Неправду ты говоришь! вскричала княгиня. Берды-Бий был красив, у него два глаза было, а ты кривой, страшный
Это верно, вздохнул кривой. Два глаза было у меня и красив я был, и тебя любил, а теперь я, как нищий: приюта не имею и любовь моя пропала
Всмотрелась княгиня в лицо его, к голосу прислушалась и узнала Берды-Бия, проклятого убийцу князя.
Закрыла лицо руками, горько заплакала
Но что же случилось с тобой? вскричала она. Где ты глаз потерял, кто лицо твое изранил?
Помнишь тот вечер, когда я мужа твоего убил? сказал Берды-Бий. Тогда ты прокляла меня и в лицо мне плюнула Твоя слюна попала мне на щеку, попала на глаз и было бы лучше, если бы ты убила меня, чем так опозорила. И взял добела раскаленное железо и выжег им глаз, сжег и щеку И думал я тогда о тебе, потому что любил тебя
И сквозь слезы спросила княгиня:
А теперь не любишь?
Упала на грудь голова Берды-Бия, и тихо сказал он:
А теперь не любишь?
Упала на грудь голова Берды-Бия, и тихо сказал он:
Угасла любовь моя пропала Послушай, что я скажу, заговорил потом он. Издалека в улус я шел, чтобы увидеть тебя Как волк, которого собаки преследуют, прятался. В степи пастухи за нищего меня принимали, давали кумыса, давали мяса От них же узнал я, что на смерть хан обрек меня и что ты стала женой его Смерть не пугала меня, хуже смерти для меня было, что рабой ненавистного человека ты сделалась Черная печаль омрачила душу мою, и тогда сказал я себе: «Пропала моя любовь»
И в тоске воскликнул Берды-Бий:
Бог великий! Зачем зародил Ты в человеке любовь, если она гаснет, как костер, в котором дрова догорели?!
Закрыв лицо руками, горько плакала княгиня.
Табунщик ханский недалеко стоял, слушал, ни одного слова не проронив, потом вскочил на коня, поскакал в улус.
Смотри, сказал Берды-Бий княгине, указывая на табунщика, эта собака к хану с вестью обо мне поскакал. Если мы останемся здесь, смерть нас обоих постигнет
Подбежал он к табуну, поймал лошадь, вскочил на нее, подъехал к княгине, втащил ее к себе и поскакал
Вместе делили любовь и счастье, поделим и смерть, говорил он.
Оглянулся Берды-Бий и увидел вдали тучей поднималась, точками черными всадники по степи рассыпались, быстро к нему приближались
А лошадь его из сил выбилась, спотыкалась и потом совсем остановилась, закачалась, тяжело дыша.
Спрыгнул с нее Берды-Бий, княгиню снял.
А вокруг степь голая была, и ни кустика, ни бурьяна не видно было на ней одни пески, а на них кое-где чуть-чуть чахлая травка зеленела. И негде было спрятаться от погони.
Обнял Берды-Бий княгиню и поцеловал.
Вместе умрем, друг мой, сказал он. Никогда я не любил тебя так, как сейчас.
А княгиня запечалилась, затосковала, посмотрела на небо, на степь
Страшно и жалко расставаться с жизнью, проговорила она, посмотрела на солнце и воскликнула: Прощай, солнце!
Ханская орда уже близко была, кричала и выла она.
Впереди на вороном скакуне мчался хан в красном халате и кривой шашкой размахивал.
Берды-Бий одной рукой княгиню обнял, а в другую нож взял.
Подскакал ногаец, взмахнул над головой аркан
Как черная змея, упал волосяной аркан на Берды-Бия, но он успел вовремя отбросить его.
Хан налетел и наотмашь ударил шашкой княгиню, а ногаец аркан ей на шею набросил.
Берды-Бий схватил аркан, начал резать его, но другой аркан его самого захлестнул.
И с гиком, криком потащила на арканах орда Берды-Бия и княгиню, и таскали, терзали их тела до вечера, а потом бросили в степи на съедение волкам и коршунам.
Из книги «Легенды Кавказа»Найденыш
В одном ауле в Кабарде жила бедная и одинокая старуха; всего имущества у нее было полуразвалившаяся сакля и коза, которую она сама пасла.
Собирала однажды старуха хворост в лесу и нашла младенца-мальчика: лежал он завернутый в тряпки, в кустах орешника и плакал.
Склонилась она над ним, взяла на руки.
Бедное дитя, видно, ты не на радость родилось, если и мать отказалась от тебя, сказала она и сначала хотела было отнести его в аул и положить около мечети в надежде, что добрые люди возьмут его на воспитание, потом раздумала.
Я нашла ребенка, я и воспитаю его, сказала она.
И когда входила она в аул, один мальчик на улице крикнул своему товарищу:
Эй, Алегеко, иди сюда!
Услыхала она это имя, и назвала им своего найденыша.
И потом много труда, забот стоило ей выкормить, вырастить его, и когда ему сравнялось десять лет, она едва ноги таскала и скоро умерла.
Старуху похоронили, а мальчика взял на воспитание табунщик, и рос Алегеко в степи, редко показываясь в ауле.
Табунщик научил его ездить на лошади, владеть кинжалом, шашкой и арканом, а потом и стрелять из пистолета и винтовки.
К семнадцати годам своей жизни Алегеко был рослым и сильным юношей, а смелостью, бесстрашием удивлял воспитателя.
Самого дикого коня он объезжал в течение дня, в набрасывании аркана превзошел табунщика, а из винтовки стрелял без промаха.
Сказал ему однажды табунщик:
Алегеко, ты славный мальчик, и мне не хотелось бы, чтобы ты всю жизнь провел среди лошадей. Надо тебе поездить по свету, счастье поискать. Возьми из табуна любого коня и поезжай.
Нет, ответил Алегеко, я еще слишком молод и совсем неопытен, чтобы ехать искать счастья. Позволь мне остаться у тебя еще три года.
Оставайся, согласился табунщик, выбери коня и приучи его к себе.
Выбрал Алегеко годовалого жеребчика, ухаживал за ним, что тот привык к нему, ходил за ним следом, как собака.
Прошло три года, и еще выше и шире в плечах стал Алегеко, а его жеребчик превратился в резвого и выносливого скакуна.
В один весенний день табунщик сказал:
Ну, Алегеко, теперь ты уже мужчина, можешь надеяться на себя.
И Алегеко молча собрался в дальний путь.
Оружие его не блистало красивой и дорогой отделкой, но было на редкость хорошо кинжал и шашка старинной дагестанской работы, а винтовка и пистолет были вывезены из Турции еще дедом табунщика.
На прощанье табунщик обнял Алегеко, сказал:
Не стану я говорить, как тебе поступать в жизни: сама жизнь этому научит тебя. Прощай!
Прощай! Ответил Алегеко, вскочил на коня, поехал.
Целый день ехал он по степи, а вечером остановился на берегу ручья.
Расседлал коня, пустил его пастись, закусил козьим сыром и кукурузным чуреком, завернулся в бурку и лег спать, положив голову на седло.
Спал он крепко и вдруг проснулся: во сне услышал, как тихо конь заржал: значит, кто-то поблизости был зверь или человек.
Взял Алегеко винтовку в руки, всмотрелся в темноту ночи и чуть заметную тень рассмотрел приближалась она к нему.
Ближе и ближе она подходила, и при свете звезд увидел он женщину. Тяжело она волочила ноги, опираясь на палку.
Подошла к Алегеко, проговорила старческим голосом:
Салам-алейкум, юноша!
Алейкум-салам! ответил Алегеко. Добро пожаловать!
Разостлал он на траве бурку, пригласил гостью садиться.
Села женщина.
Глянул Алегеко в лицо ей, и показалось оно ему старческим и очень уродливым
Предложил он ей сыр и чурек.
Отказалась старуха.
Благодарю, юноша, промолвила она. Я сыта, очень сыта, только устала старые ноги плохо служат
Помолчала и спросила:
Далеко ли путь держишь, юноша?
Далек ли он, близок ли, не знаю, ответил Алегеко. Еду счастья искать, а найду ли его, тоже не знаю.
Счастье? спросила старуха. И в чем оно заключается?
Не знаю, засмеялся Алегеко. До двадцати лет я жил в степи, пас лошадей, людей мало видел.
Хм Счастье, усмехнулась старуха. Все ищут его, а никто не знает, в чем оно?
И кряхтя поднялась она, подошла к ручью, зачерпнула из него горсть воды и куда-то плеснула ее.
И вдруг увидел Алегеко, что далеко-далеко в степи огонек засветился и быстро разгорался, пока не превратился в громадный пожар.
Языки пламени поднимались высоко и лизали черное небо. А вокруг Алегеко стояла глухая и темная ночь, такая темная, что и звезд не видно было. И сразу потух пожар, и там, где он только что бушевал, было ясно, как днем: видно было синее небо над степью, и солнце светило, а в степи стоял громадный город, обнесенный зубчатой стеной.
За стеной видны были высокие и белые минареты. По дороге множество войска конного и пешего направлялось в город, а навстречу ему из города поспешно вышло другое войско. И вот оба войска сошлись, и начался бой. И уже недалеко в степи происходил бой, а на другом берегу ручья, и среди воинов Алегеко хорошо заметил одного, который яростно рубил направо-налево. И показалось ему, что он видел этого воина, знает его.
Да ведь это я!
И не стало вдруг ни войска, ни степи, ни города. И увидел Алегеко обширную городскую площадь, всю залитую яркими солнечными лучами. Народом наполнилась она, а кому места на ней не хватило, так на крыши домов, на деревья взобрался. Заколыхалась, расступилась толпа, и показался тот самый воин, который так храбро дрался около городских стен. И цепи висели на нем, и стража окружала его.
Это я? опять воскликнул Алегеко и закрыл глаза, а когда он снова открыл их, то уже не было видения, кругом стояла ночная темь, степь спала, вверху блестели звезды.
Осмотрелся Алегеко; старухи не было около него.
И поражен был виденным Алегеко.
Что же это было: сон или же все наяву я видел? прошептал он и не спал до утра.
В богатом ауле на Малке князь устроил народный праздник по случаю женитьбы своего сына.
На степной равнине, за аулом, собрался народ, расселся в большой круг и пил бузу, которую княжеские холопы разносили в деревянных ведрах, ел баранину, которую рабы варили в котлах, жарили на вертелах.
И от хмельной бузы языки развязались, и народ прославлял добродетели своего князя и сына его.
И от хмельной бузы языки развязались, и народ прославлял добродетели своего князя и сына его.
Князь тут же находился: на разосланных коврах сидел с гостями с князьями и узденями соседних аулов, круговой чинак крепкой бузы ходил из рук в руки.
После пира начались танцы, скачки, борьба и стрельба из винтовок.
Немало молодых джигитов съехалось показать свою удаль.
Алегеко со своим конем в стороне стоял, и никто на него внимания не обращал.
Началась стрельба в цель, и лучшим стрелком оказался Джантемир, племянник князя; он на всем скаку лошади пробивал пулей шапку, повешенную на высоком шесте.
Стал он вызывать желающих состязаться с ним.
Выступил вперед Алегеко.
Джантемир посмотрел на него, на его бедную одежду, чуть-чуть усмехнулся.
Что же, сказал он ему, садись на коня, скачи и стреляй в шапку.