Однако, Нина Петровна, голубушка, вы и правда, весьма бледны, между тем поддержала директрису географ Римма Георгиевна, мне сдается, у вас жар. Вам к доктору нужно.
Нина угрюмо молчала: ее тяготили внимание и сочувствие коллег. Девушка не чаяла, когда прозвенит звонок, чтобы, наконец, от нее отстали. Она через силу встала, принялась рыться в сумке, и вдруг с ужасом поняла: тетрадки, что проверяла вчера, так и остались на кровати! Нина даже за сердце схватилась, к тому же почувствовала, как слезы предательски подступают к горлу.
Нина Петровна, обеспокоенно поднялся, опираясь на палку, историк Соколовский, вам дурно?
«Только при Соколовском разрыдаться не хватало, разозлилась на себя Нина, да где же звонок?»
Но, видимо, выглядела она действительно плохо, потому что учителя, с которыми Нина в общем-то мало общалась, вдруг бросились к ней, тревожно заохали:
Ах, бедняжка, ах, милочка! Присядьте! Выпейте воды! Да у вас, точно, жар!
Женщины засуетились подле Нины, виновница суматохи растерянно моргала. Тут раздался, наконец, звонок, и директору пришлось командовать:
Ах, бедняжка, ах, милочка! Присядьте! Выпейте воды! Да у вас, точно, жар!
Женщины засуетились подле Нины, виновница суматохи растерянно моргала. Тут раздался, наконец, звонок, и директору пришлось командовать:
Все на уроки! Нина Петровна, надевайте пальто и не возражайте не хватало, чтобы вы в обморок упали. А у вас, Михаил Владиславович, урока ведь нет? Вы на машине?
Через минуту Нину, которая уже не могла и не хотела сопротивляться, Соколовский усаживал в свою «Волгу».
При других обстоятельствах девушка, впервые оказавшись пассажиркой в таком роскошном автомобиле, обязательно бы внимательно рассмотрела все внутри, но сейчас обессилено откинулась на высокое сиденье и закрыла глаза.
Нина Петровна, а давайте-ка, я вас в больницу отвезу, откуда-то издалека донесся голос историка, у меня там друг фронтовой работает, прекрасный врач.
Нина очнулась и сказала чужим хриплым голосом:
Нет, не нужно. Все хорошо это просто простуда.
Ничего хорошего я в этом не вижу, не согласился Михаил Владиславович.
Она слушала в пол-уха: головная боль и слабость не давали возможности сосредоточиться на словах собеседника. Нина вяло думала о том, что раз ее отпустили с работы, можно пойти к Марусе, а еще лучше поехать к Надежде в деревню. Тут девушка огорченно вздохнула, вспомнив: не позвонила Марусе на фабричную проходную.
Вы уверены? между тем допытывался Михаил Владиславович, вдруг не простуда? Ведь вчера вы уходили с работы вполне здоровой.
Простуда, через силу выговорила Нина, я ночью бегала по лужам в рваных калошах и промочила ноги. А дверь не закрыла все тепло ушло.
Соколовский удивился:
Прошу прощения, Нина Петровна, я не совсем понял, что значит эта фигура речи: бегала по лужам в рваных калошах?
Если бы фигура речи прохрипела Нина: горло разболелось не на шутку.
Не хочу показаться назойливым, но не могу не спросить: зачем же вы бегали по лужам в рваных калошах да еще ночью?
Нина не хотела никому ничего говорить о случившемся. Тем более Соколовскому. Этому человеку она за три года десяти слов не сказала, вообще боялась его насмешливого тона, высокомерного, всегда несколько недовольного выражения породистого лица и считала историка тщеславным гордецам, сильно подозревая, что ее, Нину, он вообще не воспринимал как учителя и за человека не считал. Она робела даже смотреть на него лишний раз, не то, что вступать в беседы.
Но сейчас Соколовский ждал ответа, и Нина неожиданно для самой себя пробормотала:
У меня муж пропал.
Михаил Владиславович остановил «Волгу», повернулся к Нине:
Как пропал? В каком смысле?
Девушка помедлила секунду, потом прошептала:
Не пришел ночевать.
А-а-а. Бывает.
Михаил Владиславович завел машину она мягко тронулась и вновь покатила по почти пустой улице.
«Почему Соколовский не изумился? То есть, если муж не пришел ночевать это, по его мнению, обычное дело?» подумала Нина с некоторым, впрочем, довольно вялым, негодованием.
Она потерла виски и горевший лоб, спросила:
Товарищ Соколовский, вы думаете, где мой муж?
Конечно, Нина в другое время историку постеснялась бы задавать такой личный вопрос, да и вообще какие бы то ни было вопросы. Но то ли температура, то ли события ужасной ночи лишили ее страха, однако Нина хотела непременно услышать мнение коллеги.
Почему вы меня спрашиваете? не понял Соколовский.
Вы человек с опытом, фронтовик, орденоносец, герой войны, пробормотала Нина.
Но, Нина Петровна, мой опыт и героизм тут совершенно не причем: я не имею чести знать вашего супруга и не могу сказать, где он проводит, простите, ночи.
Нине показалось, что голос собеседника звучит где-то далеко, будто уши ее заткнуты ватой. Однако она ухватила смысл и, удивляясь своей смелости, сурово возразила:
Саша всегда ночевал дома. Это случилось впервые за три года. Он и вчера вечером стоял возле забора, только потом куда-то делся.
После этой речи она устала от боли в горле, от дерзкого порыва закрыла глаза.
Может, он у каких-нибудь друзей или родственников, предположил Соколовский.
Нина покачала головой:
У Саши нет никого: он детдомовский. Родители погибли на войне.
Девушка хотела еще добавить, что родственники есть у нее, но вдруг ей стало все равно, да и каждое слово давалось с трудом.
Я могу чем-то помочь? Нина Петровна?
Девушка хотела еще добавить, что родственники есть у нее, но вдруг ей стало все равно, да и каждое слово давалось с трудом.
Я могу чем-то помочь? Нина Петровна?
Наверное, Нина совсем неважно выглядела с закрытыми глазами, потому что Михаил Владиславович стал обеспокоенно звать ее:
Нина Петровна! Нина Петровна? Ниночка! Очнитесь!
Нина от изумления, что ее назвали «Ниночкой» разлепила глаза.
Как вы меня напугали! говорил где-то сбоку историк, все-таки я отвезу вас в больницу. Вам плохо.
Нет, домой, с трудом проговорила Нина и махнула рукой направо, вот туда в проулок.
У калитки, до которой она едва доволочила ноги, Нина поблагодарила коллегу и принялась прощаться, но Соколовский не допускающим возражения голосом сказал, что проведет ее до двери. Он оказался прав: без посторонней помощи Нина вряд ли благополучно добралась бы до дома по дорожке из криво положенных кирпичей. Даже тяжелый амбарный замок открыл Михаил Владиславович, пока девушка, дрожа, сидела рядом на мокрой лавочке.
Комната встретила холодом. Нина рухнула ни кровать, совершенно забыв о своем нежданном провожатом, и потеряла связь с реальностью.
Когда она очнулась, не поняла, сколько прошло времени.
Больше горячего питья нужно, сказал вдруг у нее над головой мужской голос.
Нина испуганно распахнула глаза у кровати стояли люди в белых халатах.
Что со мной? спросила девушка, но очень тихо, так что ее никто не услышал.
Тут нет туалета, вдруг всплыл откуда-то голос историка.
«Туалет есть, во дворе», хотела объяснить Нина, удивившись, откуда взялся Соколовский, но вновь провалилась в небытие.
Очнулась Нина под вечер, увидела розовый свет у стола. Она рассматривала комнату и вспоминала события прошедшего дня, потом ощутила, что в комнате тепло, и поняла: печь кто-то топит.
Саша! воскликнула она и попыталась встать.
Куда?! Куда, голубушка? раздался крик, и к Нине бросилась круглая толстая женская фигура.
Через мгновение девушка познакомилась с тетей Лидой нянечкой из больницы, миловидной пожилой женщиной, выпила горький порошок и кружку горячего сладкого чая с лимоном, а потом еще одну с малиновым вареньем. Тетя Лида намотала ей на шею компресс, приговаривая:
Ты, деточка, отдыхай, спи: сон-то, как известно, лучшее лекарство. Доктор сказал, ничего страшного: простуда, жар. Застыла ты в своей избушке, холодно у тебя. Но Михаил Владиславович печь-то затопил
Кто? не поверила своим ушам Нина.
Ну, как кто? прищурилась тетя Лида, представился коллегой.
Нина наморщила лоб и вспомнила:
Да, мне плохо стало на работе он меня довез. А вас, что, товарищ Соколовский вызвал?
Прилетел в больницу перепуганный что ты! Бегом Егора Иваныча это доктор товарищ его, меня в машину. Говорит: «Девушка очень болеет простуда да плюс потрясение!» За пять минут доехали. А что за потрясение-то у тебя приключилось?
Нина поняла: Саши так и не появился. Говорить о муже Нина не могла: боялась истерики, которая комочком притаилась где-то в глубине живота.
Что за лампа у вас? указала она на стол.
А это тоже он доставил. Абажур-то какой красивый! Да еще всего привез, мотнула головой в сторону кухни сиделка.
Кто? уже предполагая, что услышит в ответ, настороженно спросила Нина.
Да Михаил Владиславович же, товарищ Соколовский. Продуктов разных, чаю, лимонов, шоколаду купил. Да вот велел дежурить возле тебя.
Нина устало закрыла глаза. Коллегу она знала как человека умного, но сурового и даже злого. Ученики историка побаивались, да что ученики! Нина сама неловко чувствовала себя под его колючим взглядом и опасалась иронично-язвительных фраз даже не к ней обращенных. С Ниной историк почти не общался. А вот ведь как оказалось: продукты, врач, сиделка даже печь затопил! Конечно, очень неловко получилось, ведь он совершенно чужой человек. Но это хорошо, когда люди оказываются лучше, чем ты о них думал.
Нина размышляла подобным образом, но в глубине сознания все время ноющей занозой сидела мысль о Саше. Где он, куда пропал? Что делает, думает ли о своей жене? Истерика вдруг решительно пошла в наступление, устав сидеть тихо, слезы неудержимым потоком потекли по щекам. Нина старалась не всхлипывать, чтобы не привлечь внимания нянечки, которая, примостившись у стола, что-то вязала, водрузив на нос очки.
Но слезы все лились, и рыдания Нины тетя Лида все-таки услышала. Но, к счастью, ни о чем не стала расспрашивать, подала носовой платок, принесла горячего чая и только вздыхала сочувствующе.
Мне нужно съездить к сестре, утерев глаза, сказала Нина, тут недалеко: одна остановка трамваем, общежитие фабрики «Заря».
Но нянечка замахала руками:
Ты в своем уме, голубушка? Пневмонию захотела? У тебя температура.
Но мне нужно, упрямо твердила Нина.
Вот приедет Михаил Владиславович, он и решит.
Нина озадаченно умолкла. Что значит «приедет Михаил Владиславович»? Но она устала от препирательств, от слез и переживаний, да и горло все еще побаливало. Глаза ее закрывались, тело просило отдыха.