«Как же их смотреть, Джанни?» спрашивает первый, оглядев толпу девиц в масках: «Личиков-то не видно, ножек тоже».
«Нам с лица не воду пить, и с корявой можно жить» хохочет второй: «А смотреть будем по росту» и машет герольдам платком.
Герольды трубят, в залу входят двенадцать палачей в красно-чёрных плащах, опоясанных верёвками, на концах которых завязаны петли. Лица их скрыты остроконечными капюшонами с прорезями для глаз. Две пары палачей несут виселицы из двух столбов с перекладинами, с которых свисают петли, две другие пары несут плахи, остальные держат на плечах огромные, остро отточенные топоры. Дойдя до средины залы, палачи устанавливают виселицы, образовав двое ворот, кладут плахи поперёк них, как пороги, с размаху вгоняют в них огромные топоры.
«Всё готово, Данте» докладывает второй великан: «Огласи указ».
Первый великан достаёт из-под полы такой же свиток, разворачивает его и оглашает: «Именем Его императорского Величества, повелеваю оным невестам и оным женихам, пройти под виселицей и перешагнуть плаху, не склоняя головы, а кто не пройдёт, повинен окончить свою холостую жизнь, в том же порядке, как и не пройдёт. Да быть по сему!».
«Женихов палачи поведут» объявляет второй великан: «А кто же невест будет?»
«А вон, две чертовки стоят» указывает первый на двух девиц, стоящих впереди толпы, в рыжих париках, с рожками, с чёрными хвостами сзади: «Ну-ка, чертовки, сюда!» и машет рукой. Те, смеясь, подбегают к великанам, ростом не доставая им до плеча.
«Как звать, чертовки?» строго спрашивает первый великан.
«Беатриче» отвечает первая высоким голосом.
«Мательда» отвечает вторая низким голосом.
«А может у них не ножки, а козьи копытца?» с сомнением произносит второй великан: «Да может и волосатые, как у царицы Савской? Ну-ка, чертовки, сбросьте обутки, да покажите ножки».
«Беатриче» отвечает первая высоким голосом.
«Мательда» отвечает вторая низким голосом.
«А может у них не ножки, а козьи копытца?» с сомнением произносит второй великан: «Да может и волосатые, как у царицы Савской? Ну-ка, чертовки, сбросьте обутки, да покажите ножки».
«Сам первый сбрось!» негодует воскликнула Мательда: «У самого небось копыта, как у козла!»
Второй великан вскидывает одной ногой, потом другой, ботфорты разлетаются в разные стороны, вздёргивает шальвары до колен. Чертовки, весело смеясь и приплясывая, следуют его примеру, задрав подолы ещё выше, показывая белые ножки.
«Объявляю указ!» сбрасывая ботфорты, кричит первый великан: «Все идут под виселицу без обутки, показывая ножки. У кого сыщутся копыта, палачам отрубать, чертей вешать! Да быть по сему!»
«Палачи!» кричит второй великан: «Начинать женихам от трёх аршин без трёх вершков, невестам от двух аршин с половиной. Как все пройдут, по вершку спускать, кто не пройдёт женить. Да быть по сему» и первым идёт под виселицу. Коснувшись перекладины лбом, рыдает: «Ах, я, несчастный, пропала вольная жизнь», кричит первому: «Теперь ты!».
Первый великан, коснувшись лбом перекладины, хохочет, и встаёт со вторым, рядом с виселицей.
«Ну, теперь жди невесту, тебе первая, мне вторая» смеётся второй великан и машет платком. Герольды трубят, с хоров гремит музыка. По залу вертятся два хоровода. Палачи прогоняют через виселицу женихов, срывая с них сапоги, чертовки, перескочив плаху, волокут невест, заставляя их сбрасывать туфли и показывать ножки. Женихи заканчиваются раньше, никто не встаёт рядом с великанами. Невесты, смеясь и конфузясь, одна за другой перескакивают плаху под перекладиной виселицы, не задевая её.
«Ну, видно, не судьба нынче» только и успевает сказать второй великан, как чертовки приводят под виселицу высокую девицу в красно-розовом платье, которое она приподымает до колен, показывая стройные ножки. Перешагнув плаху, она касается перекладины лбом.
«Стой, назад!» кричит второй великан, хватает её за руку и подводит к первому: «Вот братец, невеста твоя! А моя ещё растёт».
«Как звать, красавица?» спрашивает Данте, оглядывая стройную фигуру невесты.
«Пиккарда» отвечает та высоким певучим голосом.
Чертовки волокут к виселице ещё одну высокую девицу в тёмно-зелёном платье; та отчаянно упирается. Но, сопротивляться бесполезно, и она, приподняв край платья до щиколотки, перешагивает плаху, коснувшись перекладины лбом.
«Вот и твоя судьба!» весело кричит первый великан; схватив её за руку, подводит ко второму: «Как звать, красавица?»
«Нэлла» отвечает та глубоким грудным голосом, покраснев так, что видно и сквозь маску. Джанни, сам залившийся краской, берёт её за руку.
«Палачи!» кричит первый великан: «Спускай на вершок!» и, взяв свою невесту за руку, направляется на средину залы; вторая пара следует за ними. Музыка гремит с новой силой, хоровод женихов и невест кружится сзади них пуще и веселее прежнего. Подняв глаза, Данте вдруг наталкивается на испепеляющий взгляд Беатриче, которая, побледнев, смотрит на него; руки её дрожат.
Рай Песня IV
Первое небо Луна (продолжение). Объяснение с Пиккардой и Беатриче. Беатриче объясняет Данте устройство Рая.
Меж двух равно манящих яств, свободный
В их выборе к зубам бы не поднес
Ни одного и умер бы голодный; 3
Так агнец медлил бы меж двух угроз
Прожорливых волков, равно страшимый;
Так медлил бы меж двух оленей пес. 6
И то, что я молчал, равно томимый
Сомненьями, счесть ни добром, ни злом
Нельзя, раз это путь необходимый. 9
Так я молчал; но на лице моем
Желанье, как и сам вопрос, сквозило
Жарчей, чем сказанное языком. 12
Увидев испепеляющий взгляд Беатриче, Данте терзается сомнениями, уподобляясь Буриданову ослу из басни Эзопа, который, свободный в выборе своём, умирает от голода меж двух копен сена. Поэт передаёт терзающую его бурю сомнений ещё двумя аналогичными сюжетами, что говорит о множестве мыслей, проносящихся у него в голове. И ягнёнок, оказавшись меж двух прожорливых волков, медлит, не зная, в какую сторону ему бежать, и пёс, погнавшись за двумя оленями, которые разбегаются в разные стороны, замирает на месте, не зная, за каким из них ему гнаться.
Подобно Буриданову ослу, он оказывается между двумя своими любимыми женщинами Пиккардой и Беатриче и не может решить, с кем из них ему продолжить разговор. Но, желание разобраться с увиденным, написано у него на лице понятнее, чем сказанное языком.
Русская пословица: «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь».
Но Беатриче, вроде Даниила,
Кем был смирен Навуходоносор,
Когда его свирепость ослепила, 15
По библейской легенде, Вавилонские мудрецы не могут истолковать царю Навуходоносору позабытый им сон, и он велит их казнить, но гнев его проходит, когда пророк Даниил напоминает ему сон и объясняет его значение. Так и Беатриче, сменив гнев на милость, угадывает сомнения поэта и разрешает их.
Это сон Навуходоносора об истукане с золотой головой, серебряными шеей и руками, медной грудью, железным брюхом и глиняными ногами, детская загадка о Златоглавом Православном храме.
Сказала: «Вижу, что возник раздор
В твоих желаньях, и, теснясь в неволе,
Раздумья тщетно рвутся на простор. 18
Ты мыслишь: «Раз я стоек в доброй воле
То как насилье нанесет урон
Моей заслуге хоть в малейшей доле?» 21
Еще и тем сомненьем ты смущен
Не взносятся ли души в самом деле
Обратно к звездам, как учил Платон. 24
По-равному твое стесняют velle
Вопросы эти; обращаясь к ним,
Сперва коснусь того, чей яд тяжеле. 27
Беатриче отвечает на немой вопрос поэта: «Почему, если человек стоек в доброй воле, как Пиккарда, насилие наносит ему урон, располагая на низших ступенях Рая?» И второй вопрос: «Неужели праведные души не возносятся к звёздам, как учит Платон, а остаются на планетах, например, на Луне?»
Согласно учению Платона, души до своего воплощения, обитают на планетах и звездах, куда и возвращаются после смерти человека. «Velle» схоластический латинский термин, означающий «воля».
Этим мнение Платона отличается от мнения Вергилия, который, посетив в лице царя Энея, Лимб и Элизиум, обнаруживает там ещё не воплотившиеся души будущих властителей Рима; их показывает ему тень его отца Анхиза, предрекая Энею великое будущее его потомков и основанного ими Рима.
Всех глубже вбожествленный серафим
И Моисей и Самуил пророки
Иль Иоанн, он может быть любым, 30
Мария твердью все равновысоки
Тем духам, что тебе являлись тут,
И бытия их не иные сроки; 33
Все красят первый круг и там живут
В неравной неге, ибо в разной мере
Предвечных уст они дыханье пьют. 36
Всех глубже (дальше всех от Земли), выше Сферы Звёзд, вбожествленный всех более погруженный в созерцание Божества, Серафим. С ним вместе обитают ветхозаветные и новозаветные праведники, такие, как пророки Моисей и Самуил, или Иоанн, который может быть любым: «Как Иоанн Креститель, так и евангелист Иоанн», возможно, и многие другие Иоанны, которыми полны «Жития Святых». С ними вместе, в той же тверди, обитает и Богородица. И все они пребывают в том же небе, что и души, являвшиеся поэту на Луне. И бытия их не иные сроки все души, обретшие Небесный Рай, одинаково вечны.
Нельзя считать неудовлетворенными души, обиталищем которых служит Луна. Свет вечного Эмпирея, струясь, пронизывает все небесные сферы, создавая в каждом из них свои отражения. И все они красят собой и первый круг Луну, живут в ней, разделяя с обитающими в ней душами, хотя неравную негу; ни один из обитателей Луны не обделён дыханием предвечных уст Создателя.
И здесь они предстали не как в сфере
Для них назначенной, а чтоб явить
Разностепенность высшей на примере. 39
Так с вашей мыслью должно говорить
Лишь в ощутимом черплющей познанье,
Чтоб разуму затем его вручить. 42
К природе вашей снисходя, Писанье
О божией деснице говорит
И о стопах, вводя иносказанье; 45
Праведники обитают в самом верхнем круге Эмпирее, а здесь, на Луне, они предстают отраженными, как в зеркале, а не как в Сфере, чтобы явить пример высшей разностепенности для душ, чья обитель Луна. Так говорят с твоей мыслью, черпающей познание лишь в ощутимом, чтобы вручить его разуму. Снисходящее к человеческой природе Писание, говорит о Божьей деснице и Божьих стопах, вводя иносказание.