«Неужели это он?.. Он, или не он?» стучит в голове Эми в такт его быстрым шагам по набережной. Загадка брата Сильвестра не дает ему покоя, мысли несутся ураганом. Может быть, старому настоятелю показалось? Но совпадений слишком много: Продавец Песка большой толстый степняк не может купить мед у древаков, потому что поссорился с ними сто шестьдесят шесть лет назад. И точно тогда исчез из Скита большой толстый степняк Сильвестр! Мало того: Продавцу Песка двести тридцать три года, но лицо его гладко; а Исидор видел кого-то с лицом Сильвестра, которое совсем не сморщилось
Неотвязчиво, как шарманка, звучат в ушах Эми слова Продавца Песка: «Сто шестьдесят шесть лет уже, но старик помнит» Ясно, о каком старике речь! Только откуда ему знать, что Исидор помнит? Это может означать только одно: когда они столкнулись в Городе, Продавец Песка отлично понял по лицу Исидора, что тот его узнал. Вихрь мыслей утихает, сомнений почти нет: брат Сильвестр и Продавец Песка один и тот же человек, который, бог знает почему, живет уже двести тридцать три года и не сморщивается.
И все же надо быть уверенным. Но как? Спросить самого Продавца Песка? Пожалуй, спрашивать такое боязно, да и потом, хитрый степняк вряд ли признается. И впервые в жизни Эми сам решает схитрить: он не заговорит о брате Сильвестре, а просто вообще поинтересуется историей жизни обитателя желтого вагончика. Может быть, тогда все прояснится само собой? За коробку меда от древаков Эми намерен задать кучу вопросов. И хотя ему страшно, ноги неудержимо несут его к заброшенному вокзалу
Ладно, Эми, пожал плечами Продавец Песка, зачерпывая ложечкой мед и жмурясь от наслаждения. Хочешь, слушай, но смотри, не заскучай: рассказ обо мне это рассказ о пустыне. Я живу очень долго: за такое время обычный человек умер бы раз пять или шесть. А пустыня так давно вросла в мое сердце, что, думая о себе, я думаю о ней.
Я рос под открытым небом и был младше тебя, когда главным моим делом стало пасти верблюдов и лошадей моего отца. Степь мой дом, а пустыню я пересекал столько раз, что не сосчитать, потому что отец мой был торговцем. Он вечно покупал что-нибудь в одном месте подешевле и продавал в другом подороже. У него была сотня верблюдов, которых он навьючивал всякой всячиной и гонял взад-вперед через пустыню.
Отец часто брал меня с собой, и у ночных костров я наслушался рассказов о Красной Дюне. Ее еще называют Дюной Василиска. Обычная дюна выгибается серпом; гребень же Красной Дюны трижды извивается змеей. Эта огромная песчаная гора лежит на путях, которыми ходят верблюды с товарами. Красная Дюна считается пристанищем злого духа, и все стараются обойти ее подальше. Не всегда это удается. В пустыне нет дорог; путь среди песков ты проверяешь по солнцу и звездам, а это не самый точный способ знать, куда придешь. Ты уже уверен, что обошел Красную Дюну, а она вдруг вырастает перед тобой до небес. Есть поверье, что она переходит с места на место и подкарауливает тебя, но это вздор: у нее, конечно, есть дела поважнее.
Дела? Она что живая?
Дела? Она что живая?
По-твоему дела есть только у живых? Думаешь, у луны и у звезд нет дел? Зачем дует ветер? Потому что ему нечего делать? Ты задал дурацкий вопрос. Когда говоришь о Красной Дюне, обычные слова могут терять смысл. Если начать разбираться, кто живой, а кто нет, мы проболтаем до утра, а толку не будет. Лучше слушай.
Мне не раз случалось видеть Красную Дюну издали. Она не только выше, но и ярче, оранжевее других холмов пустыни, особенно верхней своей частью. Место же вокруг нее считается гиблым и не только потому, что там полно змей. Говорят, что Дюна сводит с ума. Говорят, что, проезжая мимо нее, путник может бросить поводья, слезть с верблюда и уйти вверх по ее склону. Если сумасшедшего не остановить, он будет карабкаться и карабкаться по песку, пока не сгинет с глаз. Много чего говорят
Когда умер мой отец, мне пришлось заниматься тем, чему он меня научил: возить на верблюдах взад-вперед разную чепуху, продавать одно и покупать другое. Было похоже, что я, как и он, буду делать это год за годом, пока не умру, как и он. С каждым днем эта мысль нравилась мне все меньше: я совсем не хотел умирать тем более умирать, продавая одно и покупая другое. Я мечтал о странствиях ради странствий, а не ради выгоды. Я хотел увидеть весь мир, но не просто путешествовать, ничего вокруг себя не понимая, а жить везде, где понравится и сколько понравится. Я хотел прожить много разных жизней в разных местах. Для этого нужно бессмертие, о котором я и мечтал сильней всего. Ну, или хотя бы очень-очень долгая жизнь.
И вот однажды мне приснилась Красная Дюна, и она говорила со мной! Я слышал во сне ее голос, подобный то ли грому, то ли рёву камней, катящихся с горы, то ли хрипу. Скорей все-таки это был хрип. И дюна сказала: «Служи мне, и не умрешь». «Как?! Как это сделать?!» кричал я, не слыша сам себя. Но она услышала и ответила: «Поднимись на мою вершину, и я подарю тебе оранжевую жемчужину. Она даст тебе бессмертие, пока служишь мне».
Проснувшись, я не стал гадать о том, чем бы я мог послужить Красной Дюне: мне было все равно. Я просто собрал караван и тронулся в путь, не задумываясь. С тобой ведь тоже такое бывало, а? Просто так мальчики не крадут у своих тетушек золотистые жемчужины. И просто так не возвращают, а? и Продавец Песка растянул свой рот до ушей.
Эми делалось не по себе всякий раз, когда его веселый собеседник давал понять, что знает о нем больше, чем ему хотелось бы. Знает ли этот хитрец о синеглазой девочке с рыжими волосами?.. Будто не заметив его невежливого молчания, рассказчик продолжал:
Я был уверен, что не проеду мимо Красной Дюны. Так и вышло: ее вершина внезапно и грозно поднялась перед нами из-за других холмов. Верхом к ней близко не подъехать: верблюды упираются и ревут. Я соскочил на песок, приказал слугам ждать и двинулся к оранжевой горе, как те сумасшедшие. Я сразу заметил, что кругом как-то слишком уж много змей. Вести себя с ними я умею, но, чем дальше, тем их становилось больше, и требовалось все внимание. На мне были толстые кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги из войлока. Змеям это не по зубам, и все же стало тревожно, тем более что вели они себя как-то странно. Почему-то все ползли в одну сторону в направлении Красной Дюны, и при том довольно быстро.
Змеи боязливы и, конечно же, они расползались от меня в стороны, но им становилось все теснее: похоже было, что сюда сползался весь змеиный народ пустыни. Приходилось останавливаться и замирать, чтобы успокоились самые беспокойные. И тогда меня обгоняли, обползали за какую-нибудь пару метров, что совсем уже на змей не похоже. «Только б никто сзади не заполз на сапоги!» думал я. Но этого не случилось. Лишь немногие задерживались на минутку, чтобы пошипеть на меня. Змеи явно торопились: неведомая сила гнала и гнала их к оранжевой горе. Им было не до меня.
Красная Дюна всегда была не похожа на другие холмы пустыни. Но теперь она изменилась: такой красивой я прежде ее не видел. Верхняя часть ее стала еще оранжевее, с почти огненно-красной верхушкой; середина осталась желто-золотистой, как и была. Но книзу склон постепенно темнел до серого цвета, переходившего в черный. И о, чудо: по этому черному основанию дюны будто стекали вниз золотые капли! Но еще удивительнее были складки, которых раньше не бывало, и которых не может быть на песчаной горе.
Складки?
Да, непонятные темные складки извивались поперек склонов Красной Дюны, от чего она стала похожа на чудовищный окровавленный мозг. Эти извилины, казавшиеся издали складками, были на самом деле глубокими впадинами, а темными они выглядели оттого, что из них валил дым. До подножия дюны было уже рукой подать, но сначала мне пришлось увидеть нечто непостижимое
Невдалеке впереди я вдруг заметил какое-то копошение, словно песок шевелился. Приблизившись, я увидел, что под самой дюной снуют туда-сюда какие-то комочки одного цвета с песком. Один из них двинулся прямо ко мне, и глаза мои различили довольно забавное существо. Оно казалось слепленным из песка, да так оно и было. Выглядело существо в точности, как лев, но размером было не больше кота! Лев двигался, как заводная игрушка, словно только учился ходить, вертеть головой и махать хвостом.
Вскоре я увидел, что к маленькому льву несется другое песочное существо громадный муравей такой же точно величины. Движения муравья тоже были немного игрушечными, но он, видно, достиг бо́льших успехов и мог уже неплохо бегать на своих шести тощих ногах. Его страшные челюсти были широко распахнуты, и я поспешил уйти с его дороги. Не обращая на меня внимания, муравей подбежал ко льву и напал на него. И, хоть были они одного роста, муравей оказался гораздо сильнее: он бил и топтал своего противника, швырял его во все стороны, как будто тот был картонным. Лев не сдавался, вскакивал на ноги, пытался ударить врага передней лапой, укусить за ногу, но снова и снова падал и катился клубком. Наконец муравей вцепился в львиную лапу своими жвалами, пытаясь ее перекусить. Ничего, однако из этого не вышло: песочная лапка была крепкой. Впрочем, глазеть мне было некогда, и я поспешил дальше.
И чем ближе была Дюна, тем больше кругом вертелось этих существ. Будто кто-то играл в неизвестную игру. Этот песочный зоопарк был разнообразным: я видел буйвола, медведя, гиену, зайца и даже песочного человечка, странно похожего на меня самого. Правда, чаще попадались насекомые: жуки, пауки и прочие козявки, которые, при таком огромном росте, внушали ужас. Все игрушки были одной и той же величины с хорошую кошку, и, по виду, были сотворены из песка. Никто из них не обращал на меня внимания. Одни бегали взад-вперед без всякого смысла, кто-то дрался, другие еле двигались, а некоторые вообще не шевелились: будто умерли, сломались.
Так все-таки умерли или сломались? перебил Эми.
А это не одно и то же? пожал плечами Продавец Песка
Если сломались, то они игрушечные, а если умерли, то живые.
Ну вот, опять! Продавец Песка хлопнул себя по колену. Что ж ты так уперся в это? Живые, неживые Я не могу даже спокойно есть твой мед за такой вопрос: я не знаю ответа. И, честно говоря, мне это не интересно. Скажи, Эми, а какая тебе разница?
Живые это не так страшно, отвечал Эми.
Неужели? удивился Продавец Песка. Это почему же?
Ну наверное, с живыми можно как-то договориться
Например, с жуком, да, Эми?
Не знаю Может быть
Продавец Песка долго смотрел на мальчика и вдруг принялся хохотать: