Слова капитана так поразили меня, что на миг заставили забыть о происшедшем.
Что вы хотите этим сказать? пробормотала я растерявшись. Траур до конца жизни? Что что это вы пророчите?
Его лицо было почти свирепым в этот момент, зеленые глаза метали молнии.
Вы статс-дама королевы, но я запрещаю вам драться и повышать на меня голос только потому, что я ненароком задел вашу госпожу. Вы поняли? Он почти крикнул это, и голос у него был сильный, низкий, повелительный; пожалуй, никогда еще я не слышала от него подобного тона. Разве что на корабле, когда капитан де Вильер командовал матросами на мачтах и отмерял наказание плетьми для нерадивых. Поняли вы это? Если нет, вы сейчас видите меня в последний раз.
Черт возьми, начала я задыхаясь, вы ставите мне ультиматумы?
Я привожу в чувство наглую девчонку, которая полагает, что весь свет сошелся клином на ее повелительнице. Он снова повысил голос: Да, я могу повторить, что никого во Франции особо не взволновала смерть сына этой женщины. Ни-ко-го. И виновата в этом только она сама недаром ее назвали мадам Дефицит!
Назвали ваши друзья! яростно огрызнулась я. Я знаю, откуда идут эти выдумки. Из дома в Монруже, где ваш друг Лозен собирает всяких предателей, которые стряпают сплетни о королеве. Ха! Мадам Дефицит! Только безграмотные люди могут поверить, что финансы королевства в расстройстве из-за ее гардероба!
Он схватил меня за подбородок.
Глупая гусыня! О чем это вы рассуждаете? Не лучше ли вам думать о тесьме и кружевах? О фасоне шляпок?
Я в ярости оттолкнула его руку:
Вы мне не муж, чтобы указывать, капитан де Вильер!
Ясное дело, не муж! У вас на самом деле нет мужа. По крайней мере, такого, который был бы способен поставить вас на место.
Благодарение Богу, что вы последний, кому я разрешила бы делать это!
Круто повернувшись, я зашагала по аллее к замку. Сердце у меня колотилось. Ссора с Франсуа, такая крупная, по моему мнению, означала полный разрыв. Финал отношений. Кроме того, мне предстояло объясниться с королевой. С подавленной, несчастной королевой, которая только-только начала приходить в себя! Спрашивается, где во всей этой кутерьме событий отыскать время и навестить, наконец, моего малыша Жанно?!
3
Уму непостижимо: эти канальи избрали своим символом цвета герцога Орлеанского. Клянусь святой Анной Орейской, мадам, я видела своими глазами, что они украшают себя сине-красно-белыми кокардами. А что это, если не знак лакеев Орлеанского дома?10 Именно они одеваются в такие ливреи! И какие еще доказательства нужны для того, чтобы понять, кто все это затеял?
Маргарита аккуратно поставила на поднос чашку с кофе, аккуратно добавила в напиток сливки, щепотку корицы все как я любила, и, подав все это мне, продолжила свою тираду:
А разве можно представить себе вельможу более запятнанного? По Парижу ходят слухи один страшнее другого. Уже ни для кого не секрет, что герцог Орлеанский, устраивая все эти бунты, давно в долгах, и его состояние расстроено. Так вот, чтобы покрыть свои расходы, он рассылает повсюду банды своих головорезов Понизив голос, она добавила: Как говорят, именно он повинен в убийстве мадам Лепуант.
Кто это? спросила я тусклым голосом.
Бедняжка, которая когда-то была любовницей этого ненасытного чудовища! Она жила недалеко отсюда, на улице Шартр. Герцог сам в свое время обеспечил ей хорошую ренту. Двенадцать тысяч ливров в год, по слухам А теперь, прекрасно зная, что она сумела сколотить приличное состояние, подослал к ней ночью грабителей. Ей перерезали горло! И чуть не убили ее племянника Деньги и драгоценности забрали все подчистую. Бриллианты, как водится, герцог переправил в Лондон и там продал, чтобы иметь средства на свои делишки. То есть на бунты!
Каждое слово Маргариты заставляло меня содрогаться. Месяц начался как нельзя более плохо. Я оказалась в Париже в понедельник, 6 июля 1789 года. Столица клокотала, как адский котел, и поразила меня обилием пьяных, одетых в лохмотья, вооруженных людей на улицах. Над многими заставами поднимались клубы дыма: какие-то бродяги поджигали их, чтобы помешать таможенникам взимать пошлины за вино и ром, ввозимые в город. Никто и не думал заниматься обычной будничной работой. Прекратился даже ремонт дорог: каменщики ушли, бросив неубранными груды щебня и брусчатки.
Лавки, дома горожан были закрыты; каждый, у кого были железные ставни, прикрыл ими окна. Все опасались ограблений. Работали только булочные, но вокруг них собирались целые толпы народа в Париже невозможно было достать хлеба, и никто среди простых парижан не понимал, в чем причина голода. Зато в гурьбе людей постоянно рыскали какие-то платные агенты, которые указывали на виновников нехватки продовольствия: это королевский двор, лично король и лично королева!
Прибыв домой, я обнаружила три неприятные вещи. Во-первых, несколько окон в моем особняке были выбиты. Видимо, мое жилище вызывало у кое-кого немалую неприязнь Во-вторых, в отеле дЭнен до сей поры занимал комнату и столовался философ Николя Шамфор. В свое время, зимой, он помогал мне изображать из себя светскую либеральную даму. Тогда-то я, движимая модой, и пригласила его к себе. Шамфор всегда был известен своей склонностью пожить за чужой счет и даже полагал, что оказывает знатным богачам честь, принимая подобные предложения. Уехав в Версаль, я на некоторое время вообще позабыла об этом острослове, ну а теперь теперь, когда ситуация в стране стала такой угрожающей, я бы, конечно, с удовольствием его выгнала. Он проявлял чудеса безтактности, оставаясь у меня так долго. И мне теперь приходилось ломать голову над тем, как удалить его из дома и при этом не приобрести опасного недоброжелателя: Шамфор был злопамятен и мстил своим обидчикам язвительными эпиграммами.
О, а в-третьих и это самое неприятное! переступив порог отеля дЭнен, я обнаружила, что здесь же находится и мой муж. Здесь, а не во фландрском полку, на службе у барона де Базенваля, как я полагала!
Он объяснил это тем, что устал и взял отпуск. За это я не могла его вслух упрекать, потому что сама поступила так же: последние месяцы, проведенные на службе, измотали и меня, и его. Я, находясь при королеве, перенесла немало моральных страданий, и Эмманюэль пострадал не меньше. Ему, прежде служившему лишь на спокойных должностях командира дворцовой гвардии графа дАртуа и коменданта отдаленной крепости Жу, теперь довелось вкусить настоящей военной службы, причем в такой обстановке, когда он постоянно чувствовал ненадежность, если не ненависть подчиненных. Армия разлагалась, французские солдаты не подчинялись командованию, проститутки из Пале Рояль хорошо просветили их насчет того, что любой начальник плох и повиноваться ему смешно для сторонника свободы Вдобавок ко всему, какие-то таинственные заговорщики, развешивая по Парижу афиши с перечнем придворных, которых нужно немедленно обезглавить, постоянно включали в этот список и имя Эмманюэля, припоминая ему службу у брата короля (тепер это объявлялось преступлением!) и называя его «прихвостнем дАртуа». И кому только понадобилось так запугивать ни к чему не причастного и мало на что влияющего молодого человека?
Эмманюэлю не исполнилось еще и двадцяти пяти лет. Ничто в его прошлом не подготовило его к такому сложному повороту в жизни. Не обладая твердостью моего отца, он казался в эти дни почти затравленным. Много часов из своего так называемого отпуска он проводил в оранжерее, среди розовых кустов и амарантов, посаженных еще его матерью, прекрасной Софи дЭнен, и компанию ему там составлял разве что ее портрет в серебряной раме. Мельком заглядывая в это помещение, бросая взор на фигуру своего мужа в старинном кресле, на бледное, несколько женственное лицо, оттененное темными кудрями, на тонкие руки, в которых нынче часто можно было заметить рукопись гороскопа (к нам в особняк уже дважды или трижды являлся по его просьбе астролог), я иногда чувствовала жалость и спрашивала себя: может, мне надо уделить этому юноше, круглому сироте с младенчества, больше нежности и внимания? Ведь он мой муж, и женаты мы уже больше года Он ничем особо не обидел меня, а то, что насильно стал моим мужем, так это и его крест тоже, не только мой
Однако, то ли сердце у меня было черствое, то ли слишком много моего внимания в последнее время забрало горе Марии Антуанетты, но я всегда сознательно останавливала себя в любом сочувственном порыве по отношению к Эмманюэлю, и этот порыв уже через пару секунд сменялся возмущением: ну, зачем он приехал в Париж? Зачем?! Почему столько времени проводит дома? Ведь он ломает мне все планы насчет Жанно!
Да, было именно так: сначала свиданиям с малышом препятствовали болезнь и смерть дофина, теперь постоянное присутствие мужа Не могла же я убегать на Вишневую улицу, когда он находился под боком! Тем более, что подавленное настроение отнюдь не сделало его полным отшельником. Вернее сказать, это днем он преображался в садовника и встречался лишь с астрологами, избегая выходить на ставшие для него опасными парижские улицы. Ночью он неизменно искал моего общества, да так, что мои давние страхи забеременеть от него вновь ожили!
«Этого еще не хватало. думала я с досадой, когда он домогался моих ласк и вслух напоминал о том, что его род весьма древний и знатный, поэтому нуждается в наследнике. Я еще не успела разобраться с первым своим сыном не хватало мне заводить второго!»
Это его постоянное эротическое влечение ко мне отдавало даже чем-то болезненным. Эмманюэль будто хотел спрятаться от чего-то в моей постели, убежать от страхов реальной жизни в вымышленный мир семейного счастья того, чего я никак ему дать не могла.
Было бы хорошо поехать в Пикардию, фантазировал он вслух, в наше родовое поместье Буассю.
Какое родовое поместье, сударь? отбивалась я. Вы сами там никогда не были. Вы выросли в Париже, а мне оно и подавно не нужно! Я не пикардийка.
Да, но Жерве много рассказывал мне о нем. Эмманюэль стоял на своем, будто и не слышал меня. Моя мама любила это место. Говорят, там великолепные зеленые газоны вокруг замка и чудесные закаты над лугами По этим лугам будет бегать мой сын. Я обязательно повезу его туда!
Это приводило меня буквально в ярость.
К чему эти пустые разговоры? Я не беременна!
Однако мы молоды и здоровы, поэтому это когда-нибудь может случиться. В конце концов, разве это не наш долг? Ваш отец, Сюзанна, уже не раз заговаривал со мной об этом. Вы наследница благородного рода, а дЭнены князья Священной Римской империи! Мой предок, Максимильен дЭнен, был кавалером Ордена Золотого Руна. Кстати, он похоронен в Буассю
С тех пор, как по весне умер его дядюшка, Ксавье дЭнен-Лиотар, Эмманюэль унаследовал все его эльзасские имения и княжеские регалии, включая титул князя Священной Римской империи. Это подняло его на небывалую высоту, сделало подданным сразу двух престолов французского и австрийского. Было даже странно, глядя на этого тонкого молодого человека, осознавать, что он такой вельможа. Как по мне, так ему бы пошла роль приказчика в модном магазине! Или парикмахера Именно такие сравнения вызывала у меня его внешность, и желать детей от подобного мужчины я никак не могла.