Да не в некотором роде, а попросту одинокая.
Вадим осматривал полки.
Печально мне это слышать. Надо будет зайти к тебе как-нибудь.
Облокотившись обеими руками о прилавок и опустив на ладони большую свою голову, Валентина взирала на него сейчас снизу верх. Взирала хитро.
Да навряд ли ты ко мне заглянешь, вздохнула она. Ты ведь больше по молоденьким лазаешь.
Вадим потянулся к карману за деньгами.
Мне ведь рассказывали, продолжала Валя. Вадим-то, говорят, красавец наш, с Танюшей бродит Почту, что ли разносят вместе, или чего ещё там
Три буханки хлеба, сказал Вадим.
Валентина продолжала коварно на него посматривать.
Три буханки хлеба мне, повторил он ей вкрадчиво.
Она приподнялась, взяла с полки хлеб, положила перед ним на прилавок.
Консервы вот эти, кивнул Вадим, банки две давай.
Она подала консервы.
И крупы гречневой пакет.
Достала гречку.
Водочки? спросила.
Нет. Это всё.
Валентина придвинула к себе счёты, перекинула на них несколько костяшек. Вадим положил на прилавок деньги. Сложил продукты в сумку.
Не понимаю я, зачем ты сюда приехал, бормотнула Валя. В городе жил, работа была. Женщина, наверное. Это потому, что она тебя разлюбила, ты приехал?
Вадим собирал с прилавка сдачу. Собрав, засунул в карман.
А, чё молчишь?
Он зашагал к двери.
Приходи, не забывай! примирительно крикнула вдогонку Валентина.
На пороге столкнулся с Иваном, закадычном другом поневоле.
Вадим, ты! тянул тот руку.
А, Ванька Здорово.
До приезда в Сомово Вадим его не знал. Но здесь сблизились как-то.
Чё, Валька там?
Там, кивнул Вадим.
Чем сегодня занимаешься?
Ничем.
Пойдём, зайдём. Купить надо кое-что.
Иди, я подожду.
Иван скрылся за дверями, Вадим достал сигарету. Начинался дождь. Отсюда, с порога магазина, вся деревня была видна как на ладони. Он окинул её взглядом.
Я всегда знал Вадима как городского жителя и даже не догадывался, что первые годы его жизни прошли именно здесь, в деревне. Тогда Сомово выглядело куда лучше: деревня была большой и многочисленной. На скамейках перед домами сидела молодёжь, звучали песни. Каждый вечер деревенский клуб набивался под завязку. Пацанва бегала на речку рыбачить. Иногда брали и Вадима, хоть был он тогда совсем еще карапузом. Бабушка очень волновалась, отпуская его с соседским пацаном Павликом. Но обходилось без эксцессов. Бабушка всегда за него волновалась был Вадим далеко от неё или близко.
Вадим! звала она его Вадимчик! Ты куда подевался?
Он прятался в траве. Трава была густой и высокой. Вадим приседал на корточки, и горизонт медленно исчезал за её стеной. Оставался лишь клочок неба, но он был таким крохотным и скромным, что с каждым порывом ветра так и норовил спрятаться за колыханием травинок. Ни дядьку, ни тётку уже не было видно, лишь звуки свистящих кос доносились до него теперь. Он оглядывался, словно опасаясь нежданной атаки сзади, но трава защищала его и там. Если сжаться в комок, то и вовсе казалось, что он укутан ею полностью, она склоняется над ним, переплетается, уплотняется. Теперь её не раздвинешь ладонями она туга и упруга, она не выпустит больше. Ни один солнечный луч не пробивается сюда слишком густой покров, и травы совсем не те сейчас почему-то коварными и злыми кажутся они. Они нашёптывают что-то, бормотание их тоскливо и пугающе, и мелодии, что издают они, лишь усыпляют, тяжело, но настойчиво.
Вадим! звала его бабушка. Где ты?
Он поднялся в полный рост. Она не видела его, смотрела куда-то в сторону.
Вади-и-и-им! кричала.
Вот он, мам, кивнула в его сторону тётя Вера.
Забери его отсюда, а то под косу попадёт. Выбрал тоже место в траве прятаться.
А ну-ка, иди сюда, махала ему рукой бабушка. Ты что, разве можно в траве сидеть!? Калекой остаться хочешь?
Выступил и дядька:
Ты не отпускай его от себя, повернулся он к бабушке. Пусть сидит на месте и не встает.
А ты тоже соображай, это уже ему. Люди косят, а ты в траве кубаряешься. Это ведь очень просто раз, и без ног останешься.
Вадим побрёл к бабушке.
Сядь вот на пригорочек, посиди, кивнула она ему Есть не хочешь?
Пить хочу.
Она открыла термос, налила в кружку чай.
Не, чай не хочу, сморщился Вадим. Холодного чё-нито.
Ах ты, качала бабушка головой, выливая чай обратно в термос. Протянула ему бутылку с водой.
Только много не пей, они тоже пить захотят.
Он сделал два больших глотка, а потом, подумав, ещё один, маленький. Бабушка уселась рядом, он вернул ей бутылку, она тоже отпила.
Смотри-ка ты, непоседа какой, продолжала она его отчитывать, убирая воду в тень. Ни минуты спокойно не посидит. Мне ведь сейчас тяжело за тобой уследить, я не такая как ты резвая, так что ты давай не балуйся. А то баловство, оно ведь до добра не доведёт.
Вадим молчал, ковыряя прутиком землю.
Мать приедет, я вот всё ей расскажу. Что ты вёл себя плохо, что не слушался.
Хорошо я себя веду. Что я сделал-то?
Что, что не слушаешься.
Вадим изобразил недовольную гримасу.
День был жарким. Бабушка то и дело вытирала со лба пот и грузно пыхтела. Ещё помахивала веточкой. Прохлады она приносила немного, но зато отгоняла мух.
Дядя Коля косил сейчас в одних трусах, но всё равно лоснился от пота. Трусы его намокли и норовили забиться между ягодиц время от времени он одёргивал их. Было что-то неправильное в его фигуре: то ли кривые ноги, то ли слишком большая задница, то ли сутулый позвоночник, а видимо, и то, и другое, и третье. Всё это производило впечатление неуклюжести. Будто помешало что-то ваятелю, лепившему его, и он взял, да бросил это дело. Так и остался дядя Коля недолепленным и удивлял теперь всех своими нечеловеческими движениями. Да и лицо его словно перепахали трактором. Вадим всегда удивлялся, почему тётя Вера вышла замуж за такого некрасивого дядьку. Была она и сама не красавица, но тем не менее наружности вполне сносной, если, правда, не смеялась. Во время смеха лицо её преображалось совершено: на лбу появлялась вмятина, скулы чересчур явно выступали над щеками, а рот становился таким огромным, что в него можно было забивать мячи. Тётя Вера в выцветшем платьице и с косынкой на голове косила рядом с мужем. Косила медленно, то и дело останавливаясь и хватаясь за поясницу. Боли в спине были одним из многочисленных её заболеваний.
Скучно в деревне, серьёзно произнёс Вадим, отводя взгляд от тётки.
Эх, крякнула бабушка, скучно ему! Городской ты житель! Я вот всю жизнь в деревне прожила, для меня места лучше нет. Ты оглянись вокруг, посмотри красота какая! Лес какой, птицы поют, солнце светит.
Фу, подумаешь! Чего тут такого?
А в городе чего такого? Телевизор смотреть?
Да хотя бы.
Ага, чтобы зрение портилось.
Ничего оно не портится. У тебя нет телевизора, поэтому ты так говоришь.
Не спорь, не спорь. Ты просто маленький ещё, вот подрастёшь поймёшь, что к чему. Это ведь сейчас только в городах люди зажили более-менее. А раньше городов мало было, да и людей там жило немного, в основном все в деревнях. После уже перебираться в города начали. Вот хоть мать твоя уехала зачем-то в город, а по деревне всё равно скучает.
Ничего она не скучает. Я же слышал, как она говорила: «Век бы эту деревню не видела».
Ну, это в сердцах она наверное. А разобраться если она ведь деревенская, в деревне родилась, в деревне большую часть жизни прожила.
Она в деревне родилась?
А где же!? В нашей деревне, в той самой избе, где мы и сейчас живём. Потом вот в город уехала.
Зачем?
Учиться поехала. Поступила в техникум, окончила его. Ну а потом с твоим отцом познакомилась.
А как они познакомились?
Точно не знаю, где-то в компании вместе были. Как люди знакомятся? Случайно всё больше. Познакомились, встречаться стали. Быстро у них всё там закрутилось. Как-то письмо получаю от твоей матери: так, мол, и так, встречаюсь с одним молодым человеком, скоро поженимся. Ну что, женитесь я разве против. Привезла его потом нам показать, отца твоего. Смотрю: ну что, парень хороший, симпатичный. Да если бы даже и не симпатичным был, от меня уже тут ничего не зависело. Сами всё решили. Сыграли свадьбу, жить в город уехали. Отец твой он городской человек конечно, ты в него Ну, а в скором времени и ты появился.
А как я появился?
Ну, как дети появляются. Сначала у мамы в животе живут, потом наружу выбираются. Она с тобой очень мучилась.
Почему?
Ты большой родился. Толстый такой, крепкий. Это сейчас исхудал что-то. Вылезать не хотел. Брыкался. Я потом приехала вскоре, раз только на мать твою глянула а батюшки, еле узнала! До того худющая, до того страшная сил нет. А ты рядом лежишь довольный, щёки розовые, пухленький такой. Как назовёшь, спрашиваю. Вадимом говорит. Почему Вадимом? В честь кого? Ни в кого, так просто. Вадимом. Ну что же, думаю, Вадимом так Вадимом. Имя хорошее. Так вот ты и стал Вадимом.
Мать твоя хорошая женщина, услышал он голос дядьки. Все её любят. Особенно мужики.
Тебе что надо? спросила его бабушка строго.
Пить захотелось.
Вот, пей, протянула она ему бутылку с водой.
Дядька взял и перед тем, как глотнуть, подмигнул Вадиму. Тот опустил глаза в землю. Пока он пил, бабушка поднялась на ноги.
Пить захотелось.
Вот, пей, протянула она ему бутылку с водой.
Дядька взял и перед тем, как глотнуть, подмигнул Вадиму. Тот опустил глаза в землю. Пока он пил, бабушка поднялась на ноги.
При нём, шепнула она дядьке, разговоров таких не заводить. Ясно?
Он ничего не ответил, передал бабушке бутылку и бросил взгляд на Вадима. Усмехнулся.
Проснувшись, он долго не мог понять, где находится. Была ночь, половинка дымчатого круга света должно быть, луна виднелась за окном. То, что было это действительно окно, он определил не сразу, а лишь после долгих вглядываний. Небо застилала облачная пелена, луна казалась расплывчатой и нереальной, но всё же присутствием своим радовала. Очертания предметов проступали из темноты. Кровать, стол, стулья всё так же, как и в бабушкиной избе, но это была не она.
Откуда-то сверху доносился храп. Ощупав пространство вокруг, Вадим понял, что он лежит на полу. Был он в рубашке и носках, но почему-то без брюк. Что-то скомканное валялось рядом, но были это не они, а смятый в гармошку половик. Тщетно он шарил руками, пытаясь обнаружить матрац и подушку. Зато рядом имелась кровать в одну из ножек он упирался ногой. С первого раза подняться не удалось. Неведомая сила закружила голову, а ноги не выдержали тяжести тела он повалился набок. Вторая попытка оказалась успешней Вадим уцепился за ножку кровати и, перебирая по ней руками, приподнялся. Равновесие удавалось сохранять лишь держась за стену. Храп не прекращался.