Я на фронте в разведке служил, потом много лет в уголовном розыске, меж тем продолжал Михаил Владиславович, а это что-нибудь да значит. Да и Лариса поможет: проконсультирует как специалист.
Вы о ком? не поняла Нина.
Лариса, Лариса Андреевна Наумова. Я вам говорил подполковник милиции.
Нет, вы сказали товарищ. Товарищ, выходит, женщина?
Вы логически мыслите, рассмеялся Соколовский.
Нина, наверное, впервые услышала по-мальчишески звонкий смех коллеги и ей самой захотелось улыбнуться.
Соколовский распахнул дверцу и, прихватив с собой трость, вылез из машины. Нина, представляя неведомую красивую женщину в форме, спросила, словно невзначай:
Тоже одноклассница?
Товарищ я же сказал.
«Ну, ладно. Товарищ так товарищ, лишь бы помогла», подумала Нина.
Куда мы приехали? разглядывая уютный двор, поинтересовалась она.
Я живу в этом доме. Приглашаю вас зайти в гости.
Вечер среды. Пропажа
Нина не ожидала такого поворота событий. Ни в какие гости она, конечно, не собиралась заходить. Стояла, осматривалась вокруг: вот на старых скамейках греются в прощальных лучах октябрьского солнышка старушки, в центре дворика качели, справа, под толстой акацией песочницы, в которых копошатся малыши, слева клумбы с розовыми кустами, на которых еще держались потемневшие круглые листья и завядшие бутоны, в глубине двора деревянные гаражи и сараи.
Я живу в этом доме. Приглашаю вас зайти в гости.
Вечер среды. Пропажа
Нина не ожидала такого поворота событий. Ни в какие гости она, конечно, не собиралась заходить. Стояла, осматривалась вокруг: вот на старых скамейках греются в прощальных лучах октябрьского солнышка старушки, в центре дворика качели, справа, под толстой акацией песочницы, в которых копошатся малыши, слева клумбы с розовыми кустами, на которых еще держались потемневшие круглые листья и завядшие бутоны, в глубине двора деревянные гаражи и сараи.
Красивый старинный двухэтажный дом находился в глубине двора. Нина обратила внимание на замечательные окна: наверное, метра два высотой.
Нина Петровна! окликнул девушку Соколовский.
Спасибо за приглашение, товарищ Соколовский, но я здесь подожду, отозвалась та, присаживаясь на скамью, подышу воздухом.
Соколовский настаивать не стал. Вернулся он быстро, впереди себя неся довольно большую и, видимо, тяжелую коробку.
А сейчас куда? усаживаясь в «Волгу» и уже привычным движением мягко захлопывая дверцу, спросила Нина.
Отвезу вас домой: отдохнуть, пообедать. Потом, если вы не против такого спутника, как я, поедем в деревню, к вашей сестре Надежде.
Мне так неудобно вас нагружать своими проблемами!
Нина говорила совершенно искренне, однако в глубине души обрадовалась возможности поехать в деревню на автомобиле. Автобус в Крутово ходил раз в день, отправляясь от центрального автовокзала, который находился на другом конце Кипелова. К тому же автобус не заезжал в село приходилось топать километра полтора пешком. Правда, иногда Иван или Надя встречали сестер тогда кобылка, что Надежде дали в колхозе, запряженная в телегу или сани (в зависимости от времени года) не спеша везла пассажиров по проселочной дороге, позволяя любоваться сельскими пейзажами. Но сегодня тряская телега не прельщала полубольную девушку, да и вообще в будний день кобылка занята вместе со своей хозяйкой. Также не радовала перспектива ждать попутную машину неизвестно сколько, хотя именно таким образом Нина и Маруся чаще всего добирались до Крутово. А ведь потом предстоит обратный путь Нина вернулась бы в Кипелов только вечером. На машине же можно управиться за полчаса, что уйдут на дорогу, а спросить, не приезжал ли Саша дело минуты.
Соколовский вызвался провести Нину до двери и зачем-то потащил с собой коробку. «Наверное, там что-нибудь ценное, решила Нина, не хочет в машине оставлять».
Идя к своей пристройке, девушка подумала, что можно съесть: в доме лишь остатки принесенных вчера Соколовским вкусностей. Нина шагала по вкопанным в землю бурым кирпичам и вспоминала: если она задерживалась на работе, Саша готовил ужин к ее приходу. Не бог весть что: варил картофель или кашу, которая у него всегда подгорала.
Нине так хотелось войти в дом и увидеть мужа, его задумчивые голубые глаза, мягкую улыбку! Она ускорила шаги, но замерла в нескольких метрах от двери: на ней висел замок.
Соколовский без приглашения прошел в комнату, поставил на табурет коробку и принялся прощаться.
А это что же? ткнула Нина пальцем в картонную тару, зачем вы оставляете?
Это ваш обед, заявил Михаил Владиславович, пятясь к выходу.
Нет, нет, замахала девушка руками, не нужно! Я вам и так должна за продукты и сиделку. Вот, кстати, сейчас и отдам.
Нина рванулась в комнату, выдвинула ящик комода. Там, в старом кисете, что отец Нины привез с войны, молодая семья хранила свои мизерные запасы. Денег оставалось немного, но и немало за квартиру заплатить плюс на расходы, но Нина не знала, сколько она должна Соколовскому и переживала: вдруг не хватит?
«Да где же он?!» шарила Нина по углам ящика. Кисет не находился. Она принялась перерыла белье в другом ящике, потом бросила бесполезные поиски, села на стул, почему-то почувствовав смертельную усталость.
Нина Петровна, тихо окликнул ее Соколовский, о котором Нина как-то забыла, а что случилось?
Ничего, пробормотала она, все хорошо только кисета нет и денег нет.
Девушка, сбиваясь, рассказала о пропаже.
Даже не думайте об этом, отмахнулся Соколовский, пожалуйста, обедайте и отдыхайте. Я через два часа заеду к вам. Или через три?
Но куда он делся? не отвечая, растерянно спросила Нина, деньги ладно, но кисет отцовский
Она боялась: сейчас Соколовский спокойно скажет, что деньги, конечно, взял Саша. Этот вывод казался самым логичным.
Она боялась: сейчас Соколовский спокойно скажет, что деньги, конечно, взял Саша. Этот вывод казался самым логичным.
Но Михаил Владиславович пожал плечами:
Засунули куда-нибудь. Потом отыщете среди вещей, вы ведь там, как я понял, деньги храните?
Нина отрешенно кивнула да, да, конечно, сама куда-то задевала.
Найдете, уверенно заявил Соколовский, непременно. У меня так часто случается.
Нина опять закивала, хотя у нее так никогда не случалось.
А сколько, вы говорите, пропало денег? спросил Соколовский, который ушел за перегородку и чем-то там гремел.
Двадцать пять рублей, кажется, прошептала Нина.
Она поднялась, наконец, пошла в кухню, привлеченная деятельностью гостя.
Что вы делаете?
Обед выгружаю, показал Соколовский на блестящие мисочки разной величины, тут второе и суп.
Я пока не могу с вами рассчитаться, но скоро ведь зарплата я все верну.
Конечно, с готовностью согласился Михаила Владиславовича, мне не к спеху. Живу один как перст, так что помочь вам мне совсем не сложно. Отдадите, как сможете.
Девушка вдыхала аромат котлет, исходящий от одной из кастрюлек, и радовалась, что Соколовский не стал отказываться от денег его отказ, наверное, унизил бы ее.
Нина вышла проводить коллегу на крылечко. Прищурившись, глядя в лазурную высь, она тяжело вздохнула: на фоне прекрасной теплой погоды ее беда казалась еще страшнее.
Не вздыхайте вы так, Нина Петровна. Все образуется, супруг найдется.
Найдется? Вы так говорите, словно он не ушел, а потерялся.
Присев на деревянную, когда-то синюю, а теперь облезлую лавочку, присоседившуюся к облупленной стене, Нина негромко заговорила:
Маня решила, будто у Саши появилась женщина. Я теперь тоже ничего другого просто не могу предположить остается только согласиться с сестрой.
Нина произнесла эту горькую правду, но, к удивлению, такой щемящей острой боли в сердце, как вчера, не ощутила.
Но в глубине души я понимаю: история с красоткой не про Сашу. Не потому, что я такая хорошая, вовсе нет. Просто он не такой.
А какой? спросил Соколовский, присаживаясь рядом на краешек лавочки.
Нина пожала плечами. В самом деле, чужому человеку трудно объяснить, почему ты не веришь в измену мужа, хотя она очевидна.
Саша чудесный муж. Знаете, он очень хорошо ко мне относится, жалеет меня.
Счастливый человек ваш супруг: жалеет и уже чудесный, язвительно заметил историк.
Он помогал по хозяйству, упрямо продолжала Нина, стараясь не обращать внимания на ехидство собеседника.
Да? оглядывая маленький дворик, с сомнением в голосе проговорил Соколовский, что же он делал?
Двор выглядел уныло: старый колодец, ветхий серый штакетник, деревянная уборная под старым тополем, низкий, накренившийся сарайчик, где хранились дрова. Единственным ярким пятном являлась клумба, на которой еще цвели розовые хризантемы.
Дрова рубил, воду носил, перечисляла Нина, к маме со мной ездил. Там, в деревне, дел тоже немало: огород, ремонт. Дом у мамы совсем старый.
Так он и у мамы вашей может находиться?
Не может: у нас так не принято, чтобы без меня ездить. Да и с чего бы вдруг в рабочее время он отправится куда-то? Хотя он же на завод не ходит
А скажите, вы накануне не ссорились? поинтересовался Соколовский.
Мы вообще не ссорились. То есть не ссоримся.
Это хорошо. Просто замечательно, когда в семье все прекрасно.
Почему-то эта оптимистичная фраза прозвучала совсем не радостно. Нина взглянула на собеседника: тот продолжал осмотр двора. Девушка вздохнула: наверное, ужасно выглядит ее быт со стороны. Однако Нина раньше этого не замечала убогим дворик показался ей только сейчас.
Ладно, Нина Петровна, я вас покину, Михаил Владиславович поднялся, вы отдыхайте.
Нина вернулась в комнату и, усевшись на кровать, уставилась на комод в напряженном внимании, словно надеясь получить ответы на свои вопросы от старой облезлой мебели. Куда делся кисет из коричневой кожи, украшенный цветком: тоненькая проволочка-стебель из чистого золота, три серебряных серых листочка, а в середине красно-коричневая медная пуговица? В детстве Нина играла с отцовским подарком, рассматривала красивый цветок, вышитый серебряными и золотой проволочками, крутила выпуклую пуговицу. Постепенно кисет стал хранилищем для «сокровищ»: бусинок, фантиков, монеток. Петр Миронов не дожил до пятидесяти лет: умер от последствий тяжелых ранений, когда Нине исполнилось десять. Кисет остался у младшей дочери в память об отце, которого она так мало знала.
Теперь Нина страшно расстроилась, непонятно, из-за чего больше: что осталась без денег или что кисет исчез.