Г. вернулась: игры в секс, любовь, дружба, шуточки, меланхолия все возобновилось. Рассказывает о блядском, блистательном времяпрепровождении в Дублине. Боже мой, она прекрасна! с ней очень сложно, даже если играть на поле ее двойственности. Эгоистичная, колкая, ироничная, пресыщенная мною, пресыщенная Парижем, пресыщенная самой собой.
На следующие девять ночей мы сняли белый номер с высокими потолками в «[Гранд-] Отель де лЮнивер», на улице Григория Турского.
Прошлым вечером «Генрих IV» Пиранделло в компании Поля + друзей, служащих гражданского ведомства. (Национальный народный театр: Жан Вилар.) Несмотря на то что я разбирала не более половины французского текста + меня тошнило, желудок мучительно сводила тревога от предстоящей в 12:00 встречи с Г., я была вновь до глубины души тронута пьесой. Слезливо-сентиментальные размышления Пиранделло об иллюзиях и реальности всегда мне импонировали[18]. Мне понравилась и яркая, агрессивная постановка; простые арлекиновы костюмы (голубой + зеленый, красный + желтый, красный + голубой, зеленый + желтый у четверых придворных; пурпур для императора); но в меньшей степени игра за исключением Вилара, который, к слову, стал бы замечательным Ричардом II. Игра актеров во французском театре это не относится к кинофильмам, где преобладает своего рода международный «реалистический» стиль, весьма цветиста, экстравагантна. Актер начинает с довольно высокой эмоциональной ноты и для того, чтобы показать неистовое чувство, он вынужден превзойти исходную эмоциональность, отчего становится несколько истеричным.
Ни одна маска не есть маска в полной мере. Писатели и психологи давно изучают «лицо как маску». Меньше внимания уделяется «маске как лицу». Иные люди, в этом нет сомнения, носят маску, чтобы скрыть живое, невыносимо мучительное чувство. И все же большинство людей носят маску только для того, чтобы стереть скрытое под ней, стать с собственной маской одним лицом.
Интереснее маски, служащей прикрытием, гримом, маска как проекция, устремление. Маскируя свое поведение, я не защищаю свою личность я ее преодолеваю.
Днем в субботу долгий полупьяный разговор с Аннетт Майклсон, в основном о браке. Я пыталась обрисовать ей невинность Филиппа и привела пример, как он уговаривал меня лишь ненадолго задержаться в Оксфорде + провести остаток года в Париже. «Поезжай в Париж, это же так весело!» Аннетт сразу все поняла + ответила: «Он не знает, что сам режет себе глотку».
Прошлой ночью мне приснился красивый, повзрослевший Дэвид, ему было лет восемь, и я говорила с ним, красноречиво и несдержанно, о собственных эмоциональных тупиках, как некогда говорила со мной мать когда мне было девять, десять, одиннадцать Он мне сочувствовал, и я ощущала огромное умиротворение, объясняясь с ним.
Мне очень редко снится Дэвид, и я нечасто о нем думаю. Он лишь несколько раз проникал в мои грезы. Находясь рядом с ним, я обожаю его безраздельно. Когда я уезжаю и знаю, что о нем заботятся должным образом, его образ быстро тускнеет. Из всех людей, которых я любила, он наименее ментальный объект любви, то есть он самый реальный.
Здание Национального народного театра подобно советскому дворцу культуры и отдыха, каким его себе воображаешь. Необъятное, пошлое, из дорогих материалов, с мраморными стенами и небольшими окнами, огромными лестницами и лифтами, фантастически высокими потолками, латунными перилами и гигантскими настенными росписями. Это крупнейший театр в Париже, говорит Поль. После спектакля + прежде чем отправиться на встречу с Г., мы стояли на огромной площади между крыльями дворца Шайо, взирая на Эйфелеву башню, которая располагается прямо по курсу, ничем не загороженная, черная башня величественных размеров изумительно очерчена на фоне прекрасного ночного неба с его беспокойными белыми облаками и щедрым лунным светом.
Здание Национального народного театра подобно советскому дворцу культуры и отдыха, каким его себе воображаешь. Необъятное, пошлое, из дорогих материалов, с мраморными стенами и небольшими окнами, огромными лестницами и лифтами, фантастически высокими потолками, латунными перилами и гигантскими настенными росписями. Это крупнейший театр в Париже, говорит Поль. После спектакля + прежде чем отправиться на встречу с Г., мы стояли на огромной площади между крыльями дворца Шайо, взирая на Эйфелеву башню, которая располагается прямо по курсу, ничем не загороженная, черная башня величественных размеров изумительно очерчена на фоне прекрасного ночного неба с его беспокойными белыми облаками и щедрым лунным светом.
Г. отчужденная, враждебная, погруженная в себя.
Размышления об аде, вызванные визуально превосходным, музыкально посредственным «Дон Жуаном», на котором я была вчера в Опере. Понятие ада и понятие о том, что у вселенной есть помойка, автоматический мусоропровод. Ад представлялся справедливым католикам и кальвинистам; немилосердным протестантам более позднего времени. Растворяется ли требование справедливости (суда) в стремлении к милосердию?
Подразумевает ли религиозная телеология понятие загробной жизни, включая ад? Нравственная бухгалтерия требует расплаты по счетам. Некоторые предприятия процветают, иные объявляются банкротами и (или) мошенниками, и поэтому за все должно быть предусмотрено наказание или награда, так как жизнь серьезна.
Довольно просто понять, как добродетели справедливости + искусства + угрызения совести сочетаются с серьезным отношением к жизни; сложнее понять серьезность милосердия, так как слишком часто поведение, которое объективно [sic!] милосердно, происходит из безразличия и неспособности к нравственному негодованию.
Вспоминаю разговор с Гербертом Хартом прошлой весной в Кембридже [Массачусетс] (мы стояли перед книжным магазином Шёнхофа на Массачусетс-авеню после его лекции) о Нюрнбергском процессе, который он прервал словами: «Я и сам не слишком гожусь на роль судьи». Это прозвучало нелепо, непристойно!
Полагаю, это очень по-протестантски думать, что религия должна быть серьезной, а иначе это не вполне религия. Но есть еще и веселость хасидства, и аскеза + путаница индуистских ритуалов, которые описывает [Э. М.] Форстер.
В моих глазах серьезность это действительно добродетель, одна из немногих, которую я приемлю экзистенциально и желаю эмоционально. Мне нравится быть веселой и забывчивой, но это имеет значение лишь на фоне императива серьезности.
Чего мне не хватает [СС написала «хочется», затем вычеркнула слово\ как писателю это, во-первых, (1) изобретательности и, во-вторых, (г) непоколебимой воли к осмысленности. Сегодня, как только мы встали, перед вторым завтраком Г. пошла наверх, в свою комнату. Провела вторую половину дня, исследуя Сорбонну + предобеденный сеанс в «Кельте», смотрела «Обезьяньи проделки» [братья Маркс].
Поток (пять!) писем от Филиппа, благочестивых, нежных, сентиментальных он ждет меня сегодня в «Америкэн экспресс».
Ф. получил отставку в Брандейском университете, и я не знаю, что думать, как я должна себя чувствовать. Испытывать ли облегчение оттого, что я не с ним + что не нужно его наставлять, увещевать, утешать Сочувствовать ли мучащей его тревоге Легкое головокружение от того, как моя жизнь, казавшаяся твердью, уходит у меня из-под ног все вынуждает меня принимать решения, действовать, оставить его после возвращения.
Кажется, что с Г. сейчас все стало лучше но ведь нельзя знать наверняка, и я сильно заблуждалась раньше, относительно недель, предшествовавших Дублину.
Вчера обед (в «Шарпантье») + «Британник» [Расина] (в [театре] «Старой голубятни») в компании Аннетт Майклсон, которая была более натянутой + искусственной, чем обычно. Г. ей совсем не нравится, и поэтому она не нравится мне. Расин кажется мне более чужим, чем пьесы театра Кабуки, все эмоции вынесены наружу, математически выверены. Пьеса состоит из серии конфликтов между двумя или, самое большее, тремя персонажами (без шекспировского мусора!); интеллектуальная среда не диалог и не монолог, а что-то среднее и наиболее мне неприятное, а именно тирада. Нет действия, одни только позы.
Маргерит Жамуа, исполнявшая роль Агриппины, смотрелась очень величественно + сценично своего рода идеальная Эдит Ситуэлл.
Вчера вечером Г. вернулась домой мучительно поздно. Она должна была прийти прямо в комнату, но ее не было до 2:15 Я стояла у окна + смотрела вниз на узкую улочку, на попрошайку, двух кошек, на мерившего улицу шагами мужчину + наконец, стояла в дверях, рядом с кафе-молочной, ожидая кого-то вслушиваясь в шаги, которые целых полтора часа были не ее шагами.
Г. только что ушла на работу, а я вернулась в гостиницу, чтобы переодеться перед встречей с Ирвингом Яффом в [кафе] «Морской волк» в 7:30. Г. прекрасна, расслаблена, нежна. Я трясусь от страсти и вожделения и счастлива боже ж мой, я счастлива'. Должно быть, с таким израненным сердцем + невостребованным телом не нужно слишком много, чтобы сделать меня счастливой. Но это не все, и я несправедлива по отношению к себе самой и к ней, говоря это. Это она, это она, это она.
В пятницу вечером посредственный «Кавалер роз»: я, одна, мчусь на гребне эротической фантазии, на приливной волне знакомой великолепной музыки После спектакля встретилась с Г. в [кафе] «Флора» и выпила с полдюжины порций виски в «Клубе Сен-Жермен» и «Табу». Не окосела, но выпила как раз достаточно, чтобы свыкнуться с посредственным джазом в «Сен-Жермене» и радоваться изумительному сексу в рассветный час в кровати.
Я решила напиться ближе к вечеру, получив известие из Америки. Выпила в баре на Елисейских полях, прежде чем мы пошли смотреть «Алиби» с [Эрихом] фон Штрогеймом, [Луи] Жуве + Роджером Блином. Потом пошла под дождем в Оперу, пропустив обед.
В субботу, вчера, мы спали допоздна, поели у грека по соседству, некоторое время ждали Рикардо в «Морском волке», взяли радио + туфли. Г. заказала пару штанов; затем отправилась на коктейль в «[Геральд] трибьюн» + я же провела два незапланированных часа с Ханом (не люблю его) и Моникой (я совсем ее не понимаю). Встретилась с Г. в ее комнате в девять. Прекрасный обед в «Боз-ар». Час, чтобы собрать людей Паола + Бруно, Хан + Моника + потом поехали на позднюю, более «серьезную» вечеринку «Трибюн». Бруно был нелеп и чуть все не испортил. Коренастая, чересчур разодетая блондинка Хиллари вроде бы подруга Г., вовсю ко мне клеилась, что мне очень понравилось. Меня не влекло к ней, но было приятно, скажем так, оказаться дома чтобы тобой интересовались женщины, а не мужчины Когда мы уходили, Хан стащил стул Ох, а с Моникой у меня вышла длинная, задушевная беседа о сексе, любви, женщинах, мужчинах, о ее муже, о моей любовнице