Я не уловила ни в глазах Лены, внимательно смотревших на Викторию, ни в ее голосе даже нотки презрения, а уж тем более ненависти. Лена говорила спокойным, мягким голосом, слышать который было непривычно. Я впервые в жизни разговаривала с этим человеком, и она показалась мне довольно приятной. Она не была замкнутой, как я предполагала ранее. Она была немногословной. Я сочла мнение Виктории о негативном отношении Лены к ней ошибочным. Дело было в том, что они были абсолютно разными людьми без единой точки соприкосновения. Это было похоже на взаимодействие горячего и холодного потоков воздуха, которое неминуемо ведет к буре.
Девушки, вдруг раздался позади нас голос Вадима, просим к столу!
Предложение перекусить странно втесалось в разговор о духовных ценностях. Я увлеклась собственными мыслями и диалогом и совершенно забыла о том, что последний раз ела еще дома.
Раскладной деревянный стол стоял на единственном ровном участке, покрытом зеленой травой. На нем дымились аппетитные кусочки мяса, обжаренные на огне, стояла миска с крупно порезанными овощами и корзинка с фруктами. Мы расселись вокруг стола.
Солнце быстро скрывалось за верхушками деревьев, редкими прозрачными бликами освещая стол. Мир окунался в акварель оранжевого заката, будто по небу кто-то разлил апельсиновый сок, разбавленный молоком. Чайки с криком то появлялись, то снова исчезали в вате рваных облаков.
Василий был сегодня особенно разговорчив и весел, подарив белозубую улыбку даже Вадиму. Глядя сейчас на него, едва ли можно было уловить его, как мне теперь казалось, необоснованную неприязнь к Вадиму, который в свою очередь необычайно галантно оказывал мне неожиданное внимание.
Василий был сегодня особенно разговорчив и весел, подарив белозубую улыбку даже Вадиму. Глядя сейчас на него, едва ли можно было уловить его, как мне теперь казалось, необоснованную неприязнь к Вадиму, который в свою очередь необычайно галантно оказывал мне неожиданное внимание.
Он предлагал мне попробовать не только сочный кусочек свинины, умело обжаренный на огне до хрустящей корочки, но и разнообразные фрукты, сладкие пирожки и настоящее крымское вино, уверяя, что оно совершенно не пьянит. Вино было домашним, по вкусу напоминало слегка терпкий компот. Когда мой стаканчик наполовину опустел, я ощутила, как по ногам теплой волной стало расползаться тепло. Вадим все время задавал мне вопросы, спрашивал мое мнение, и мне казалось, что за столом я говорила больше всех. Особенно бодро заработал мой язык, когда красное вино едва бултыхалось на дне стакана.
Все смеялись, и смех, весело отлетая от скал, убегал вниз, заглушаемый морским прибоем. Что послужило причиной веселья опьяняющее действие вина, неожиданно открывшаяся во мне способность острить, или же взаимодействие этих двух аспектов с точностью сказать я не могла. И даже Лена, сидящая по левую руку от Василия, весело улыбалась, иногда тихо вставляя какое-нибудь замечание.
Тлевшие уголья легкой дымкой обволокли пространство, донося до нас сладковатый запах костра. На столе зажгли светильник, неверным светом колеблющегося пламени вырвавший из опускающихся сумерек раскрасневшиеся лица.
Я посмотрела на Василия и поймала на себе взгляд его темных глаз, которые улыбнулись мне. Два маленьких темных уголька блестели в свете костра, а на красивом, широкоскулом лице играли тени.
Внезапно наши взгляды встретились, и мне вдруг показалось, они на долю секунды сплелись незримым прочным колосом. Тело погрузилось в теплую пучину чувства, а сердце предательски пропустило удары. Голоса замолкли, а улыбка автоматически застыла на моих губах я просто забыла про нее. В этот момент все погрузилось в темноту, и темнота эта стала источником света. Словно два черных магнита, глаза эти были единственным фокусом моей жизни, точкой притяжения всего моего существа.
Никогда я не испытывала этого чувства ни до, ни после. Однажды появившись, пробудив в душе нечто незримое, волнующее, необъяснимое, оно, казалось, навсегда запечатлелось в его глазах. Взгляд, внезапно вырвавший из самых глубин сердца то, о существовании чего я не знала. И авторство творения теперь навсегда принадлежало его создателю.
Во всем мире существовали только эти глаза слегка раскосые, блестящие, улыбающиеся. Они жили на непроницаемом лице какой-то своей, особенной жизнью. Словно две узкие, красиво очерченные щелочки, ведущие в мир света. И свет этот теплой обволакивающей волной затопил мое сознание.
Мне казалось, что все вокруг замерло. Жизнь остановилась, и двигался только легкий, свежий бриз. Я четко видела, как его волосы на голове слегка пошевелились, тронутые незримой рукой ветра. Прежде, чем ветер, коснувшийся его, долетел до меня, прошло много-много часов, дней, месяцев и лет. Он коснулся моего лица, волос, плеч. Я глубоко вдохнула, неосознанно пытаясь сохранить в себе этот аромат. Самый чудесный, волнующий аромат на свете!
Мне вдруг показалось, что мир открыл мне таинство, никому больше не известное. Тонкая, незримая нить крепкой струной одного только взгляда связала две юные жизни, острыми крючками вцепившись в сердце.
Никогда я не всматривалась в эти глаза, никогда не вдыхала волнующий аромат и, как мне показалось, никогда раньше я не видела этого лица. Необыкновенно красивое, оно дышало силой, волей и чувством. Высокий лоб венчался коротко постриженными темными волосами, низкие брови темной дугой огибали глаза. Две маленькие, аккуратные родинки под губой пританцовывали, когда на лице появлялась улыбка.
Что было причиной этого внезапно вырвавшегося мгновения? Стоило ли вообще искать причины? Мне казалось, что всю жизнь я смотрела в бинокль, а сейчас вдруг моим глазам предстала объемная картинка окружающей меня реальности.
Я не могла найти определения чувству, медленно созревающему где-то в самом дальнем уголке моей души. Оно не было похоже ни на радость, ни на волнение. Я не ощутила легкости, не было это и опустошением. Жар не сковал мою грудь, холод не обволок мое тело. Пальцы, скрещенные на коленях, не дрожали, а ноги твердо стояли на земле. Но что-то вдруг в одно мгновение изменилось.
Все было на своих местах: стол, уставленный всевозможными яствами; Рома, массивное лицо которого расплылось в добродушной улыбке; светловолосая Виктория, белки глаз которой в сумерках резко выделялись на смуглом лице, обращенном к жестикулирующему Вадиму; Дима, что-то доказывающий нахмурившему брови Коле; Лена, поправляющая потревоженные ветром темные прямые волосы. Все было ровно так, как тысячу мгновений назад, и все же по-другому. Что-то словно надломилось, и невидимая трещина расползалась все шире, отрезая прошлое от будущего. Нет, это была не легкость, не предвкушение, не страх и не отчаяние. Это чувство плотной массой перекрывало дыхание. Темные, волнующие глаза словно пробудили меня от долгого сна, и, проснувшись, я оказалась в другом измерении.
Внезапно до меня долетел резкий звук голосов, и я невольно вздрогнула и заморгала. Глаза, целую вечность принадлежавшие мне и только мне, смотрели не на меня. Красивое лицо отвернулось, а родные губы слегка шевелились, произнося слова, предназначенные не мне. И вновь девичий смех, внезапно выделившийся из общего гула голосов, взметнулся в небо и, гонимый холодным ветром, ударил в грудную клетку, разрядом пройдя по всему телу.
Мгновение имя существительное, неодушевленное, средний род, второе склонение
Синонимом мгновению служит секунда, миг, момент
Разные, совершенно разные слова!..
Гиперонимы время, промежуток
Антоним вечность
Нет Я не согласна! Не согласна!
Как может это живое, наполненное смыслом одухотворенное мгновение считаться неодушевленным, если сама жизнь стала его существом?
Как может синонимом мгновению служить секунда, уподобляя его часам, или же момент, если сквозь него проносится вся жизнь?
И как можно так самонадеянно выражать общую сущность мгновения, если оно единственно в своем роде и неповторимо?
Мгновение, мгновение, мгновение
Током пройдя через фильтр сердца, оно определило мою жизнь.
Глава 10
Языки пламени охватывали края обрыва, неровной линией белевшие на фоне черной, необъятной бездны, в которой утонули миллиарды золотых звезд. На море был полный штиль, словно большое черное зеркало развернулось оно далеко внизу. На горизонте пустота, бесконечный мрак. Черный бархат застелил землю огромный, бесхозный, пустой кусок земли. На тысячи километров не было ни души: глухое эхо, охваченное темнотой. Пустота глядела на меня, пустота отзывалась на пустоту. Я отвернулась.
Небо было чистое, прозрачное. Я стояла, закинув голову, глядя на пролегающую далеко в темноте бесконечную звездную дорогу. Далеко наверху переливался длинный Млечный Путь.
Как вечны и совершенны создания природы, и как зыбки и кратковременны творения несовершенной руки человека. Как странно сидеть на холодном камне и сознавать, что где-то город бушует своей неровной, кипящей жизнью, что где-то тысячи огней освещают темное ночное небо, и в этих огнях теряется крупица совершенной жизни. Невероятным здесь кажется этот бушующий поток, царствие покоя и тишины завладело этими землями, не нарушаемое тысячелетиями, охраняемое какой-то великой силой от грубого вторжения цивилизованного мира. Все здесь сохранило свою первозданную прелесть, все здесь дышало жизнью, и пустота моря была наполнена живительным ветром, доносившим далекий соленый запах. Склоны горы, освещенные тусклым светом костра, были наполнены тенями и серебряными бликами от ярких золотых звезд, они темными глыбами нависали над пляжем, словно большое морщинистое брюхо.
Душа моя пришла в совершенно новое и неизвестное для меня движение, а сердце изменило свой ритм. Но я не отдавала себе в этом отчета. Я ощутила некую перемену, но что это, я не знала. Я так же не могла понять, что дало толчок этой перемене. Я смотрела в бесконечную, переливающуюся бездну и не видела ничего, кроме пляшущих бликов костра и пурпурной дымки. Голова как будто опустела, и мысли не могли принять ясные очертания образов. Мне было хорошо, временами даже охватывал какой-то беспричинный восторг, но в то же время в сердце медленно проникала щемящая тоска. Она маленькими цепкими лапками осторожно пробиралась в самые потаенные уголки души, сковывая мысль и усмиряя воображение.