Я согласен, бабочки тоже нужны этому миру, иначе, не было бы равновесия в природе, и земля бы перевернулась. Он неожиданно посерьезнел, внимательно взглянул на дочь. Кстати, какие известия о Николасе?
Папа, ты разве не знаешь, что Ник чудак, он не раз попадал в разные невероятные ситуации. И пропадал тоже. Вспомни, как он на катамаране разбился об рифы и целых две недели бродил по тропическому лесу, пока не вышел к людям.
Так-то так, это было, осторожно ответил отец. Но сейчас, как мне кажется, всё намного серьезнее. Ведь он пропал не на земле, а посреди океана. Яхту нашли совершенно пустой, на ней не было ни одного человека.
Так-то так, это было, осторожно ответил отец. Но сейчас, как мне кажется, всё намного серьезнее. Ведь он пропал не на земле, а посреди океана. Яхту нашли совершенно пустой, на ней не было ни одного человека.
М может, они уплыли на другом корабле.
Зачем, когда яхта совершенно в исправном состоянии, полностью заправлена топливом, на судне полный порядок.
Может, они уплыли на подводной лодке, предположила Эмели. Да какая разница, просто я уверена, что с Ником всё в порядке. Он всегда был таким расчётливым, правильным и и непотопляемым, что ли. Вот увидишь, через некоторое время он обязательно объявится.
Дай-то бог, ответил в задумчивости Рафаэль. Но мне кажется, что не будет лишним нанять какого-нибудь толкового детектива, чтобы он мог расследовать это странное дело. Эта пустая яхта, странное путешествие подводной лодки неизвестно куда и зачем. И при этом он никак не даёт о себе знать. Странно, очень странно. Он взглянул на дочь. Но ты же не за этим ко мне пришла, правильно?
Папа, мне нужны деньги и очень срочно.
Сенатор удивлённо приподнял густые белые брови.
Разве у тебя нет своих?
Есть, но мне не хватает. Когда Ник вернется, мы обязательно тебе возместим.
Да разве в этом дело. Отец укоризненно посмотрел на Эмели. Так сколько тебе надо?
Данкерс встал и уже направился к сейфу, но, услышав цифру, остановился и повернулся к дочери.
Я не спрашиваю, зачем тебе такая сумма, но, согласись, что такие деньги под рукой не держат. Даже старые и богатые отцы, с улыбкой добавил он. Меньшая сумма тебя не устроит?
По кривой улыбке старик понял, что отступного ждать не стоит.
Ну, хорошо, я дам распоряжение своему поверенному, чтобы снять такую сумму с моего счёта. Только это будет не так скоро. У меня, видишь ли, тоже случаются материальные затруднения.
Конечно, папа, ответила, вставая, Эмели. Большое спасибо, папа.
Эмели не привыкла делать все чёрные дела, поэтому она позвонила сыну:
Пит, сыночек, ты не мог бы приехать ко мне домой?
Вообще-то я очень занят, мама. Что-то случилось?
Не знаю, как тебе сказать Вобщем, это по поводу отца. Ты понимаешь, это не телефонный разговор, эти журналюги, они буквально стерегут каждый мой шаг, пытаются что-то выведать, а я сама ничего толком не знаю. Поэтому приезжай через запасной ход, хорошо?
Питер Черрик, двадцатишестилетний мужчина, в мать чернявый, с коричневыми глазами и смугловатой кожей, отчего его белая рубашка выглядела ослепительно белоснежной, был первым ребёнком в семье. Он уважал отца, который по русской привычке называл его Петей, и недолюбливал свою ветреную мать, которая ни разу не приложила его к своей груди. Возможно, именно потому, что мать его не вскармливала, Питер был к ней равнодушен. Но внешне его чувства никак не проявлялись, с матерью он был всегда вежлив, приветлив и даже сентиментально привязан, возможно, по той простой причине, что она ему когда-то недодала, и он подсознательно ждал этого недоданного.
Сейчас, когда он ехал на встречу с матерью, он вспомнил свой последний разговор с отцом, который приехал в его офис в последний день перед своим путешествием. Отец приехал без звонка, и потому сын как-то сразу растерялся и засуетился:
Папа, что-то случилось? Да ты садись. Кофе будешь? Ты не предупредил. Мы давно с тобой не виделись. Извини, все дела и дела.
Да брось ты, Петя, всё нормально, я всё понимаю. С сыном он всегда говорил по-русски. Не суетись. Я просто соскучился по тебе, вот и всё. Ты не думаешь припутиться? спросил он, намекая на женитьбу.
Пётр рассмеялся:
Все хотят заковать меня в кандалы. С чего бы это? А если честно, то я боюсь нарваться на на
Не договаривай. Мать твоя, хоть и не примерная мать, но все-таки мать, женщина, которая дала тебе жизнь. Николай улыбнулся. Не без моего участия, конечно. Ты знаешь, как у нас в России говорят: какая бы мать ни была, а она мать, и дети должны её почитать за святую. Что поделаешь, она так воспитана. Ты помнишь, мы ездили с тобой в Россию?
Конечно. Там совсем другие люди, особенно в провинции: доброжелательные, светлые, простые, от них так и веет родством, даже если они чужие.
Вот-вот, там все родные. Николай вздохнул. А я к тебе вот по какому поводу: я собираюсь в очередное свое путешествие. Можем долго не увидеться.
Вот-вот, там все родные. Николай вздохнул. А я к тебе вот по какому поводу: я собираюсь в очередное свое путешествие. Можем долго не увидеться.
Снова на подлодке к Антарктиде?
Нет, нет, это совсем другое. Но всякое может случиться. Поэтому я дарю тебе вот эту штучку.
Николай протянул сыну телефонный аппарат. Тот повертел его в руках.
Обыкновенный аппарат космической связи, что же в нём такого.
Да, обыкновенной, да не обыкновенной. Через этот аппарат можем связываться только мы с тобой. Понимаешь, только мы вдвоем. Даже не так: только я с тобой.
Но зачем, папа, что за таинственность и конспирация?
Так нужно. Пока я объяснить тебе ничего не смогу. Потом как-нибудь. И я попрошу тебя: чтобы со мной ни случилось, никому ничего не говори. Об этом знаем только ты и я.
Отец, что может с тобой случиться, ты меня пугаешь, ей богу.
Ну, ты же понимаешь, что любое путешествие, тем более по океану, связано с риском, с большим риском.
Петр недоверчиво, исподлобья посмотрел на отца.
Ты что-то не договариваешь, отец. На современных кораблях и яхтах пройти кругосветку не сложнее, чем пройти через комнату до ночного горшка.
И, тем не менее, твердо сказал отец. Помолчав, он продолжал: К тому же из всего нашего семейства я могу надеяться только на тебя. Ты единственный самостоятельный, деловой человек, который может принять нужное решение в случае необходимости. Ты сделал большие успехи в бизнесе, сын, неожиданно добавил он.
Ну, не такие уж и большие, поскромничал Петр.
Скромность качество очень хорошее, сынок, и тем не менее это так. И ещё один совет: не набирай лишнего веса, ни физического, ни финансового. Если чувствуешь, что ожирел, сбрось его, иначе ты потеряешь подвижность и коммуникабельность. А там и до кресла-каталки недалеко, с шутливостью добавил он. И ещё вот что. Ты помнишь квартиру, которую я оборудовал в районе Скотч-Плейнса?
Конечно, ответил Питер. Ты, кажется, затеял какой-то очередной эксперимент. Я же был там.
Хорошо. Так вот, как только получишь обо мне какие-нибудь неприятные известия, я попрошу тебя приезжать в эту квартиру еженедельно по четвергам в восемь часов вечера.
Ты меня пугаешь, папа. Питер недоверчиво посмотрел на отца. Ты уже сейчас заранее говоришь о каких-то неприятностях. Впрочем, если ты меня об этом просишь, то мне нетрудно.
Прощался с Петром отец на этот раз необычно нежно и сентиментально, на мгновение Петру даже показалось, что на глазах старика мелькнула слёзная росинка, чего он никогда не видел с тех пор, когда они ездили в Россию на похороны отцовской матери и бабушки Петра.
После того как прошли слухи о таинственном исчезновении всего экипажа яхты «Аннушка», Пётр долго думал, тот ли это случай, когда появилась необходимость связи с отцом, но после некоторого размышления решил подождать развития событий.
Сейчас, когда он ехал на встречу с матерью, ему на секунду показалось, что такой момент наступил уж слишком лихо и стремительно закручивались события, но всё же он решил сначала поговорить с матерью что-то она скажет ему.
Ещё издали Питер заметил толпу журналистов, дежурящих у главных ворот, засады фотокорреспондентов на балконах и крышах соседних домов, и потому без сомнений свернул на маленькую боковую улочку и припарковался у незаметного обшарпанного подъезда четырехэтажного кирпичного дома. Пётр нажал кнопку звонка и неожиданно услышал сзади клацк фотоаппарата. Оглянулся и увидел перед собой безусобородатую морду известного «папарацци» Рио Диксона. На лице его застыла блудливо-насмешливая улыбка. Он спросил:
В гости, сэр Черрик?
Какое ваше дело, господин Диксон, неприветливо ответил Питер. Ваше место у ворот дома моей матери, не так ли.
Это как сказать, сэр Черрик. Если эти бараны, он махнул в сторону, думают, что подцепят там что-то жареное, то они ошибаются. По моему, жареным пахнет именно от этой двери, где вы сейчас стоите.
Ну что ж, спокойно отвернулся Питер, если вы голодны, то нюхайте, авось, насытитесь.
А что вы можете сказать, сэр, об исчезновении экипажа вашей яхты?
Поверьте, Диксон, я знаю об этом даже меньше, чем вы.
В это время дверь открылась и на пороге появилась добродушное лицо Стефана. Он был очень сметлив и сообразителен, этот афроамериканец. Увидев позади Питера известного фотокорреспондента, он сказал:
Для того чтобы посмотреть вашу машину, сэр Питер, понадобится время, поэтому вы проходите, а я поеду в автосервис. Это не займет много времени.
Хорошо, Стеф, я подожду. А твоя Джен угостит меня своим пирогом?
Конечно, сэр.
Питер оглянулся, увидел потухающую блудливость на лице Рио Диксона, постепенно превращающуюся в гримасу, и вошёл в дом.
Потайной подземный ход, о котором знали только члены семьи и несколько слуг дома Черрика, был оборудован лет двадцать назад именно для защиты семейного спокойствия от назойливого любопытства репортеров и излишне любознательных мещан. Им пользовались только в крайне щепетильных случаях, когда иного способа тайно и незаметно проникнуть в дом не было. Строился этот тоннель тоже скрытно, даже рабочие, которые его сооружали, не знали, куда их привозили.
После короткого взаимного приветствия низенькая толстушка Джен подала Питеру ключ и сказала: