Здесь можно отметить две волны миграции иностранных ремесленников в Англию [131]. Первая волна охватывала XIIIXV века, тогда как вторая проходила с конца XV до начала XVII века. Результатом первой волны переселений было усовершенствование старых, традиционных для Англии, отраслей промышленности, таких как сукноделие, пиво и элеварение, красильные и белильные ремесла, металлодобыча и металлообработка. Вторая волна способствовала появлению и развитию новых отраслей, среди которых основными были стеклянная, зеркальная, бумажная и новые текстильные отрасли.
Здесь можно отметить две волны миграции иностранных ремесленников в Англию [131]. Первая волна охватывала XIIIXV века, тогда как вторая проходила с конца XV до начала XVII века. Результатом первой волны переселений было усовершенствование старых, традиционных для Англии, отраслей промышленности, таких как сукноделие, пиво и элеварение, красильные и белильные ремесла, металлодобыча и металлообработка. Вторая волна способствовала появлению и развитию новых отраслей, среди которых основными были стеклянная, зеркальная, бумажная и новые текстильные отрасли.
Появление мануфактур внесло некоторые изменения в систему насыщения производственной сферы инновациями. Рабочие мануфактур могли оставаться членами ремесленных гильдий, которые можно считать предтечей современных кластеров, обеспечивающих солидарную в социальном плане деятельность представителей конкретных специальностей. Однако мануфактурный способ производства создавал благоприятные условия для более активной разработки и освоения технологических нововведений, направленных на повышение производительности труда и, как следствие, уменьшение количества рабочих мест. Это, в свою очередь, создавало дополнительную нагрузку на социальную функцию гильдий и выдвигало новые требования к обучению рабочих приемам труда. Все это в совокупности стало причиной протестного движения гильдий по отношению к технологическим новшествам.
Основным центром зарождения этих протестов считается Англия, где возникло движение луддитов. Бурное развитие технологий в текстильной промышленности привело к обесцениванию труда ремесленников, а расцвет буржуазии повлиял на обеднение дворянства. Эти две социальные формации попытались остановить прогресс тем, что врывались на фабрики и ломали прядильные и ткацкие станки.
Конечно, луддиты были отнюдь не первой группой, которая пыталась блокировать инновации в Европе. В середине XVIII века ремесленные цеха были в авангарде сопротивления трудосберегающим технологиям и ограничению конкуренции во многих европейских странах. И при этом их усилия по торможению распространения новых технологий в течение большей части средневекового периода были достаточно успешными.
Популярность движения луддитов связана с тем, что окрепшая в начале XIX века буржуазия стала активно противодействовать ремесленникам и фактически заставила правительство Англии активно включиться в борьбу за научно-технический прогресс. Многие известные личности того времени были на стороне луддитов. Например, активно поддерживал движение луддитов в парламенте лорд Байрон. Однако британское правительство все-таки направило двенадцатитысячное войско на подавление беспорядков, после чего движение луддитов было разгромлено.
Хотя луддиты стали олицетворением противодействия технологическим изменениям в производственной сфере, но их движение все-таки символизировало конец широкомасштабного сопротивления ремесленных гильдий распространению новых технологий. То есть в историческом аспекте разгром луддитского движения, по сути, свидетельствует о конце длительного исторического периода, когда группы, подобные луддитам, имели возможность реально блокировать развитие технологий и ограничивать конкуренцию. Использование войск для подавления восстания луддитов свидетельствовало о безусловной поддержке правительством процесса технологического развития производства на инновационной основе.
Однако новая позиция правительств стран Европы в начале XIX века не расценивается как неожиданный поворот экономической политики властей. Среди экономических историков существует устойчивое мнение, что гильдии в Европе потеряли способность блокировать новые технологии, прежде всего по причине того, что общество в целом постепенно осознало благотворительность влияния инноваций на человечество и стало оказывать возрастающее давление на власть.
Тем не менее, этот сдвиг на уровне общественного сознания носит, по мнению современных экономических историков, революционный характер. О такой оценке обсуждаемых событий свидетельствуют эпитеты, которыми историки характеризуют новое общественное восприятие инноваций: Большое Просветление (Joel Mokyr) [180, с. 285351], Радикальное Просвещение (Margaret С. Jacob) [192], Буржуазная Переоценка (Deirdre Nansen McCloskey) [169], Инженерная Культура (Jack A. Goldstone) [154]. Можно полностью согласиться с их мнением, что «мертвая хватка» гильдий по отношению к инновациям была ликвидирована благодаря росту грамотности населения европейских стран и осознанию образованной частью общества важности для общего развития «чудес техники». В итоге человеческая история была изменена навсегда.
Однако сопротивление растущим темпам технологического развития продолжает существовать и в настоящее время. И более того, это движение получает идеологическую подпитку со стороны некоторых известных философов и социологов. Здесь можно вспомнить М. Хайдеггера [121], который считал, что, если мы видим в технологиях возможность искусственного производства жизни, мы должны признать, что эти же технологии, может быть даже в большей степени, служат искусственному производству смерти. Другой идеолог современных борцов с технологиями Л. Мамфорд [72] критикует промышленное производство, поскольку считает, что оно основано на постоянной экспансии, а не на стремлении к нужному качеству продукта.
Современные экономические теории берут начало в XIX в., когда возникла необходимость обоснования экономических отношений в условиях непреодолимого изменения технологий производства. В основу представлений о рыночных отношениях, как известно, были положены взгляды А. Смита, изложенные им в книге «Исследование о природе и причинах богатства народов» [105].
При этом более всего современные экономисты акцентируют внимание на тех разделах книги, где А. Смит доказывал, что именно стремление предпринимателя к достижению своих личных интересов является главной движущей силой экономического развития, увеличивая в конечном итоге благосостояние как его самого, так и общества в целом. В то же время почти не обращается внимания на то, что главным условием, при котором это выполняется, является обеспечение требований, чтобы для всех субъектов хозяйственной деятельности реализовать и гарантировать основные экономические свободы: свободу выбора сферы деятельности, свободу конкуренции и свободу торговли. А эти требования уже не подчиняются законам рынка. А. Смит хорошо это понимал и поэтому предложил свой взгляд на роль государства в экономике, согласно которому именно государство должно обеспечивать безопасность жизни человека и его собственности, разрешать споры, гарантировать соблюдение правил. Иными словами, государство должно делать то, что индивидуум либо не в состоянии выполнить в условиях рыночной экономики самостоятельно, либо делает это неэффективно.
Интерес А. Смита к вопросам взаимодействия между личностью-предпринимателем и государством объясняется тем, что будучи специалистом в сфере философии нравственности он и в экономике считал важными проблемы этики и нравственности, для того чтобы понять стимулы поведения предпринимателя на рынке. А отсюда следует и то, что участие современных правительств и региональных администраций в формировании эффективной рыночной системы должно опираться на корпоративные отношения, которые, в свою очередь, в своей основе должны иметь право, этику и мораль. Тем не менее, взгляды экономистов на роль государства в экономическом развитии общества на протяжении XIXXX веков неоднократно менялись.
В условиях либерального реформизма считалось необходимым активное вмешательство государства в экономику как важного фактора прогрессивного развития. Правда, в то время вмешательство государства в экономику понималось не так как сегодня. Не учитывались возможности влияния государства, например, на кредитно-денежную и фискальную политику. Подразумевалась законодательная деятельность, направленная на регулирование продолжительности рабочего дня, условий безопасности труда, уровня минимальной заработной платы, а также на устранение социальных конфликтов. Эти идеи получили развитие в трудах представителей французского солидаризма [47] и немецкого катедер-социализма [15], и имели в виду построение сильного патерналистского государства.
Во второй половине XIX века усилилась критика вмешательства государства в экономику [201]. Авторы этой критики выступали за минимизацию влияния государства на экономику. Влияние государства предлагалось ограничить только производством общественных благ и контролем за монополиями.
Разделение на индивидуальные и общественные блага поставило перед учеными проблему их качественного различия, с одной стороны, и стремления к максимизации общественного благосостояния, с другой [112], что дало импульс для разработки критериев оценки благосостояния в трудах многих экономистов XX века.
Проблема экономической политики государства в современных условиях была сформулирована Д. М. Кейнсом в его работе «Общая теория занятости, процента и денег». Д. М. Кейнс отказывается от некоторых основных постулатов неоклассического учения, в частности от рассмотрения рынка как идеального саморегулирующегося механизма. Рынок, с точки зрения Д. М. Кейнса, не может обеспечить «эффективный спрос», поэтому стимулировать его должно государство посредством кредитно-денежной и бюджетной политики. Эта политика должна поощрять частные инвестиции и рост потребительских расходов таким образом, чтобы способствовать наиболее быстрому росту национального дохода. Кейнсианские рецепты стали идеологической программой смешанной экономики и теории «государства всеобщего благоденствия» (welfare state).