморы  аспирантка, выбранная Кардозо, занималась народной фармакопеей:

 Он дальновидный человек,  хмыкнул Наум Исаакович,  надо слетать к нему весной, погреться на среднеазиатском солнце. Посмотрю, зачем он заказал мексиканские кактусы и велел выстроить теплицу, для грибов. Он говорил, что галлюциногенные свойства растений можно использовать в военных целях  до весны Эйтингону предстояло, еще раз, навестить Рим. Операцию он подготовил отменно.

Устроившись в покойном кресле, в салоне особого самолета, следующего из Берлина в Москву, он шелестел свежими газетами:

 В этот раз мне никто не помешает. Товарищи по оружию, что один, что другой, залегли на дно  Стэнли, из Лондона, сообщил, что герцог взял длительный отпуск, по семейным обстоятельствам. Эйтингону немного не нравилось, что он не знает, куда отправился его светлость:

Назад Дальше