На следующий день лорд прислал с лакеем связку немецких книг и краткий самоучитель английского языка. По этим книгам Антон должен был познакомиться с необходимыми выражениями, чтобы на корабле понимать, по крайней мере, слова команды.
Затем пришло толстое письмо, написанное по-немецки рукой лейтенанта Фитцгеральда, и из него выпало несколько маленьких бумажек. Хозяин просмотрел их; это были квитанции, подписанные разными лицами, каждая на сумму в десять фунтов.
Бог знает! сказал Романн, не понимаю, на что это так нужно.
Между тем Антон прочел письмо офицера и, от волнения, почти не мог говорить. «Я не хочу, чтоб, вступая в новую жизнь, вы унесли с собой неприятные воспоминания, писал лорд Кроуфорд, потому я достал через полицию список всех лиц, обманутых этими двумя мошенниками, и покрыл все убытки. Для меня это не составило большой жертвы, я исполнил только приятную обязанность. Взгляните и вы на это таким же образом».
Антон и хозяин переглянулись. Какой человек! вскричали оба в один голос. А ты считал его за злейшего врага! прибавил немец.
Разве я мог иначе? К счастью, он уже простил меня.
И за это ты должен благодарить Бога, юноша. Пишет он что-нибудь еще?
Лейтенант Фитцгеральд приписал от себя несколько слов, отвечал Антон и прочел следующее: «Я очень хорошо знаю лично коменданта новых колоний, потому что это дядя моей невесты. Он очень доступный и обходительный человек, и я ему вполне доверяю. Не трудно будет достать для вас в новом отечестве какое-нибудь место: мы там неограниченные хозяева на сотни миль и можем делать все, что угодно. Не правда-ли, что подобное сознание может наполнять гордостью. Ваш Мармадюк Фитцгеральд».
Поздравляю! Поздравляю! Ты наверное родился в сорочке, юноша. Знаешь поговорку?
Еще бы! Ах, только бы скорее настал день отъезда!
А пока, учись прилежнее по-английски. Смотри, вон какие хлопья опять повалили; для отъезда погода неважная.
И Антон учился насколько хватало сил.
В это время шесть самых больших военных кораблей снаряжались для отправки в колонию и для перевозки арестантов.
На палубе отгородили большое четырехугольное пространство, окруженное железной решеткой, и в нем устроены были, одна над другой, койки. По углам этой загородки стояли две пушки, обращенные жерлом внутрь, к помещению арестантов, которые должны были находиться под строгим надзором, чтоб не могли сноситься с корабельной прислугой, устраивать заговоры и бунтовать. Нужно было только иметь достаточное количество морских солдат и матросов. Но их-то как раз и не доставало. Капитан Армстронг находил, что помочь этому всего легче вербовкой. Для этого он каждый вечер посылал на берег опытного вербовщика, Тома Мульграва, конечно, не в форменном мундире, а с карманами, набитыми деньгами, и головой, набитой всякой ложью, которую он в трактирах выдавал за свои собственные приключения. Том Мульграв собирал вокруг себя молодежь, напаивал вином и рассказывал Бог весть какие небылицы о заморской жизни.
Врать этот старик умел на славу. Глаза его при этом блестели, руки были в непрерывном движении, вся шаровидная фигура его была само добродушие. Он заседал каждый вечер в одном трактире близ гавани, угощая своих слушателей невероятными историями.
Клянусь вам, говорил, старик, на островах Южного моря люди живут по-царски. Самый последний бездельник может разыгрывать лорда, стоит поднять руку, и сотни рабов повинуются по первому знаку. Туземцы каждого белого считают за бога.
Но они стараются убить его, сказал кто-то.
Бредни! Больше ничего, что бредни! Самые знатные вожди ползают перед вами на четвереньках и повторяют: «Вутчи-Кабутчи», что значит вроде того, что «я твой раб».
А что же едят у этих добрых людей? спросил один из слушателей.
Том Мульграв пожал плечами. Конечно, не ростбиф и шерри, сказал он, но других деликатесов сколько угодно. Яйца, например, величиной с детскую голову; их собирают прямо печёными.
Все ахнули. Печеные? спросил один. Как же это возможно?
Страшной силой солнечного жара, мой милый. Вот тоже земляника, или малина. Там она с нашу репу. Одного яйца и одной ягоды довольно для самого хорошего аппетита.
Мистер Мульграв! спросил молодой человек, какой же величины птица, которая несет такие яйца?
С корову, мой милый. Туземцы на ней ездят верхом.
С корову, мой милый. Туземцы на ней ездят верхом.
Ах! А вы сами пользовались такой птицей, вместо лошади, сэр?
Сотни раз. Вот при подъеме на горы эти великолепные белые и золотистые птицы иногда обнаруживают нетерпение, отказывают, так сказать, в повиновении своему седоку и начинают подниматься на воздух.
О, Боже! в то время, когда на них едут?
Конечно! Я таким образом попал на одну высочайшую, недосягаемую вершину, удобнейший способ восхождения на горы, на мой взгляд. Только вот одного надо беречься.
Чего же именно? вскричали десять голосов.
Не надо слезать с неё, иначе эта предательская птица улетит, и пропадешь в вечных льдах.
Ах, так там есть и лед?
Еще бы! Внизу тропические фрукты на каждой ветке, плодородие неслыханное, а вверху великолепная санная дорога, так, приблизительно, на половине горы. А на самой вершине лежат ледяные глыбы, вышиной с башню.
Туда поднимаются, чтобы отдохнуть немного от зноя долин перемена чрезвычайно приятная.
Можно представить! Но, знаете, мистер Мульграв, мне бы очень хотелось знать
Еще стакан грога для этого господина и мне, вскричал унтер-офицер, потом развязно махнул рукой и прибавил: Спрашивайте дружище! Спрашивайте! Это показывает любознательный ум, который я очень ценю в молодых людях.
Польщенный малый делается совсем красным от удовольствия.
Мне бы хотелось знать, как собственно запрягают такую верховую птицу, говорит он сконфуженно.
И только-то? Ты бы и сам мог догадаться, любезный. У этого зверя есть своя собственная упряжь, как у лошади или осла. Так же дают шпоры и подгоняют кнутом.
Желал бы я увидать собственными глазами, вскричал молодой человек.
Том Мульграв протянул ему с достоинством руку.
Ничего не может быть легче, сказал он, стоит только, отправиться вместе со мною на эти счастливые острова. Там ты сразу разбогатеешь, потому что там пока сколько угодно еще незанятых земель, пока, говорю я, но скоро уже будет иначе. Сотни людей едут туда нищими, а возвращаются миллионерами. Свои владения я, конечно, поручил надежному управляющему.
Ах, так вы сами еще туда поедете?
Само собой. Если бы мне не нужно было в Лондоне привести в порядок кой-какие дела, я нарочно не вернулся бы сюда. По ту сторону моря живут так, как у нас только первейшие богачи, это заманчиво.
В одном углу трактира давно уже сидел человек довольно захудалого вида и, попивая грог, прислушивался к россказням Мульграва. Тут он с нерешительной улыбкой обратился к своему соседу. Извините, сэр. Верите вы этим историям?
Тот пожал плечами. Ни одному слову, ответил он. Новые острова открыты, это известно всему миру, а остальное все вздор. Кому есть охота драться с дикарями и жить в нездоровом климате, тот, пожалуй, может переселяться; только уж тогда надо проститься со всеми благами цивилизации.
Первый собеседник вздохнул. Это-бы еще куда ни шло! сказал он, да вот башмак мне давит правую ногу.
Сосед пытливо посмотрел на него. Так, так! В бумагах что-нибудь не ладно, хэ?
Может быть! Не знаете ли вы, как помочь горю?
Надо раздобыть другие, вот и все.
Оборванец подавил вздох. Если б это было возможно! проворчал он.
Это даже очень легко, только стоит малой толики денег
Может быть, вы согласились бы уступить мне свои собственные документы, сэр? Они с вами?
Разве уж так к спеху? Вас так рьяно розыскивают, дружище? Следят по пятам?
Оборванец огляделся вокруг робким взглядом. Ничего подобного! прошептал он. С чего вы это взяли? Была драка, а больше ровно ничего. На беду, тот, кому я закатил затрещину, сынок важного барина; потому, если они меня поймают, так, того гляди, угодишь в петлю.
Собеседник посмотрел на него с насмешкой. Понимаю, сказал он. За бесчинство вы боитесь наказания и потому хотите уехать вполне понимаю.
Бумаги с вами, сэр?
Нет, право же, нет. А впрочем, сколько бы вы дали, мой милый?
Так вы согласны продать документы? Настоящие, конечно.
Это еще неизвестно. Говорите вашу цену.
Оборванец вынул из кармана что-то, завернутое в тряпки, и осторожно стал развертывать, пряча под столом.
Взгляните-ка сюда, сэр. Это еще память моей матери.
Собеседник запустил любопытный взгляд под стол и увидел кольцо и булавку с драгоценными камнями большой стоимости. Ах ты! сказал он. Видно, ваша матушка была любительница настоящих бриллиантов. Есть у вас еще такие же?
Нет, но я думаю, и этого довольно.
А я не думаю. Надо еще прибавить сюда часы с бриллиантами, потом колье и
Шш! Что вы там такое мелете? Моя мать была
Оставьте добрую женщину, пусть покойно спит в своей могиле, а давайте-ка лучше, без скандала, остальное. Украдены у Плюмгет и Джек, в Регентстрите, с выставки. Видите, я все знаю.
Оборванец был ошеломлен; он открывал и закрывал рот, как рыба, вынутая из воды. Чепуха! сказал через силу.
Так хотите, чтобы я поднял скандал? рассказать историю во всеуслышание?
Да вы взбеленились? Взбесились? Из-за чего вы хотите меня погубить?
Так не надувайте, не врите. Товарищей по делу обманывать не следует; это подло и показывает бесчестные намерения.
Какие мы товарищи по делу? прошептал оборванец, сердито сверкая на него глазами. С каких это пор, сэр?
С тех пор, как вы хотели купить у меня подложные документы и в уплату предлагали краденую булавку.
Оборванец задрожал. Меня преследует важная особа, сказал он. За мной шпионят и гонятся, два раза мне удалось спастись только чудом.
Так выбирайтесь отсюда. Точно жить можно только в Лондоне!
Оборванец раскрыл перед ним свои пустые руки. Нет денег, с досадой сказал он. Полиция приняла меры, и никто не решается купить у меня вещи.
Собеседник постарался скрыть свою радость. Приходите завтра вечером опять сюда, прошептал он. Я посмотрю нельзя-ли чего сделать.
Затем он встал и отошел с коротким поклоном в одну сторону, а оборванец направился в другую. Некоторое время они оба еще побыли в трактире, где унтер-офицер продолжал громким голосом свои рассказы, направо и налево пожимая руки молодым парням. Даю вам слово, сударь, я буду иметь вас в виду, непременно, непременно.