Не раскрывая глаз, я опустилась на пол и отложила коробку с фотографиями в сторону.
Все хорошо, Скай. Все хорошо. Ничего страшного, что ты плачешь. Ничего страшного.
Не раскрывая глаз, я опустилась на пол и отложила коробку с фотографиями в сторону.
Все хорошо, Скай. Все хорошо. Ничего страшного, что ты плачешь. Ничего страшного.
От беззвучных слез заложило уши, но внезапно я услышала нечто; распахнула слипшиеся от слез ресницы и в замешательстве стала оглядываться.
Шаг, шаг, шаг.
Я не на чердаке.
Я в лесу.
Шаг, шаг, шаг.
Сердцебиение участилось, как только я поняла, что происходит. Я вновь сплю. Вот только теперь наблюдаю все из ее тела из тела девушки как две капли воды похожей на меня саму. Над моей головой проплывала пухлая луна, цепляясь за покореженные ветви деревьев, под босыми ногами чувствовалась холодная земля, покрытая опавшей листвой, влажной и терпко-пахнущей.
Девушка замерзла. Я замерзла.
Веревка, которой за спиной были связаны мои руки, на ощупь была как сталь, покрытая коркой льда. Одеревеневшими от холода пальцами я попыталась сдвинуть веревку, но безуспешно.
Девушка тоже пыталась; она чувствовала, как лед впивается в кожу, как тело замерзает клетка за клеткой от кончиков пальцев ног до корней волос. Тоже испытывала животный страх, когда ее словно скотину вели на убой.
Они хотят ее сжечь заживо.
Меня. Они хотят меня сжечь.
Стоп, это всего лишь сон.
Эй, я громогласно обратилась к мужику, который вальяжно вышагивал в нескольких шагах впереди меня с самодельным факелом в руке. Ну правда, в каком мы веке? Судя по моей одежде, лет пятьсот назад. Куда вы меня ведете?
Я обернулась, и посмотрела на мужчину, шедшего позади меня.
Факел в его руке отбрасывал тени на его моложавое лицо. Должно быть ему лет тридцать. И чем он занят в эту прекрасную ночь?
Ты тоже проигнорируешь меня? потребовала я ответа, бросая взгляды то себе под ноги, то на лицо мужчины с едва заметным шрамом над левой бровью. Я сдалась и подергала веревку на запястьях. Больно. А разве во сне чувствуешь боль?
Едва эта мысль проскользнула в моем сознании, я оступилась и выругалась, явно испытывая боль.
Что происходит, и почему я в теле этой девушки?
И почему ее собираются убить?
Почему вы хотите убить ее? спросила я в темноту, разгоняемую светом факелов.
Не говори с ней, приказал шедший впереди мужчина своему напарнику, который замыкал шествие. Не говори, иначе она зачарует тебя.
Я рассмеялась, и даже не почувствовала боли, когда вновь оступилась, в этот раз на еловой шишке.
Что сделаю? Зачарую? Я?
Что это за игры такие, черт возьми?
Это же не знаменитый салемский 1692 год, где беззастенчиво убили толпы обвиненных в колдовстве людей? Надеюсь нет. Видела я пару ужастиков с подобной тематикой, и мне они не особо понравились; я просто должна проснуться. Лучше жить в своем мире полностью несчастной и подавленной, чем заживо сгореть на костре в собственном сновидении.
Эй, я никого не очарую, или как там. Это все сон, понимаете? Вы спите.
Как и следовало ожидать, никто мне не ответил, а я споткнулась о ветку и громко вскрикнула, распугивая ночных птиц и лесных жителей, которые не умерли от зверского холода. Прихрамывая, попыталась осмотреть рану на ноге, за что мне досталось от одного из сопровождающих.
Она не была такой разговорчивой, пока сидела в клетке, заметил тот, что шел впереди. Он мне не нравится. И еще больше потому, что произносит следующие слова: Может, стоит проучить ее за болтовню?
Просто иди вперед, Джонатан, не слушай ее речей, посоветовал мужчина, шедший позади. Его голос был уставшим и покорным, но не покорным как у слуги, а покорным как у человека, который подчиняется закону.
«Речей» жуть, эти люди наводят страху побольше, чем Кэри Хейл.
И не говори с ведьмой.
Черт вас дери, я не ведьма.
Забавно, что уже в который раз меня хотят убить. Может надо мной нависло проклятие? Нужно сходить к гадалке. Я слышала здесь, в Эттон-Крик, есть несколько таких местечек.
Я хочу проснуться, еле слышно простонала я, и Джонатан, шедший впереди, мрачно пообещал:
Скоро проснешься. Видимо он забыл о предупреждении своего напарника, еще бы в его голосе сквозило лишь самодовольство и предвкушение. В тебе нечистый, он заполнил тебя.
Вот тебе и раз. Нечистый.
Поэтому, значит, ее собирались сжечь на костре?
Меня посетило плохое предчувствие.
Костер. Нечистый. Девушка, которую хотят сжечь на костре. Очиститься. Они хотят ее очистить
Меня посетило плохое предчувствие.
Костер. Нечистый. Девушка, которую хотят сжечь на костре. Очиститься. Они хотят ее очистить
Из-за размышлений, я упустила из виду как очутилась на той самой лесной площади, которая снилась мне сотни раз. И кострище здесь тоже было. Уже приготовлено.
Теперь я почувствовала страх, кольнувший сердце.
Если я умру во сне, умру и наяву?
Все то время что я ходила во сне, мне казалось, что синяки и царапины следствие того, что я выбиралась на улицу, а однажды даже забрела в лес, но я никогда не думала о том, что все это могло быть результатом моего глубокого сновидения. Что, если я не смогу проснуться после того, как меня сожгут? Я просто исчезну с чердака, где затеяла уборку? Или умру от сердечного приступа? Или, может, выкинусь из окна?
Вокруг нас толпы людей, безликих незнакомцев.
Какая-то бессмыслица.
Я хочу проснуться.
И что дальше? осведомилась я, нарушая тишину. Голос не дрожал, в отличие от рук и ног. Ответа на вопрос не последовало, да он и не нужен был сценарий я знаю. Меня привяжут к этому деревянному столбу, что в сотне метров от меня, и дальше все будет прямо как в фильме про инквизицию.
Мне очень много раз снилось как я умираю, однако этот сон вызывал неясное беспокойство, маячившее на задворках сознания; он не был обычным, не раз влиял на мою повседневную жизнь, и однажды случилось так, что я себя убедила, что сошла с ума, что страдаю сомнамбулизмом. Но что если причина именно в нем в моем сне? Что, если я не была сумасшедшей, а просто может быть во сне я могу перемещаться в прошлое?
Очевидно, я надышалась пыли на чердаке. Прошлое
Я должна проснуться, потому что эта куча веток, к которой неумолимо приближаются ноги, играют свою роль в этом ночном кошмаре. Что нужно сделать, чтобы проснуться? Причинить себе боль?
Я вскрикнула, когда меня швырнули на кучу веток. Позвоночник, превратившийся в лед треснул по швам. Заледеневшее платье, пропитавшееся на спине от пота, зацепилось за какую-то корягу, и я съехала с кучи веток на землю. Мне казалось, что от холода отнялись ноги, но каждый из ушибов тут же ударил болью в виски, доказывая, что если бы от боли можно было проснуться, я бы давно вернулась в реальность.
Я встала на ноги и пошатнулась, а люди в толпе испуганно зашептались и отступили на несколько шагов назад. Правильно, бойтесь. Как можно спокойно приходить на подобные мероприятия? У них дома нет занятий, кроме как шататься по лесу и становиться свидетелями преступления?
Повинуясь надзирателям, что толкали меня в спину, я приняла вертикальное положение.
Это всего лишь сон.
Я просто должна проснуться. Проснуться и все.
Скай, проснись.
В голову стали лезть безумные предположения: может, это наказание за то, что Кэри Хейл убил меня, несмотря на предупреждения призрака из моего сна?
Главное сейчас проснуться.
Я приказывала себе проснуться, когда меня приковали к столбу, обмотав руки и ноги противными веревками. Стало больно, но никто не обратил внимания на мою просьбу «не быть такой свиньей». Этот сон превращается в новую реальность. Кошмарную реальность, в которой я умру.
Нет, я же не могу здесь умереть, правильно? Я вообще не могу умереть до того, как поступлю в университет, до того, как закончу школу с отличием. Родители должны гордиться мной.
Я зажмурилась и сжала зубы так сильно, что заболела челюсть.
Проснись, Скай. Проснись, Скай. Проснись. Немедленно.
Я рывком распахнула глаза, потому что в нос забился противный аромат тлеющей ткани. Опустила взгляд вниз и завизжала, дергаясь всем телом и выкрикивая просьбы о помощи у замерших, словно истуканы, людей. Никто не собирался мне помогать, никто не испытывал сочувствия или даже страха перед пламенем. Все смотрели сквозь меня, словно зачарованные.
О черт, я что, умру?
Через минуту мое тело загорится. Кожа начнет плавиться, кости превратятся в труху, я исчезну.
Я должна что-то сделать. Что? Что мне сделать?
Горло запершило от дыма, и я до боли закашлялась. Зажала нижнюю губу между зубами с такой силой, что рот наполнился кровью, и на глаза выступили слезы.
Скай, проснись!
ЭНДЖЕЛ!
Я распахнула глаза, шарахнулась назад, и упала на спину, больно ударяясь лопатками о чердачный пол. Сердце замерло на секунду в груди, словно пытаясь понять, в какой реальности находится, потом учащенно заколотилось.
На глаза выступили слезы, и я накрыла лицо ладонями, чтобы скрыть их от самой себя.
Я слышала голос Кэри Хейла. Думала забыла его, но нет; он по-прежнему со мной, в моей в груди, во мне, часть меня. Я любила этот голос. Нет, люблю его даже сейчас, несмотря ни на что. Ненавижу, потому что должна, и люблю, потому что не могу иначе.
Убрала ладони от лица, и изможденно вздохнула, продолжая смотреть в потолок. Паутина и пыль. Это лучше, чем огонь, захватывающий мое тело в плен. Это лучше, чем та комната, в которой Кэри Хейл убил меня.
Ты в безопасности, Скай.
Я в безопасности. Я на чердаке бабули, валяюсь на грязном полу. Мне все приснилось. Я с трудом села, чувствуя внезапную тяжесть во всем теле от усталости и облегчения, и стянула ботинок и носок с правой ноги. Почувствовала морщинку между бровей, когда увидела на лодыжке уродливую воспаленную царапину.
Восхитительно
Нет, я не стану думать об этом, я натянула носок и надела ботинок. Все эти кошмары, желание разгадать эти чертовы загадки все в прошлом. Теперь я сосредоточусь на учебе и поступлении в колледж. И прямо сейчас я собираюсь продолжить убирать.
Это символ. Уборка на чердаке поможет мне расставить все на свои места. В голове, и прямо здесь. Я думала, что так будет, пока внезапно не обнаружила за штабелем коробок у дальней стены старое кресло-качалку, а на нем винтажных, несомненно красивых кукол в платьях, сшитых вручную.
Мое сердце затрепетало, когда я взяла одну из них. Та самая кукла, которая принадлежала моей маме. В темно-синем шелковом платье, с огромными синими глазами и светлыми волосами, струящимися по плечам и спине. Я видела ее на фотографии вместе с мамой и тетей Энн. Они были детьми и улыбались во все тридцать два зуба, когда дедушка снимал их на новенький фотоаппарат.