Но я УБИЛ Кэтрин. Из-за проклятых камней, которые привез сюда пришелец со звезд.
Взгляд сфокусировался на распухшей руке Элана. И охотника я покалечил, когда отнимал ожерелье. А ведь он знал, чего от меня ждать
Лен, у нас на Светлом тоже люди гибнут. Шальной выстрел, или рикошет, или человека в зарослях примут за зверя всякое бывает. Это несчастный случай. Не казнись.
Он старался быть справедливым.
Я подобрал с земли ожерелье. Нежное тепло обласкало руку, сжало крепко, потянуло в новый омут безумия. Размахнуться бы и зашвырнуть подальше Я стиснул кулак. Камни останутся со мной.
Поднялся на ноги. Постоял, мучительно соображая, куда ведет аллея, на которую я сейчас вернусь. Повернулся и зашагал вверх по тропе. Затем пустился бежать.
Ленвар! крикнул за спиной охотник.
Я убегал от места, где погибла Кэтрин, от своего безумия, от собственной вины. Стволы цвета красного янтаря сливались в окрашенную кровью пелену.
Ленвар, стой! Послушай меня!
Ноги точно вязнут в болоте. Экстрасенс чертов не дает бежать. Врешь, не остановишь. Тропа уперлась в аллею. Направо Третья Лестница, налево Бронзовая беседка. Мне налево. Беседка стоит над обрывом. Великолепная чеканка, которую любила Кэтрин
Я задыхался и едва разбирал дорогу. Немного осталось; скоро беседка. От обрыва ее отделяет площадка и гранитный парапет. Обрыв метров тридцать высотой. Мне хватит.
Впереди серое пятно. Это небо. А вон макушка соседней горки. Там лес в тумане. Туда не допрыгнуть, даже с разбегу. Внизу Мне все равно, что внизу.
Беседка густое кружево металла. Каменные плиты площадки. Розоватый парапет. Я взмыл на него и со всей силы толкнулся ногой. Зажмурился. Кэтрин, прости
Удар, от которого хрястнули кости и раскололся череп.
Боль. Кровь бьется толчками, и от каждого толчка впору взвыть.
Откуда боль? Разве я уцелел?
Зачем не разбился насмерть?!
Я застонал, и от стона неожиданно стало легче. Боль притихла, съежилась и осталась маленьким комком возле сердца.
Оклемался? прозвучал надо мной голос Элана.
Оклемался? прозвучал надо мной голос Элана.
Я поднял голову. Сбоку беседка, сквозь кружево бронзы сереет небо. Впереди мощенная камнем площадка, за ней стоит парапет. Лежу на брюхе, в кулаке ожерелье. Не добежал. Не прыгнул, не разбился. Почему?!
Дурак, в сердцах бросил охотник. Со скалы вздумал сигать! И что? Понравилось?
Экстрасенс. Остановил меня на бегу, но заставил ощутить прыжок и удар. Почувствовать свою смерть.
Меня затрясло.
Ладно, ладно, будет тебе. Вставай. Он поставил меня на ноги.
Лучше бы позволил прыгнуть с обрыва.
Надо тебя спрятать и поразмыслить, как быть дальше, сказал Элан. Не хочется, чтоб ты вновь оказался за решеткой Ну, не убивайся. Пойдем.
Я едва верил собственным глазам: человек, жену которого я убил, смотрел на меня с состраданием.
Ксения Зверлина
Его дети
Рассказ
Как всегда, не дожидаясь, когда прозвенит будильник, он подскочил с кровати, наспех оделся, засунул в рот половину холодной котлеты и выскочил из дома.
Каждый раз в день своего очередного дежурства он мчался в больницу, полный радости и нетерпения.
Он знал, что там его ждут они.
Они были ему как дети. Во всяком случае, он любил их так, как не любили родные матери.
Всегда, перед тем как приступить к своей работе, он опускался в полуподвальное помещение, заходил в узкую белую комнату и здоровался со своими малышами. Он брал их, прижимал к груди, называл каждого по имени и с каждым разговаривал, так как считал, что ко всякому нужен индивидуальный подход. Потом садился на пол, располагая их вокруг себя, и рассказывал сказку или что-нибудь интересное. И мог бы проводить с ними все свое свободное время, но даже незначительное опоздание на работу влекло за собой строгий выговор.
Он очень понимал их и в общении с ними приглушал свое одиночество. Дело в том, что тридцать два года назад он мог бы родиться на свет нормальным здоровым ребенком, иметь семью и друзей. Но его мать сделала аборт на недопустимых сроках беременности. Ребенка чудом выходили добрые доктора и сдали в детдом. Потом была армия и должность санитара в местной клинике, но никогда не было семьи. А потом он встретил их, и они заменили ему все.
Тетя Маша, оповещенная о санэпидпроверке, нехотя взяла намоченную в перекиси марлю и начала уборку. Она уже много лет работала лаборанткой в местной гистологической лаборатории. Одинокая пожилая женщина, она полностью отдавалась работе.
Дело дошло до шкафа с препаратами. Тетя Маша несколько раз провела марлей по полкам и, не удовлетворившись результатом, решила все поменять кардинально. Она сгребла в охапку несколько стеклянных банок с заспиртованными человеческими зародышами и хотела было бросить в бак, но задумалась на мгновение. «А ведь, небось, и мой сейчас так же стоит в какой-нибудь больнице. Тетя Маша вздохнула. Отдам-ка я их Женьке, он ведь их так любит»
21.07.2003
Ксения Зверлина
Метаморфоз
Рассказ
Острое лезвие ножа плотно прижалось к глянцевой красной глади, и от слабого нажатия кожица треснула, и на белую парадную скатерть выстрелила слизкая жидкость. Помидор развалился на две сочные половины.
Ты взгляни, она опять ест! Ест и ест, чавкает и чавкает! Томочка, ну это же немыслимо! отец с раздражением швырнул в угол дивана стопку исписанных листов, подошел к дочери и отвесил ей подзатыльник. Я работаю сутками, пишу диссертацию, питаюсь урывками, когда придется, а она ничего не делает, только поглощает пищу целыми днями. Да она и ночью жрет, ты посмотри, она скоро в уборной не поместится.
Рыжая пухлая девочка хитро улыбнулась кривыми зубками и невозмутимо отрезала ломоть белого рыхлого хлеба толщиной в три сантиметра, отхватила кусок сливочного масла, и, не размазывая, приклеила к хлебу. Сверху положила две полусферы пунцового помидора и, не дожидаясь, когда отнимут, засунула полбутерброда в рот, а вторую половину крепко сжала в потном кулачке. Крошки выпали снегом на паркет и окропились сверху помидорной кровью.
Тома подошла к мужу и крепко обняла его.
Она ведь растет, Витя, ведь растущий же организм ты же сам писал в трудах о насекомых как там? Личинка бабочки поглощает в день втрое больше собственного веса. Ведь так? А это ребенок, человек, ей еще больше корма надо.
Тома, твоя непросвещенность в науке меня угнетает. Речь идет о здоровье нашей дочери, а у тебя пестики-тычинки на уме. Пора уже вырасти. Ведь даже доктор сказал, что Люся весит больше нормы. Ее ведь в секцию по плаванью не возьмут.
Тома, твоя непросвещенность в науке меня угнетает. Речь идет о здоровье нашей дочери, а у тебя пестики-тычинки на уме. Пора уже вырасти. Ведь даже доктор сказал, что Люся весит больше нормы. Ее ведь в секцию по плаванью не возьмут.
Отец сокрушенно махнул рукой и подошел к серванту, опустошил графинчик и лег спать. И Тома легла спать. И все цветы на подоконнике тоже закрылись на ночь.
Люся тоже легла в свою кровать, но прежде набила за щеки карамель. Хлебные крошки неприятно покалывали спину, хотя это уже не имело значения. Люся была преисполнена чувством волнующей гордости. Она знала это свершится сегодня. И свершилось, правда, ночную рубашку жалко было новая, венгерская, а крылышки сквозь нее прорезались. Прозрачные, хитиновые, пронизанные сетью сосудов крылышки, о которых Люся так давно мечтала.
21.07.2003
Ксения Зверлина
Счастливые
Рассказ
Анжелика Ильинична взяла стеклянную бутылку с дешевым подсолнечным маслом и плеснула на чугунную сковороду. Густой осадок взметнулся ввысь; сгустился туман. Масло зашкварчало. Нарезанный толстыми кольцами репчатый лук полетел следом. Кухня наполнилась тяжелым запахом горелого постного масла и несвежего лука. Дальше пару ложек уксуса, соль, перец по вкусу.
Обжаренный до коричневого лук она выложила на тарелку, а остатки масла со сковороды слила обратно в бутылку. Достала из шкафчика мутную рюмку, налила спирт. Ужин готов.
У-у-у, как вкусно, правда походит на шашлык! Нет, ну точно шашлык! Права была тетя Галя. Анжелика Ильинична отправляла в рот колечко за колечком и, громко причмокивая, облизывала пальцы.
Крашеные стены тускло зеленели под слоем горелого жира. В сливе раковины застряли макароны. Что такое счастье? Это гармония с самим собой и окружающим миром всем известная истина. Не слишком пожилая дама была счастлива, ибо не имела противоречий с окружающей ее действительностью.
Анжелика Ильинична проглотила последний кружочек лука, промокнула тарелку хлебом, встала и, не дойдя до раковины, умерла.
Патологоанатом стянул перчатки. В секционной, набитой студентами, было удушливо зловонно, вкрадчивый сквозняк холодил ноги. Из соседнего помещения доносился лязг инструментов.
Итак, голубчики, какой вывод мы можем сделать?
В секционной воцарилась тишина, лишь один студент нерешительно прошептал:
Сердце, наверное, не выдержало
Ну конечно! Конечно! Разве вы не видите? Дама злоупотребляла жирным и спиртным.
Тощий прыщавый студент покраснел и заулыбался. Его подхватила азартная волна науки. Он был в гармонии с собой и с миром. Это и было счастье.
Гумер Каримов
Ночь в «Клозери-де-Лила»
Рассказ
Когда-то давно, когда Юфим еще жил в Ленинградской области, у него при переезде пропала большая библиотека. В том числе и четырехтомник Эрнеста Хемингуэя.
Много лет спустя ему понадобился «Праздник, который всегда с тобой». Хемингуэя он любил с юности. Американский прозаик, и еще Василий Аксенов, были его кумирами. Именно «Праздник» папы Хэма и аксеновский «Звездный билет» наверное, и толкнули его к мечте стать писателем. Живя тогда еще в провинции, он много и жадно читал.
Страна переживала время так называемой оттепели, появились книги зарубежных авторов, издали четырехтомник любимого писателя, которому он во всем подражал.
Так, писать Сания любил в небольших уютных кафе, с чашкой кофе, заменяя им любимые алкогольные напитки американского писателя. Спиртное в те годы было не в чести у молодого спортсмена. Эта привычка, кстати, у него так и осталась на всю жизнь, многие страницы он напишет именно в кафе.
С тех пор прошло много лет, и Юфим состарился, прожив на земле 60 годов. И что-то стало мешать жить дальше. Какая-то пустота Прочел у Хемингуэя созвучное своему настроению место:
«В то время я уже знал, что, когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остается пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после чего-то хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее».