Циклотимия - Давид Шварц 3 стр.


Два слова в оправдание: вроде, подумаешь, делов-то, двойка. Видали мы Но вот тут загвоздка: не видали мы! Это была первая двойка за годы учебы не только в ВУЗе, а вообще в биографии, мать честная! Не было иммунитета, с-сук-ка. Отличник долбанутый!

Все члены сковал ужас перед неизвестностью. Любовь в душе скукожилась, угнетаемая страхом и стала мелькать в воображении другая Муза Идея Неприятия объекта любви! Какого черта,  подумалось,  я влип! Я влипп! Вляпался! Из-за чего, собственно? Из-за кого, собственно! Она там где-то сидит, радуется, а я а мнеа Шагов ножик на меня точит

Любовь исчезла. Слетела, как с березы лист Испарилась, уступив место шкурной мысли: что делать и кто виноват? А может это и не любовь была? А может это гормоны сыграли свою злую шутку и разлетелись брызгами от ушиба о реальность?

В общем, надо было учить материал!

И началось!

Я был парнишкой толковым. Разбил весь материал на две части и за два дня впитывал его по 18 часов беспрерывной долбежки. Третий день пустил на повторение. От великого ужаса перед страшным Шаговым материал впечатывался в мозг стройно, последовательно и четко. К концу третьего дня я, закрыв глаза, мог вспомнить весь текст без напряга.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

На переэкзаменовку приплелась куча народу, не только из группы, но и со всего потока.

В аудитории стояла мертвецкая тишина, студенты печально смотрели в потолок большими зрачками.

Я глянул в билет и поднял руку.

 В чем дело?  Шагов смотрел мимо меня.

 А можно без подготовки?  выпалил я. В голове моей стоял шорох перелистываемых страниц с формулами.

 Готовьтесь, готовьтесь!  приказал доцент,  что за безответственность?

 Но мне не надо готовиться, я знаю!


Отвечать на первый вопрос я начал сходу, прикрыв глаза. Я считывал из памяти, мысленно перелистывая страницы.

 Так, ну, ну,  прервал Шагов,  давайте второй вопрос!

Тем же манером я переключился на нужную страницу в бешено работающем мозгу и начал тарабанить.

 Так, так, так. Третий!  приказал доцент.

Я отчеканил третий.

 А теперь выдайте мне схемку такую-то и объясните принцип работы!

Я выдал.


Шагов встал, попросил у аудитории внимания и вполголоса сказал:

 Я работаю в вузах вот уже двадцать пятый год. Но сегодня впервые увидел студента с блестящим знанием моего предмета! А посему заявляю вам, что впервые в своей практике я ставлю оценку «отлично» после «неуда», зная, что она идет в диплом! Вот так надо знать мой предмет!

И сел.

В полуобмороке от напряжения я забрал зачетку и негнущимися ногами отмаршировал прочь, подальше от этого жутковатого места.

Эпилог.

1. Через три дня вся информация по предмету выветрилась из головы. Я снова стал нормальным человеком.

2. Любовь затихла, вышибленная, вероятно, более доминантным чувством страха.

3. Больше таких фокусов я не вытворял.

4. Подход к теме любви и женского пола стал более прагматичным и сдержанным, подтверждая чеховскую идею о том, что если в стакан с прокисшим пивом плеснуть чуток скипидару, добавить жженных «Петербургских Ведомостей» и выпить, то будет уже не до любви. Разумеется, чеховские слова я привел по памяти. Не ручаюсь за точность.

Но за смысл ручаюсь головой!

Друг

В конце января 1991 года я ехал на машине друзей из Кармиеля в Хайфу.

Прошла всего неделя, как я попал в Израиль, а новые впечатления разрывали голову. А как же? Январь а на дворе плюс восемнадцать, яркая, броская зелень, цветы невообразимой красоты и никакой, вроде, войны!

В том-то и закавыка, что война шла. Ежевечерне прилетали приветы от маньяка и мы имели сомнительное удовольствие наблюдать в черноте израильского неба инверсионные следы Скада и встречавших его ракет Пэтриот, иногда сбивавших его и тогда мы видели фейерверк от осколков, а иногда пропускавших и тогда он летел дальше, за гору Кармель в Средиземное море.

Очень удивились мои друзья, когда впервые увидев летящий на наши головы Скад, я поднял лицо в обязательном тогда противогазе и крикнул: Привет, Валера!..

Тут вначале надо прочесть следующее:

http://www.livejournal.com/users/artur_s/2004/10/25/


А к Скаду этот мой рассказ имеет отношение вот какое.

Я руководил неким отделом в НИИ, и тематика нашей работы предполагала много электронных разработок, а соответственно, у меня была, кроме секторов-разработчиков, и лаборатория, где изготавливались и собирались блоки электроники.

Как-то звонит Валера, с которым мы до этого долго не виделись оба были заняты по работе.

 Старик,  говорит он мне,  до зарезу нужна такая-то микросхема, не поможешь, у тебя наверняка есть?

Я знал, что эта штучка применяется исключительно в спецтехнике, потому что и сами мы работали в определенном направлении тоже.

 А ты где сейчас?  спрашиваю.

 Так я уже полгода руковожу кафедрой,  говорит.

 Не дам,  говорю.

 Чего так?

 А чего ты не позвал меня обмывать новую должность?


Вот так поговорили. Я ему, естественно, помог с этой микросхемой, и не только. Знал тогда уже, над чем работает Валеркина кафедра, но не думал, что эта микросхема долетит так далеко, аж в Израиль, да по мою душу!

Конечно, в нас летели модифицированные корейские Скады, но ведь базировались они на советских разработках моего друга и, как оказалось, не без моего участия! Круг замкнулся. Философия в действии: Не рой другому яму, в нее свернешься сам!


Через три года после Войны в Заливе я оказался в родных местах, собрал друзей, в том числе и лучшего друга Валеру и поднял первый тост за хреновую работу такой-то кафедры, благодаря разгильдяйству и слабой работе которой я еще жив и пью с друзьями коньяк!

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Через три года после Войны в Заливе я оказался в родных местах, собрал друзей, в том числе и лучшего друга Валеру и поднял первый тост за хреновую работу такой-то кафедры, благодаря разгильдяйству и слабой работе которой я еще жив и пью с друзьями коньяк!

В ответном алаверды Друг не остался в долгу и поднял тост за хреновую материальную базу отдела такого-то из НИИ сяково-то, и в частности, за позорные микросхемы, не позволяющие осуществить нормальное функционирование летательных аппаратов тяжелее воздуха!

Но поскольку эти микросхемы делали не мы, а какой-то дядя из другого даже министерства, то мы здесь были как бы не при чем, а потому осушили рюмки за дружбу, которой нет преград!

После чего пили за упокой доцента Онищенко с каферы химии, который оттоптал своим протезом наши ноги на переэкзаменовке. Дело было еще на втором семестре первого курса. Декан предложил мне и Валере, сдавшим всю сессию на отлично, кроме химии, пересдать четверки, полученные у доцента.

Лето, жара. Мы решили готовиться вместе в общаге. Вытащили химию Глинки, толстенный том и стали учить. Через полчаса устали, высунулись по пояс в окно и стали травить девушек, пролетающих легкой походкой у нас под окном.

 Девочки,  кричали мы,  идите, помогите нам Глинку выучить, мы сами не можем!

Кричали мы так два дня, изредка поглядывая в книжку.

Потом пришли к Онищуку, предварительно договорившись строго: если один не сможет пересдать второй автоматически не пересдает из принципа и из чувства дружбы и товарищества!

У Онищука был протез ноги, которым он все время шуровал под столом, больно задевая ноги Валеры, убранные фактически из-под стола и ближайших пары квадратных метров, во всяком случае, так он мне потом рассказывал. Но этой своей деревяшкой доцент так измучил друга, что тому в голову не полезли химические слова, и он сообщил, что потерял нить, а без нити не может вывести эту важную на тот момент формулу данного реактива.

 Идите,  сказал Онищук и напоследок шваркнул протезом по касательной, достав все же убегавшего Валеру,  зовите вашего коллегу.

Я, увидев скорбную физию приятеля, все понял и решил выполнить дружескую клятву. К тому же, увидев третий вопрос билета с трансурановыми элементами, до которых я не добрался, листая учебник и разглядывая с четвертого этажа общежития девочек, я сказал с прямотой римлянина:  А вот этот вопрос неподъемный для меня. Я лучше пойду!

И пошел, получив напоследок удар палкой по ноге в районе щиколотки.

Мы не пересдали экзамен, но зато друзьями остались на всю жизнь.

До самой Валеркиной смерти.

СветилЫ науки

Все началось с того, что на заводе объединили отделы. Отдел новой техники ОНТ с его разработками на уровне изобретений и отдел нестандартного оборудования ОНСО, занимавшийся текучкой, практически ремонтом, то есть, работой не интересной.

Обе тематики необходимы любому предприятию, но творческий народ рвался в ОНТ, само собой.

Объединение поразило многих, а зав. лабораторией, мудрый Кляйман сказал: «О! Смешались в кучу кони, людиАспушкин был прав»

И началась ерунда, мелочевка и кризис жанра. Работать стало скучно, гадко, то, что называется «потеря профессионального интереса».

И я решил податься в науку. А что? Тематика моя люкс, на взлете, так сказать; статей опубликованных полно во Всесоюзных технических журналах, десяток изобретений, всякие выступления на научных симпозиумах и прочих конференциях, в общем, все как доктор прописал!


Начали!

Хм, а как начать?

И подался я к знакомым ребятам в любимый свой вуз. Эти ребятки недавно защитились и работали на кафедре, на которой я в студенческие времена сделал пару научных работ.

Выложил я им свое добро, то бишь, статьи и авторские свидетельства, на стол. Посмотрели они и сказали: «Дурак ты, братец! Такое добро под жопой держать грешно. Надобно живо оформить, защититься и приходить к нам сюда, а то у нас хребты трещат и бошки лопаются, так много работы!»

Глянул я вокруг, на помещение, где они сидели, на грязищу и беспорядок, на завалы бумаг, посмотрел на синяки под глазами дружбанов, на их серые одежды, и стало мне скучно.

Но они уже воткнули газ, раскрыли свои громкоговорители и затребовали, чтобы я согласился показать свои бумаги профессору Дежневу, который как раз зав. кафедрой и который наверняка меня помнит со студенческих лет, ибо было якобы за что!

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Ладно, зачем друзей огорчать? А потом, я ведь сам пришел напрашиваться, приобщиться к науке, так сказать!


Через денек меня приглашают на аудиенцию. К Дежневу.

 Здравствуйте, коллега, а я вас помню, вы прекрасно выглядите!

 Добрый день, Виктор Викторович! Вы выглядите вообще на миллион! Ничего, что я вас потревожил?

Старику был семьдесят один год. Ясно, что я крепко приврал. Несмотря на розовые щечки и шустрость, он все-таки был стар. Какой там миллион! Ну, на пару сотен он тянул, конечно, но не более того. Дело в том, что профессор был большой женолюб и дамы этим шибко пользовались. Он сходился и расходился только так! Не мог пройти мимо, как говорят. Перед женской красотой ломал все свои баррикады и сдавался на милость.

Назад Дальше