Я тихонько поскреб в дверь, и он быстро открыл. Как всегда, в своей фирменной шапочке-петушке с надписью «Динамо» и желтого окраса телогрейке на голое тело. Само собой, в трусах.
Привет, Санчо, король говна и пара, грустно пропел я и, нагло отодвинув его в сторону, прошел в царство вантуза и разводного ключа.
И вам не хворать, отозвался он с нежностью. Че приперся, опять твоя выперла?
Сама ушла, радостно прокричал я и растер уши, как это делают, когда холодно или стыдно до невозможности.
А-а-а, Саша пристально вгляделся в мое лицо и полез в холодильник за пивом, кто-то вчера облился?
Есть немного, каялся я, уже впиваясь в горлышко его драгоценного подарка. Как у тебя-то дела?
Иц ис бьютифул, комкано произнес Саня и улыбнулся.
А че так?
Моя вчера вещи мне собрала, а Аннэт меня принимать не собирается.
А че так?
А я как погляжу, у тебя после вчерашнего с великим и могучим прямо проблемы? весело расхохотался он.
Ну да, а че?
Драчиче! передразнил Саня. А мне что теперь, на работе вечно обитать? Я же не ты со своим сказочным миром. То у тебя русалки, то дюймовочки
А может, мне жизненного пространства не хватает, чтобы развернуться, пояснил я. Или, как сказал великий, лично я за аскетизм, за умерщвление плоти для созревания души.
Истории-то твои по ночам как?
Нормальсончик, подбодрил я Саню, похлопав его по мужественному плечу. А ты откуда про истории знаешь, слушаешь?
Он подошел к холодильнику, пнул его, чтобы закрыть, и грустно добавил:
Не знаю, кто-то рассказывал.
Ага, от нетерпения передразнил его я, никто не слушает, а кто-то сказал. Странно!
Странно, повторил Саня, глядя в свою пустую бутылку. Как там, кстати, твой АЖБ поживает?
Да я еще до конца не придумал. Зато стихи хорошие вспомнил:
Ногами в живот куют настоящее,
И впору бы волком завыть,
Но звезды на небе такие блестящие,
Что не о чем и говорить
Ты тоску-то не нагоняй, а то денег все равно нет, откорректировал наше настроение Саня.
И тут я вспомнил про карту. Весело похлопал себя по заднему карману и хитро пропел:
Санек, прикрывай заведение, надевай штаны и
Есть предложение?
Вечером я уже пробовал направить свою жизнь в нужное русло. С Саней мы развалились в восемь, до эфира оставалось куча времени. Самое главное, что я выяснил в баре, так это то, что карта действительно работала. Сколько там было денег и кому и когда нужно будет возвращать потраченное, я не знал. Но мы порядком раздухарились, заказывая самое дорогое пиво и раков. Причем раков мы выбирали живых, давали им имена и карали либо миловали, деля их из огромного аквариума на грешников и не очень.
А, Танька, кричал на пятившегося рака Саня, не дала мне, варить тебя будем в кипящем масле.
Алексей Алексеевич, дорогой, обращался я к одному из членистоногих с большими усищами, изрядно вы подосрали мне по жизни. А что же вы думали, все без наказания останется? Хрена лысого!!!
А вот и Анечка, глумился Саня, вытаскивая из угла маленького рачка. Думала и тут, на великом суде уйдешь и спрячешься. Я же тебя, суку, из тысяч сук отыщу и узнаю. Что глазенки свои вылупила? Нет, а ты послушай, послушай меня теперь. Думаешь, мне легко между тобой и ею выкручиваться? при этом в другой руке он яростно тряс другого, более крупного рака. А теперь вот познакомьтесь, и он сближал их мордами друг к другу и напутствовал: Пожалуйте друг друга и травмируйте теперь мозг друг другу, а не мне.
А, Евгений Геннадьевич, не унимался я, а что козел делает среди милых рачков? Варить, срочно и с солью!!!
Девушка, официант, скромно стояла в стороне, наблюдая за нашей придурью. Когда я пнул Саню под столом, мол, хватит уже, человек ждет, она солидно улыбнулась и прокомментировала:
Ничего-ничего, в прошлый раз здесь бухгалтерский отдел торгового центра, гуляя, своих сотрудников вылавливал, так даже дошло до отрывания лапок и желания лично присутствовать при опускании генерального менеджера в расплавленное масло. Хорошо, что мы котятами не торгуем. Вот бы была жесть!
А причем тут котята? не понял юмора Саня.
Я сразу представил себе Саню, заворачивающего маленького милого котенка в шаурму и кричащего на официантку:
А эту зажарьте с корочкой, я с собой заберу
На меня аквариум нагнал тоску, и я, отойдя в туалетную кабинку, уселся с ногами на унитаз и тихонечко набрал свою русалочку.
Алло, сухо отозвалась она.
Привет, узнала?
Ты?
Валюсь, мне одиноко без тебя. Знаешь, я все это время думал только о тебе. Моя ушла сегодня. Теперь я твой. Ты все плаваешь?
Говно плавает, ответила она и прекратила общение.
Я закурил и для приличия снял штаны. Покопался в телефоне и снова набрал номер.
Алло, кто-то весело хохотал с той стороны и яростно дышал в трубку.
Алло, это я, гордо признался я.
Да отвали ты, грозно крикнула она, потом что-то упало и зашуршало. Извини, это не тебе, поправила она, Джек постоянно лезет в ухо, ты же помнишь моего волчка?
Мне грустно без тебя, знаешь, я все это время думал только о тебе. Моя-то ушла от меня. Насовсем. Как ты там, грустишь, думаешь, скучаешь? Как твой овощной бизнес? Вечная молодость? Как жизненный настрой? Как там лозунг дня: «Давай в пятьдесят, как в двадцать пять!»?
Да пошел ты, в том же тоне ответила она. Я тебе, тебе это говорю!
Трубку я отключил сам.
Остальным моим сказочным девушкам я звонить расхотел. Я пожал Сане руку и неспешно направился в парк. Здесь я нашел одинокую лавочку и прямо улегся на нее. Достал из кармана бутылку коньяка и отхлебнул с удовольствием. Звезды приветливо блестели на безоблачном небосводе.
А звезды на небе такие блестящие, громко выкрикнул я, что не о чем и говорить.
На душе что-то творилось. Значит, есть она еще, душа эта. Я аккуратно порылся в своей телефонной книге и понял, что позвонить мне больше некому. Одни звонили только мне, узнавая, что скидку я сделать больше не могу, извинялись и больше не звонили. Другим пробовал набирать я и узнавал о себе все то, что еще не знал. Она ушла, бывшие забыли, будущих нет. Мимо быстрым шагом проходила молоденькая девушка, зажав под мышкой маленькую скрипочку.
Девушка, пьяно заорал я, дайте мне свой номер телефончика, я вам звонить буду.
Она испуганно обернулась и перешла на бег.
Жаль, раздосадованно решил я и, отхлебнув коньяка, с размаху зашвырнул телефон подальше в кусты.
Парк опустел. Мир опустел. Стало так тихо и безмятежно, что захотелось умереть. Вот так, прямо здесь, на этой одинокой лавочке. А ведь, возможно, на ней свершались великие дела. Перочинный нож вырезал нежные женские имена. Влюбленные клялись друг другу в вечности. А возможно, эта лавочка и стоит здесь всю вечность. И бог сначала создал эту лавочку, а потом уже все остальное. А может, он и есть эта самая лавочка. Стоит тут в парке, а люди его ищут. И какую любовь может дать лавочка? Я смотрел в распахнутое небо, и слезы почему-то сами собой покатились по моим щекам. Я умирал. Я прекрасно понимал, что больше меня того, прежнего, больше не будет. Мне стало так одиноко и тоскливо, я скулил, как щенок, и наконец вырвал из себя всю мою правду:
Полюбите меня кто-нибудь хоть за что-нибудь! яростно выкрикнул я и зашвырнул следом и початую бутылку коньяка.
Глаза мои закрылись. Я еще раз всхлипнул и, перевернувшись на бок, уснул пьяным сном.
Глава шестая
Герда
Был промозглый ноябрьский вечер. Люди на остановке толпились и теснили друг друга, пытаясь занять наиболее привлекательное место для удачного попадания в приближающийся трамвай. Трамвай шел, содрогаясь и неторопливо шурша, отстукивая что-то понятное только ему, оледенелому и одинокому. Людская масса засуетилась, и меня вынесло на самую обочину. Сзади теснили, трамвай тяжело приближался. Я закричал от испуга. Но все тщетно. Он приближался. Кто-то рьяно толкнул меня к нему в объятия, вероятно, пытаясь выгадать для себя удобную позицию. И нога у меня соскользнула. Я полетел. Трамвай приближался. Последнее, что я увидел, были испуганные глаза проводницы, затем послышался скрежет колес. Мне показалось, что небесный воитель точит свой волшебный меч, проводя им по огромному точильному камню. Такой звук и остался у меня в ушах. Но я сгруппировался и закричал. Я так сильно кричал, я так сильно хотел домой, я так сильно хотел жить.
Потом все кончилось. Я открыл глаза и увидел маму. Она гладила меня по волосам и плакала:
Это чудо, что ты остался жив, шептала она, это чудо.
Я открыл глаза. Голова снова болела. Вдобавок было очень холодно и болело все тело. Она сидела рядом на лавочке и гладила мои взъерошенные волосы. Наконец я понял, что это был только сон, и поднялся. Она держала в руках открытую бутылочку коньяка, такую маленькую, но такую привлекательную, что я просто молча отобрал ее и засадил без промедления.
Знаешь, начал я без знакомства, в детстве я однажды попал под трамвай.
Я знаю, тихо ответила она и улыбнулась.
Я почему-то не удивился, тепло разлилось по ногам и рукам.
Знаешь, мне тогда сказали, что в таких случаях умирают сто процентов, мол, я просто чудом остался жив, представляешь?
Я знаю, так же уверенно и улыбчиво ответила она.
А мне иногда кажется, что я именно тогда и умер. Как-то читал в одном научно-популярном журнале, что человек совсем не замечает мгновение своей смерти. Представляешь, просто идет себе, идет, и бац! в какой-то момент он уже умер, а дальше идет уже другой человек. А в это время его уже похоронили, оплакали. Зарыли в деревянном ящичке, и все. А я иду себе дальше, только другой, и все вокруг иллюзия. Вчерашний день остался в прошлой жизни, здравствуй новая. И сколько раз я умирал? Или ты? Разве кто скажет?
Я знаю, тон у нее был деловой и сухой, как у меня во рту. Только пахло приятно и дорого.
А кто ты? наконец спросил я и поежился от холода.
Я Вика, меня Сергеич прислал. Сказал, чтобы я присматривала за тобой. Чтобы ты капиталы свои не просрал. Понимаешь?
Ты от него? сказал я и вспомнил про волшебную банковскую карту и странного типа с вечной улыбкой на лице.
Да, от него, сухо ответила она и показала мне жестом, чтобы я поднимался. Нам пора.
А кто он? так же сухо спросил я и поднялся с лавочки. Кости затрещали, и боль пронзила спину насквозь.
Какая разница, ответила Вика и пошла в сторону стоящего в стороне «Мерседеса», поехали, я отогрею тебя.