Воистину! поддержал русобородый. Чего искать в мире сем доброго? Суета суетствий и всяческая суета. Побежим, идеже есть всех веселящихся жилище. К Тебе, Господи, возведох очи мои, Живущему на небеси
Прямой перестал понимать, о чем идет речь. Тем временем старец, явно обращаясь к Кабану, сказал:
И ты, брате Романе, напитайся благим примером от сродника своего, также прежде человека мирскаго Романа боярина. Имей же Господа в сердце и во устах, и Господь исправит пути твои и даст ти ум идти право и зрети истину. Приими благословение, брате
Кабан встал, подперев потолок, и Прямой отметил, что одет он, действительно, странно: в длинную, до колен рубаху, широкие штаны, заправленные в коротенькие желтые сапожки с острыми носами. Но самое удивительное: Кабан был при окладистой русой бороде такую растить месяца два-три, не меньше. Он повернулся к старцу и, склонив голову, сложил огромные свои ладони ковшом, а старец перекрестил его, пригнул к себе за богатырские плечи и поцеловал в лоб. Тут Прямой отметил еще одну странность: комната была наполнена каким-то совсем необычным золотым светом, явно не от свечи, и, тем более, не от ночника. Ему пришлось повернуть голову назад, чтобы разглядеть, что странный свет исходит от висящей в углу иконы Николая Чудотворца. Теперь икона стала золотой и сияла, как маленькое солнышко, испуская необыкновенные лучи. Что-то во всем этом было не так. «Это сон? вдруг догадался Прямой. Сон?» Он попробовал встряхнуться, чтобы проснуться, но вместо этого заметил, что все четверо мужчин внимательно смотрят на него, а старец при этом крестит его и что-то шепчет.
Да ну вас! закричал Прямой и замахал руками, а потом, и вправду, пробудился
* * *
Когда утром он пробудился, комнату заливал свет. Снятая светомаскировка была аккуратно уложена на пол, а Кабан отсутствовал. Вокруг ничего не переменилось: тот же стол, стулья и все та же пыль и копоть на старой иконе «Странные, однако, здесь снятся сны», подумал Прямой и увидел входящего в комнату Кабана. Не выбритое по обыкновению лицо, тяжелая поступь, цивильная одежка никакой связи с давешним сном. «И спрашивать нечего!» отогнал дурную мысль Прямой и попросил о самом насущном:
Мне надо в сортир.
Лады, миролюбиво ответил Кабан.
После обычной процедуры с браслетами, они вышли во двор. Солнце едва вылезло из-за лесной кромки, но уже вспучилось, будто примерилось сразу прыгнуть в зенит. Растерянное бледно-голубое небо явно не знало, чем прикрыться от надвигающейся жары: во всю небесную глубину не наблюдалось ни единого облачка. Да и ветра совсем не ощущалось. Быть жаре! Но пока еще веяло прохладой, и можно было вздохнуть последнюю по-рассветную свежесть, увы, уже ускользающую из пор земли вверх незаметными прозрачными струйками.
Прямой потянулся во всю свою ширь, хрустнув затекшими за ночь суставами, мог бы и еще шире, но металлический браслет, будь он неладен, приковывал к пышущей утробным жаром Кабаньей туше. «Все равно хорошо. Хо-ро-шо!» Он огляделся. С крыльца открывался чистый прямоугольник двора квадратов на двести, слева ограниченный двумя сараями, с покосившейся кабинкой туалета меж ними, а справа и во фронт дощатым двухметровым забором с тремя рядами колючей проволоки по верху. Прозрачные створки ворот перекрещенные той же «колючкой» прямоугольники из бруса были закрыты, и за ними просматривалась дорога, поле и лес. По правую руку от крыльца шатровая поленница березовых дровишек, подле нее скамейка, а на ней два все тех же вчерашних мужика с «кипарисами». Они покуривали и равнодушно глядели на пленника. А у самого крыльца их, улыбаясь, поджидал водитель знакомого «каблучка». Его юное, чисто умытое, лицо лучилось смехом:
Здравствуйте, Сергей Григорьевич, как вам у нас?
Да кисловато у вас, братан, попытался сделать строгое лицо Прямой. Он хотел разозлиться, но почему-то это никак не выходило, и рот его, того и гляди, готов был растянуться в глупой ухмылке. Он стиснул зубы, но глазами все равно невольно улыбнулся и пошутил: С какого возраста в вашу кодлу принимают? После семилетки? Или надо школу рабочей молодежи окончить?
У нас, Сергей Григорьевич, наставительно ответил юноша, все согласно устава и правил внутреннего распорядка. Нарушений ни-ни!
Ну что, Охотник, спросил Кабан у парнишки, в сортир-то его можно или так пускай?
Нехай идет. Кто портки ему стирать будет?
«Дела! подивился Прямой. Значит юный Охотник тут важная фигура? Ну ладно, будет время и с ним потолкуем».
Отстегнутый от Кабана, он зашел в ветхую уборную, в которой, однако же, было идеально чисто. «Работают здешние шныри!» отметил он с удовлетворением. Он не торопился, да и Кабану за дверью спешить было некуда. Вдруг явственно донесся шум приближающегося автомобиля.
Эй, быстро наружу! зашипел в дверь Кабан.
Нет, пусть уж теперь сидит, запретил Охотник, заметить могут, близко уже.
Прямой приник к щели в стене и увидел, что к воротам подкатил ментовский желто-канареечный УАЗик. Охотник уже выходил на встречу, а только что сидевшие на скамейке парни с «кипарисами» словно растворились во дворе. Однако взамен появился некто новый в военной форме фуражке с зеленым околышком, погонами прапорщика и штатной кобурой на портупее. Он лениво маячил за спиной у Охотника, а тот что-то спокойно объяснял двум, подошедшим к воротам рослым ментам. У самой машины стояло еще двое с укороченными АКМ-ами. Серьезная, однако, команда. Двое у ворот настойчиво пытались войти, но Охотник незыблемо стоял у них на пути: он был спокоен, вежлив и непреклонен. Менты потолкались еще пару минут, помахали руками и убрались, обдав Охотника сизым вонючим выхлопным дымком УАЗика.
Кабан тут же вломился в сортир, выдернул Прямого наружу и защелкнул замок браслета.
Вот ведь оказия, ворчал он, и откуда здесь менты? Не должно их тут быть.
Чего кипешуешься? спросил Прямой. Это ж ваши смежники, товарищи по оружию?
Всяко бывает начал Кабан, но одернулся, Тебе-то что, твое дело арестантское. Лады?
Они наскоро позавтракали, запив сухие печенюшки стаканом растворимого кофе. Кабан был серьезен, собран и молчалив. Он что-то выискивал во всех углах комнаты и складывал в большую пятнистую сумку-трансформер. Занавески были откинуты, и Прямой видел, что во дворе тоже суматоха, и в ней задействованы все знакомые персонажи, включая прапорщика плюс еще двое-трое незнакомых людей в камуфляже. Откуда-то, наверное, из дальнего сарая, был выкачен знакомый обшарпанный «каблучок», и в него сообща закидывали какое-то оборудование, сумки, узлы, свертки. Руководил всем Охотник. «Да, он тут, действительно, шишка!» еще раз подивился Прямой. Опять донесся шум мотора и вскоре появился черный джип «Чероки» с тонированными стеклами. Ворота для него тут же открыли. С водительского места выскочил следователь Генрих Семенович и о чем-то заспорил с Охотником. «Нет, отметил Прямой, есть все-таки и над нашим юнцом начальники». Генрих Семенович отдал несколько коротких команд, так что все забегали еще быстрее, а сам вскочил на крыльцо. Через секунду он уже был в комнате и, поздоровавшись, сделал несколько нервных кругов вокруг пленника, потом махнул Кабану, чтобы тот вышел.
Ладно, сказал он присев напротив Прямого, ситуация меняется и, надо отметить, не в лучшую сторону. У нас экстренная эвакуация.
Это у вас, раздраженно поправил Прямой, у меня все по-старому. И с чего кипеж? Ну, были какие-то менты да и хрен бы с ними. Задергали вас на спецподготовках. В натуре, рамсы попутали!
У нас, у нас, торопился Генрих Семенович, пропустив, кажется, всю тираду Прямого мимо ушей, а у вас даже более, чем у прочих. Теперь вы тут главная фигура. Времени совсем нет, поэтому открою карты. Я знаю, Сергей Григорьевич, что у вас есть черный атташе-кейс, который вы получили примерно полгода назад от некоего доверенного лица Герасимова Николая Кузьмича. Я не буду вас спрашивать, что находится в этом аташе-кейсе, думаю, что вы этого тоже не знаете. Но это, поверьте, и лучше. Мне пока не известно, где вы его схоронили. Дня через два-три узнал бы, но возможно их у меня и не будет.
В двух словах о том, что все же вам знать необходимо. Айболит в последнее перед арестом время был вовлечен в крутую финансово-политическую аферу, связанную с Северным Кавказом. Наверное, и не рад был, что влез, хотя теперь ему уже все равно. Так вот, все здесь в одной куче финансовые потоки, лоббирование в парламенте, прессинг общественного мнения через масс-медиа, оружие, война компроматов. Участников много, но у всех, кроме отсутствия совести, есть еще нечто общее взаимная ненависть. Все участники этой игры ненавидят друг друга и готовы в любую минуту сожрать.
Компроматы готовят все на всех, но стоят они по-разному. Иного могут просто пожурить, за то, что он подонок, убийца и предатель, а иного же и наказать, сильно наказать или, по крайней мере, лишить возможностей жить в свое удовольствие. К Айболиту попали, возможно, даже что и случайно, опасные компроматы на очень влиятельных людей из Москвы это люди бизнеса, люди масс-медиа и люди государственной власти. Айболит сплавил их вам на хранение, понимая, что это похуже, чем бомба. А вы его должничок, и далеки от всех этих грязных игр, так сказать правильный провинциальный бандит. Одно могу сказать теперь кое-что изменилось, и вы тоже в игре. Противник у нас сейчас очень серьезный. Те ваши неприятности в Крестах, от которых вас отмазал Айболит это детский лепет. Где его авторитет? Пшик: заточка в сердце и нет Айболита. Против нас же напирает машина
Но ведь вы спецслужба, удивился Прямой. Кто может на вас наезжать?
Да, мы часть этого механизма, устало пояснил Генрих Семенович, смею вас уверить не худшая часть. Но только в структуре ФСБ действуют тринадцать подразделений: и Департамент контрразведки, и Департамент по борьбе с терроризмом, и Управление по разработке ОПГ, ну, и прочие. Это огромная машина, в которой крутятся до сотни тысяч только штатных сотрудников, она стучит, работает, и ее, знаете ли, можно даже использовать втемную, что бы задавить человека, который кому-то неугоден.
Так значит, вас свои же менты и мочат? криво усмехнулся Прямой. У нас хоть понятия, а у вас? Бардак!
Все сложнее, и, одновременно, проще. С одной стороны, некоторый каннибализм неизбежен он есть часть саморегуляции системы; с другой стороны, есть отдельные элементы, которые, номинально являясь ее частью, уже фактически таковыми перестали быть, так как давно перестроились на самоудовлетворение. Раньше это называлось весьма просто предательство. Но теперь у предательства есть много личин гласность, демократия, свобода слова, плюрализм и так далее. Под такую сурдинку можно продать, что угодно Опять же, есть пирамида власти. Это сотни и тысячи нитей, которые выползают из всех управленческих коридоров, коридорчиков и тупиков, перемешиваются в огромный сумбурный клубок, безобразно шевелящийся, трясущий полномочиями, во все вмешивающийся и отдающий приказы Но об этом не сейчас. Сейчас запоминайте номер телефона, по которому в экстренном случае вам следует позвонить. Вам нужно обязательно передать этот кейс тому, кто вам ответит. Обязательно! Иначе его все равно найдут, с большой кровью, но найдут, и вам после этого, поверьте, никак не удастся остаться в живых.