Я снова вырываю руку и старательно ее разглядываю. Порез затягивается на глазах. Вот от него остался свежий уродливый шрам, а через пять минут розовая полоска.
Парень вскидывает руку с часами и смотрит на них.
Десять минут ушло на малюсенький порез. Продолжим ставить опыты?
Нет! возмущаюсь я. Не хочу. Давай просто найдем этого загадочного Бориса, чтобы он объяснил мне, почему вместо школы для индиго я помню путешествия с родителями. А после забудем все, как страшный сон, а папку сожжем.
Люди обходят нас стороной и перешептываются. Окровавленный Эдик и вся испачканная в грязи, траве и пыли я. Отличная картина. Как еще полицию не вызвали.
Эдик поджимает губы. Мой план ему явно не нравится. Он бы с большим удовольствием продолжил бы резать меня ножиком, проводя эксперименты, чем пошел искать этого неизвестного Егорова.
Только в мои планы опыты над собой не входят. Вытягиваю из-за пазухи лист с информацией на Бориса. На фотографии мальчик лет шести с вздернутым носом и вьющимися волосами. Глаза синие. Неудивительно. Смотрю на дату рождения. Сейчас ему должно быть чуть больше, чем мне. Его, наверное, даже не узнать теперь.
И где он живет? Эдик вырывает у меня из рук листок, даже не давая прочитать первых строк.
Сам и скажи, я даже про силы не успела узнать, обиженно складываю руки на груди и пытаюсь заглянуть через плечо Эдика в лист.
Знаешь, вдруг произносит парень, резко развернувшись ко мне. Давай съездим завтра? Мы так устали сегодня. Такой стресс. Ведь этот Борис от тебя никуда не убежит.
Я бы очень хотела согласиться с Эдиком, ведь его слова показались мне разумными, но все равно возражаю. Наверное, у меня уже выработалась привычка делать все ему наперекор.
Помню, как полгода назад мне ужасно не хотелось идти на каток, на который нас с огромным энтузиазмом пыталась затащить Крис. Она-то кататься обожает, а я не люблю ни холод, ни лед. И вообще зиму терпеть не могу. Лучше буду умирать от жары, чем мерзнуть на улице. Иногда мне кажется, что я действительно должна жить где-то в Египте.
Нет, и быть такого не может, чтобы все мои путешествия с родителями оказались ложными воспоминаниями. Ведь они так реальны. Помню этот обжигающий лицо сухой воздух, припекающее солнце. И разогретый песок пустыни, на котором можно яичницу жарить. Это все слишком реально, чтобы быть плодом воображения.
Я всячески тогда пыталась увильнуть от похода на каток, но когда Крис сообщила, что Эдик тоже не хочет идти, у меня тут же проснулся интерес к фигурному катанию. Назло ему даже удалось получить удовольствие от процесса. И что самое удивительное, я даже не упала, хотя с моей координацией могу споткнуться на ровном месте.
И сейчас, хоть я и чувствую себя абсолютно истощенной, еле передвигаю ноги, но мне не хочется уступать своим принципам. Кто, как ни я, должен возражать этому самонадеянному парню.
Возможно, ты прав, начинаю, давая ему надежду, а потом резко отвечаю. Но не дождешься. Идем сегодня. Сейчас.
Эдик ничего не говорит, только обиженно вздыхает, словно я испортила ему грандиозные планы на этот вечер. Только куда ему идти? Крис убийца-психопат, наверняка будет поджидать его дома. Если честно, то я даже не представляю, как мы будем дальше жить? Она знает адреса. Даже если Эдик снимет себе квартиру на другом конце города, мне деваться некуда. Крис найдет меня.
Хочу открыть рот, чтобы задать интересующий меня вопрос, но Эдик снова вздыхает, машет на меня недовольно рукой, словно прося заткнуться.
Пошли. Автобус, он сильно раздосадован моим отказом. Мог бы и догадаться, что я все делаю ему наперекор. Хотел бы не ехать сегодня, предложил бы обратное.
В удручающей тишине мы едем до метро. Каждый делает вид, что не замечает другого. Но я даже рада, что Эдик не пытается меня разговорить. Я пытаюсь справиться с эмоциями. Эти люди, дети, которые только недавно показывали нам свои способности, они теперь все мертвы.
Дышу глубоко, стараясь унять чувство вины и подступившие слезы. Отворачиваюсь от Эдика к окну, чтобы он не увидел покрасневших глаз. Ему свои слабости я показывать не собираюсь. Подступающая истерика душит, но я продолжаю с ней бороться. Сжимаю кулаки, чтобы ногти впивались в ладони. Внешняя боль должна хоть немного заглушить внутреннюю.
«Пожалуйста, пусть хотя бы некоторые дети успели спастись и спрятаться где-нибудь», молю я высшие силы. Но подействовали ли мои молитвы, я никогда не узнаю.
К моменту, когда мы заходим в метрополитен, я уже могу контролировать свои эмоции. И все переживания постаралась запрятать как можно глубже. В самый дальний уголок мозга.
Пока мы спускаемся на эскалаторе вниз, я понимаю, что не имею ни малейшего понятия, куда мы едем. А затем меня осеняет, что вся информация по-прежнему находится у Эдика.
Ты когда мне папку отдать собираешься? интересуюсь я.
Ты еще маленькая, чтобы такие важные документы носить, огрызается он, вставая на край платформы. Я даже зубами начинаю скрипеть от злости. Стоит тут весь такой роковой и спокойный, словно мраморная статуя, аж врезать ему хочется. За всю поездку даже в лице не изменился, словно у него на глазах каждый день людей убивают.
Знаешь, что, дылда двухметровая? злюсь я и тыкаю его в бок как можно больнее. Вот только ему совершенно не больно, пальто полностью заглушает мои тычки.
Что? Эдик снисходительно смотрит на меня сверху вниз, лениво поводя бровью.
Немедленно отдал папку! моя голова находится где-то на уровне его плеча, поэтому вся злость и угрозы выглядят просто смехотворно.
На, мелочь, если тебе она так нужна, но сначала мы все равно едем к тебе домой, Эдик слегка бьет меня папкой по макушке, а потом отдает ее.
Не понимаю, как нас до сих пор не остановили полицейские или работники метро. Рубашка и пальто Эдика пропитаны его кровью, а дыры от пуль сложно не заметить. Но никто даже голову в нашу сторону не повернул.
Меня не оставляет ощущение, что за нами кто-то следит, поэтому я постоянно оглядываюсь.
Не вертись. Внимание привлекаешь, наклонившись ко мне, шепчет Эдик.
А ты что, не привлекаешь? У тебя вся одежда кровью залита! с трудом сдерживаюсь, чтобы с разъяренного шепота не сорваться на крик. Как он вообще смеет мне указывать, словно я маленький ребенок, который не знает, как себя вести.
Хотя именно сейчас меня преследует чувство, будто я попала в какую-то заварушку для взрослых, но скоро появятся папа и мама и решат все мои проблемы. Но такого не будет. И где они, когда так нужна их помощь? На очередных раскопках за тысячи километров от меня.
Эдик хитро улыбается и снова нагибается, чтобы шепнуть мне на ухо.
Если бы тебе не отшибло память об уроках в той школе, то ты бы знала, как отводить от себя внимание. Но ты у нас как золотая рыбка. Та делает круг по аквариуму и забывает все, что произошло минуту назад.
Его дыхание противно щекочет ухо. Мне приходится отстраниться и почесать его пальцами. Почему-то долго злиться на Эдика не получается. Наверное, уже привыкла к его сарказму и всем уловкам, чтобы вывести меня из себя.
Хочешь сказать, что люди тебя сейчас не замечают? И для них я говорю сама с собой? я бормочу ему на ухо в ответ, надеясь, что теперь ему тоже щекотно.
Не совсем так. Фишка немного другая. Представь стол, на котором стоит стакан с водой.
Я нехотя решаю послушать парня на этот раз. Возможно, он сообщит мне какую-то важную тайну.
Представляю стакан.
Обычный, граненый стаканчик, такие еще в школьной столовой обычно бывают, продолжает Эдик, заставляя меня менять образ стакана. И все с ним хорошо, да?
Я снова, как китайский болванчик, киваю головой, желая докопаться до истины.
А теперь ты подходишь к нему ближе и всматриваешься в этот стакан, чтобы разглядеть трещину. Довольно большую. Ты смотришь на нее и не можешь понять, как раньше этот стакан казался тебе идеальным. Почему ты не видела такой заметной детали. Поняла?
Я снова, как китайский болванчик, киваю головой, желая докопаться до истины.
А теперь ты подходишь к нему ближе и всматриваешься в этот стакан, чтобы разглядеть трещину. Довольно большую. Ты смотришь на нее и не можешь понять, как раньше этот стакан казался тебе идеальным. Почему ты не видела такой заметной детали. Поняла?
С противным визгом поезд резко тормозит на очередной станции, заставляя меня навалиться на Эдика и отдавить ему ногу. Я бормочу извинения и выхожу из вагона. До дома осталось только выйти на улицу и пройти несколько метров.
Ты не поняла, Эдик оказывается рядом и поджимает недовольно губы.
Да поняла я. Пока не вглядываешься в стакан, не видишь в нем изъянов. А как заметишь их, уже не можешь больше не обращать на них внимания.
Мы выходим на улицу, а я все жду похвалы от парня, что не настолько глупа, как он думает.
Да, суть ты уловила. Но это я не совсем правильный пример привел, наверное. Ты не видишь действительности, пока тебе о ней не скажут.
Чего?
Ну, вот смотри. Вон мужчина в дорогом костюме, шагает бодрой самоуверенной походкой и считает себя выше других.
Я опять киваю. Да сколько можно! Скажи ты ему уже обычное «да», а не мотай головой, словно собачка на бардачке у дальнобойщика.
У него расстегнута ширинка, сообщает мне парень.
И я вижу, что так оно и есть.
Пока тебе не сказали, ты видела его таким, каким он хотел казаться. Самоуверенным, богатым, деловым. А теперь ты видишь его: с расстегнутой ширинкой выбегал из дома, впопыхах сходив в туалет. В грязноватых ботинках перепрыгивал через лужу, но все равно забрызгался. С слегка замятым краем пиджака ехал в метро в час-пик, стиснутый толпой.
Я поняла, наконец мне удается совладать со своей глупой привычкой.
Нужно быть уверенным в том, что у тебя все идеально, чтобы убедить в этом других. Но в тоже время ты должна пытаться не привлекать внимания, чтобы никто не решил рассмотреть тебя лучше. Вот он слишком уверен, так и лучится гордостью.
Эдик ускоряет шаг и догоняет молодого «бизнесмена», что-то говорит ему. Тот испуганно смотрит на Эдика и скрупулезно дергает руками бегунок на молнии брюк. Вся решительность и уверенность, которой этот молодой человек лучился пару минут назад, блекнет. И дальше Бизнесмен идет ссутулившись и не таким широким шагом.
Эдик возвращается довольный ко мне.
Зачем ты ему сказал? Он был так счастлив и доволен собой.