Ах, ну хоть что-то уже на сегодня, а то было опасение, что этот дурачок может вздумать присягнуть этому венценосцу. Хватит и того, что Машунго уже потерян.
Райнхард упрямо шагнул вперёд и пошёл дальше, сам не свой от мрачной догадки. Старики Меркатц и Бьюкок, возможно, даже сам Ян-Чудотворец, теперь ещё и этот раздолбай Шёнкопф, похоже, их настигла некая ужасная участь, но Ройенталю, видать, хуже того намного
Эй, там, приказал он в полутьму, окружавшую его извольте отдать мне Ройенталя, я сказал!
Послышался грустный вздох:
Может, не стоит, Ваше величество? Зачем Вам этот мятежник, да и он сам вряд ли захочет Вас видеть, кроме того
Райнхард не стал слушать дальше и прогремел ещё жёстче:
Отдать мне Ройенталя немедленно! он вдруг понял, что наделал в своё время своим указом о назначении друга на пост генерал-губернатора: пока он и Миттермайер были рядом, бесовщина не могла прорваться к мятежной душе и подчинить её себе полностью. Но, оставшись один, Ройенталь не смог справиться с атаками нечисти, как ни боролся. Всё же, он был совсем одинок ничья любовь не укрывала его от разрушения, и даже детство Райнхарда выглядело безоблачным по сравнению с судьбой Ройенталя-ребёнка. Ах, знал бы больше, сколько б всего можно было избежать Тропа закончилась. Голос простонал что-то невнятное и смолк, будто удаляясь.
Пещера зияла пустым проёмом в полтора человеческих роста можно было свободно пройти даже втроём, но решительно ничего не было видно из-за густых клубов не то пара, не то дыма, полностью закрывавших этот проём. Слышался какой-то нехороший гул.
Мрачная штуковина, процедил себе под нос Райнхард, и, как назло, я не знаю ни одной молитвы. Куда же они дели Ройенталя? и, решив не раздумывать, шагнул вперёд, в неизвестность.
Здесь было гораздо светлее, чем снаружи стены светились чем-то кроваво-оранжевым, было душно, как будто вернулась адская жара при лихорадке вот только ничуть не теплее. Какие-то не то летучие мыши, не то и вовсе упыри метнулись вглубь при его появлении. Райнхард увидел в нескольких шагах впереди очень тучную лысоватую фигуру в каком-то мешковатом одеянии, которая показалась ему очень знакомой, рядом с ней угадывался силуэт престарелого высокомерного аристократа они стояли спиной к входу, явно занятые чем-то очень увлекательным для себя, и каждый держал в правой руке электрохлыст. Увидь он такое при жизни, Райнхард бы окликнул их привычным громовым голосом, тем более, что аристократ очень напоминал ему Лихтенладе. Но сейчас появилась озорная мысль приблизиться неслышно и, кажется, это было вполне возможно. Вообще-то, будучи здоровым, он почти не уступал в сноровке собственным адмиралам и быстро завладеть электрохлыстами и ударить обе фигуры как следует было совсем нетрудно, трудно было сначала услышать знакомый голос, который не то стонал, не то хрипел: «Мой император», а потом увидеть дальнейшее Ройенталь стоял на коленях, со скрученными наручниками за спиной руками, мундир свисал с окровавленных плеч жалкими остатками и превратился в лохмотья. Страшный железный ошейник огромными шипами внутрь впился в его шею, а цепь от ошейника была так натянута, что становилось ясно, что пленник стоит только потому, что она ещё держит его. Спина была похожа на одну сплошную рану от таких пыток при жизни люди быстро погибали, видимо, здесь истязания могли продолжаться сколь угодно долго.
Мрачная штуковина, процедил себе под нос Райнхард, и, как назло, я не знаю ни одной молитвы. Куда же они дели Ройенталя? и, решив не раздумывать, шагнул вперёд, в неизвестность.
Здесь было гораздо светлее, чем снаружи стены светились чем-то кроваво-оранжевым, было душно, как будто вернулась адская жара при лихорадке вот только ничуть не теплее. Какие-то не то летучие мыши, не то и вовсе упыри метнулись вглубь при его появлении. Райнхард увидел в нескольких шагах впереди очень тучную лысоватую фигуру в каком-то мешковатом одеянии, которая показалась ему очень знакомой, рядом с ней угадывался силуэт престарелого высокомерного аристократа они стояли спиной к входу, явно занятые чем-то очень увлекательным для себя, и каждый держал в правой руке электрохлыст. Увидь он такое при жизни, Райнхард бы окликнул их привычным громовым голосом, тем более, что аристократ очень напоминал ему Лихтенладе. Но сейчас появилась озорная мысль приблизиться неслышно и, кажется, это было вполне возможно. Вообще-то, будучи здоровым, он почти не уступал в сноровке собственным адмиралам и быстро завладеть электрохлыстами и ударить обе фигуры как следует было совсем нетрудно, трудно было сначала услышать знакомый голос, который не то стонал, не то хрипел: «Мой император», а потом увидеть дальнейшее Ройенталь стоял на коленях, со скрученными наручниками за спиной руками, мундир свисал с окровавленных плеч жалкими остатками и превратился в лохмотья. Страшный железный ошейник огромными шипами внутрь впился в его шею, а цепь от ошейника была так натянута, что становилось ясно, что пленник стоит только потому, что она ещё держит его. Спина была похожа на одну сплошную рану от таких пыток при жизни люди быстро погибали, видимо, здесь истязания могли продолжаться сколь угодно долго.
Что за гнусная забава в стиле Гольденбаумов, с негодованием прорычал Райнхард и ударил Ланга и Лихтенладе ещё раз с хорошей оттяжкой, кто вам тут разрешил так развлекаться, подонки?
Оба негодяя могли долго соревноваться между собой, чья физианомия выражала больший ужас, они едва ли не мгновенно подскочили после удара и очень проворно кинулись прочь, ничуть не уступая в скорости прочей, уже сбежавшей нечисти.
Хозяин, хозяин, завывали они на все лады, катастрофа, император добрался и сюда! Спаси нас, хозяин!
Да пошли вы в котёл, придурки, скучающим тоном ответил из ниоткуда уже знакомый голос, обладателя которого так и не было видно. Вам там самое место.
Райнхард бросил хлысты на пол тот оказался каменным, и стало возможным разглядеть боевой нож, отчего-то лежавший там. Молодой император подобрал его и занялся оковами это было хоть и нетрудно, но муторно. Ройенталь смотрел на него взглядом затравленного зверя, смирившегося с погибелью похоже, он не мог поверить в реальность происходящего. Райнхард снял с себя плащ и осторожно укутал друга:
Прости, Ройенталь, я не знал, что тебе так больно. Ты сможешь идти сам или тебя лучше нести?
Мой император, мой император, горьким шёпотом проговорил пленник, и его плечи затряслись от рыданий, зачем Вы здесь так скоро, Ваше величество? Я не заслужил этой милости, я я ведь действительно хотел
Ройенталь, я спросил тебя, сможешь ли ты идти со мной, а остальное мы можем и потом выяснить, если будет желание, радушно, но твёрдо сказал Райнхард. Даже не жди, что я оставлю тебя здесь да и Миттельмайер мне бы этого никогда не простил. Твой сын играет с моим и уже хватал звезду с неба что за чепуха вспоминать бред, навеянный лихорадкой, а?
Мой император, едва слышно прошептал Ройенталь в ответ и поник головой, простите меня.
Так, Райнхард обнял его за шею и осторожно уложил лицом себе на плечо, в таком случае я приказываю. Немедленно успокойся и ступай со мной, слышишь, Роейнталь? Всё, встаём, пошли, он аккуратно поднялся на ноги, заставляя друга подниматься с колен. Нечего тебе больше бояться испугался невесть чего, вот тебя и схватили. Идём, покровительственным, но добродушным тоном сказал император и подал руку своему адмиралу, но не ладонь, а предплечье и локоть. Тот, чуть помедлив он выпрямлялся, принимая прежнюю осанку поняв, что Райнхард не хочет обнимать его за плечи, чтоб не потревожить его раны, вежливо положил свою, и вовремя это движение вызвало столь сильную боль, что Ройенталь против воли вскрикнул.
Не стоило принимать мои попытки важничать столь всерьёз, спокойно сказал Райнхард. Я так же рехнулся после ухода Кирхайса, а тут ещё и сестра меня бросила, вот я и ляпнул чепуху. А ты мог бы извиниться даже после Урваши и ничего этого не случилось бы. Так что оба хороши, знаешь ли. Держись крепче, и пошли.
Мой император, тихо сказал Ройенталь, однако ступая рядом с ним шаг за шагом, это слишком великодушно с Вашей стороны, я недостоин Мне лучше бы вообще не родиться
Молчи, дуралей, сурово оборвал Райнхард, кто бы тогда вытаскивал меня под Вермиллионом, или тебе весь список припомнить? Если твой отец был урод, это не повод воспринимать его слова как истину. А истина в том, что он после таких слов не имеет права называться твоим отцом как и мой, ты знаешь, после чего. Я забрал тебя и у него и у Гольденбаума в тот вечер, когда ты пришёл просить за Миттельмайера, и не собираюсь ничего менять. Так что больше над тобой нет ничьей власти, учти, объявляю это тебе своим именем и именами наших сыновей.
Повинуюсь, мой император, по своей воле, негромко ответил Ройенталь, но после этого пол как-то подозрительно дрогнул. Это оба решили проигнорировать.
Они подошли уже почти к краю пещеры, когда в её проёме возник Трюнихт. Он смотрел на них с насмешливой брезгливостью, но загораживал проход ничем не хуже Шёнкопфа. Ройенталь заметно дрогнул, и Райнхард величественно кивнул ему:
Это уже тоже не твоя забота, тихо. С дороги, господин торгаш, я не желал встречи и сейчас не желаю, жёстко и безаппеляционно прикрикнул он на Трюнихта. Прочь!
Так я же не то, чтобы к Вам, Ваше величество, слащаво до тошнотворности проговорил тот, не двигаясь с места и с нехорошим удовольствием потирая руки, но дело в том, что я несчастная жертва произвола, и с моей стороны вполне логично требовать справедливости, будучи убитым без оружия, и вот я
Если требовать справедливости, хмуро усмехнулся Райнхард, то я скорее заинтересуюсь воплями тех, кого ты толкнул к гибели, заставив воевать против меня и моих вассалов. И тех, кого ты постоянно использовал и бросал на произвол судьбы подробных сведений у меня хватает. И я не демократ, как известно.
Ваше величество также обязаны мне ведь я настоял на отдаче приказа Яну о капитуляции! Трюнихт заметно удивился и потерял значительную часть своей самоуверенности, в его глазах промелькнул страх.
Которого Ян ждал, как воздуха, не желая меня убивать, ага, саркастически продолжил Райнхард. Не лги уж, хоть это и твоя профессия. Ты видел, что Союз обречён, и искал путь выскочить в Империю, только и всего. Я бы сказал, что Ройенталь поступил с тобой максимально вежливо, учитывая все твои заслуги передо мной. С дороги, воплощение бесчестия! Зря я не бросил тебя в толпу, прибыв впервые на Хайнессен.